Разговор ...
"...Шестнадцатого марта сорок девятого года сидели они дома с Ниной и композитором Левитиным. Зазвонил телефон; он снял трубку, послушал, нахмурился и объявил жене и гостю:
- Сталин будет говорить.
Нина ринулась в другую комнату к параллельному аппарату.
- Дмитрий Дмитриевич, - раздался голос Власти, - как ваше здоровье?
- Спасибо, Иосиф Виссарионович, все хорошо. Только живот побаливает.
- Это не дело. Вас осмотрит доктор.
- Да нет, спасибо. Мне ничего не нужно. У меня все есть.
- Что ж, хорошо.
Наступила пауза. Потом тот же голос с сильным грузинским акцентом, что ни день звучавший из миллионов громкоговорителей и радиоточек, осведомился, известно ли ему, что в Нью-Йорке намечается Всемирный конгресс деятелей науки и культуры в защиту мира. Он ответил: да, известно.
- И что вы по этому поводу думаете?
- Я думаю, Иосиф Виссарионович, что мир всегда лучше войны.
- Хорошо. Значит, вы с радостью войдете в состав нашей делегации.
- Нет, к сожалению, я не смогу.
- Вы не сможете?
- Мне уже задавал этот вопрос товарищ Молотов. Я сказал ему, что неважно себя чувствую и полететь не смогу.
- В таком случае, повторяю, мы пришлем к вам доктора.
- Дело не в этом. Меня сильно укачивает. Я не выношу перелеты.
- Это не проблема. Доктор пропишет вам таблетки.
- Спасибо за вашу заботу.
- Значит, вы согласны?
Он умолк. Какая-то часть сознания подсказывала, что один неверный слог может привести его в лагеря, а другая часть, как ни удивительно, страха не чувствовала.
- Нет, я действительно не смогу, Иосиф Виссарионович. По другой причине.
- Да?
- У меня фрака нет. Без фрака невозможно выступать перед публикой. Сожалею, но в данный момент я не располагаю средствами.
- Фрак - это не в моей прямой компетенции, Дмитрий Дмитриевич, но я уверен, что в ателье Управления делами ЦК партии концертный костюм вам обеспечат, не переживайте.
- Но, к сожалению, есть и другая причина.
- Что же является истинной причиной вашего отказа от поездки?
- Видите ли, дело в том, что положение у меня весьма непростое. Там, в Америке, мои сочинения звучат постоянно, а у нас - нет. Мне будет трудно отвечать на провокационные вопросы американских корреспондентов. Как я поеду, когда моя музыка у нас не исполняется?
- Что вы имеете в виду, Дмитрий Дмитриевич? Почему ваши произведения не исполняются?
- Они запрещены. Наряду с произведениями некоторых других членов Союза композиторов.
- Запрещены? Кто запретил?
- Главрепертком. Еще в прошлом году, четырнадцатого февраля. Существует целый перечень сочинений, запрещенных к исполнению. Из-за этого концертные организации, как вы понимаете, Иосиф Виссарионович, отказываются включать в программы и остальные мои произведения. А музыканты боятся их играть. Так что меня, можно сказать, внесли в черный список. И ряд моих коллег тоже.
- От кого конкретно исходило такое указание?
- По всей видимости, от правительства.
- Нет, - отозвался голос Власти. - Мы таких указаний не давали.
Власть погрузилась в раздумья; он не мешал.
- Нет. Это ошибка. Мы призовем к порядку товарищей цензоров. Ни одно из ваших сочинений не запрещено. Их можно исполнять беспрепятственно. Как всегда.
Чуть ли не в тот же день ему, как и другим композиторам, прислали копию первоначального постановления. К ней был прикреплен документ, в котором данное постановление отменялось как ошибочное, а Главреперткому объявлялся выговор. На документе стояла подпись: «Председатель Совета министров СССР И. Сталин».
А посему пришлось лететь в Нью-Йорк."
Из книги Джулиана Барнса "Шум времени"