К Вознесенью ходил? Сабанеева знаешь?
Несмотря на обилие философских проблем, триллерских и трагических эпизодов и психологических поединков, моим самым обожаемым отрывком в "Братьях Карамазовых" является, пожалуй, вот этот, где умный и самодовольный школьник Коля Красоткин развлекается, поддевая сельское население Скотопригоньевска трепотнёй ни о чём. (Это, впрочем, тоже в некотором роде психологические поединки). Диалоги в народном стиле и вообще очень люблю у классиков, в частности, балдею от Островского, ну и, соответственно, никогда не пропускаю в книгах Ф.М.
-------------------- (часть 4, книга 10 - "Мальчики", глава 3 - "Школьник") --------------------
Коля указал на рослого мужика в тулупе, с добродушною физиономией,
который у своего воза похлопывал от холода ладонями в рукавицах. Длинная
русая борода его вся заиндевела от мороза.
- У мужика борода замерзла! - громко и задирчиво крикнул Коля, проходя
мимо него.
- У многих замерзла, - спокойно и сентенциозно промолвил в ответ мужик.
- Не задирай его, - заметил Смуров.
- Ничего, не осердится, он хороший. Прощай, Матвей.
- Прощай.
- А ты разве Матвей?
- Матвей. А ты не знал?
- Не знал; я наугад сказал.
- Ишь ведь. В школьниках небось?
- В школьниках.
- Что ж тебя, порют?
- Не то чтобы, а так.
- Больно?
- Не без того.
- Эх жисть! - вздохнул мужик от всего сердца.
- Прощай, Матвей.
- Прощай. Парнишка ты милый, вот что.
Мальчики пошли дальше.
- Это хороший мужик, - заговорил Коля Смурову. - Я люблю поговорить с
народом и всегда рад отдать ему справедливость.
- Зачем ты ему соврал, что у нас секут? - спросил Смуров.
- Надо же было его утешить!
- Чем это?
- Видишь, Смуров, не люблю я, когда переспрашивают, если не понимают с
первого слова. Иного и растолковать нельзя. По идее мужика школьника порют и
должны пороть: что дескать за школьник, если его не порют? И вдруг я скажу
ему, что у нас не порют, ведь он этим огорчится. А впрочем, ты этого не
понимаешь. С народом надо умеючи говорить.
- Только не задирай пожалуста, а то опять выйдет история, как тогда с
этим гусем.
- А ты боишься?
- Не смейся, Коля, ей богу боюсь. Отец ужасно рассердится. Мне строго
запрещено ходить с тобой.
- Не беспокойся, нынешний раз ничего не произойдет. Здравствуй, Наташа,
- крикнул он одной из торговок под навесом.
- Какая я тебе Наташа, я Марья, - крикливо ответила торговка, далеко
еще не старая женщина.
- Это хорошо, что Марья, прощай.
- Ах ты постреленок, от земли не видать, а туда же!
- Некогда, некогда мне с тобой, в будущее воскресенье расскажешь, -
замахал руками Коля, точно она к нему приставала, а не он к ней.
- А что мне тебе рассказывать в воскресенье? Сам привязался, а не я к
тебе, озорник, - раскричалась Марья, - выпороть тебя, вот что, обидчик ты
известный, вот что!
Между другими торговками, торговавшими на своих лотках рядом с Марьей,
раздался смех, как вдруг из-под аркады городских лавок выскочил ни с того,
ни с сего, один раздраженный человек в роде купеческого приказчика, и не наш
торговец, а из приезжих, в длиннополом синем кафтане, в фуражке с козырьком,
еще молодой, в темнорусых кудрях и с длинным, бледным, рябоватым лицом. Он
был в каком-то глупом волнении и тотчас принялся грозить Коле кулаком.
- Я тебя знаю, - восклицал он раздраженно, - я тебя знаю!
Коля пристально поглядел на него. Он что-то не мог припомнить, когда он
с этим человеком мог иметь какую-нибудь схватку. Но мало ли у него было
схваток на улицах, всех и припомнить было нельзя.
- Знаешь? - иронически спросил он его.
- Я тебя знаю! Я тебя знаю! - наладил как дурак мещанин.
- Тебе же лучше. Ну некогда мне, прощай!
- Чего озорничаешь? - закричал мещанин. - Ты опять озорничать? Я тебя
знаю! Ты опять озорничать?
- Это, брат, не твое теперь дело, что я озорничаю, - произнес Коля,
остановясь и продолжая его разглядывать.
- Как не мое?
- Так, не твое.
- А чье же? Чье же? Ну, чье же?
- Это, брат, теперь Трифона Никитича дело, а не твое.
- Какого такого Трифона Никитича? - с дурацким удивлением, хотя все так
же горячась, уставился на Колю парень. Коля важно обмерил его взглядом.
- К Вознесенью ходил? - строго и настойчиво вдруг спросил он его.
- К какому Вознесенью? Зачем? Нет, не ходил, - опешил немного парень.
- Сабанеева знаешь? - еще настойчивее и еще строже продолжал Коля.
- Какого те Сабанеева? Нет, не знаю.
- Ну, и чорт с тобой после этого! - отрезал вдруг Коля и, круто
повернув направо, быстро зашагал дорогой, как будто и говорить презирая с
таким олухом, который Сабанеева даже не знает.
- Стой ты, эй! Какого те Сабанеева? - опомнился парень, весь опять
заволновавшись. - Это он чего такого говорил? - повернулся он вдруг к
торговкам, глупо смотря на них,
Бабы рассмеялись.
- Мудреный мальчишка, - проговорила одна.
- Какого, какого это он Сабанеева? - все неистово повторял парень,
махая правою рукой.
- А это надоть быть Сабанеева, который у Кузьмичевых служил, вот как
надоть быть, - догадалась вдруг одна баба. Парень дико на нее уставился.
- Кузь-ми-чева? - переговорила другая баба, - да какой он Трифон? Тот
Кузьма, а не Трифон, а парнишка Трифоном Никитычем называл, стало не он.
- Это, вишь, не Трифон и не Сабанеев, это Чижов, - подхватила вдруг
третья баба, доселе молчавшая и серьезно слушавшая, - Алексей Иванычем звать
его. Чижов, Алексей Иванович.
- Это так и есть, что Чижов, - настойчиво подтвердила четвертая баба.
Ошеломленный парень глядел то на ту, то на другую.
- Да зачем он спрашивал, спрашивал-то он зачем, люди добрые! -
восклицал он уже почти в отчаянии: - "Сабанеева знаешь?" А чорт его знает,
каков он есть таков Сабанеев?
- Бестолковый ты человек, говорят те не Сабанеев, а Чижов, Алексей
Иванович Чижов, вот кто! - внушительно крикнула ему одна торговка.
- Какой Чижов? ну, какой? Говори, коли знаешь.
- А длинный, возгривый, летось на базаре сидел.
- А на кой ляд мне твово Чижова, люди добрые, а?
- А я почем знаю, на кой те ляд Чижова.
- А кто тебя знает, на что он тебе, - подхватила другая, - сам должен
знать, на что его тебе надо, коли галдишь. Ведь он тебе говорил, а не нам,
глупый ты человек. Аль вправду не знаешь?
- Кого?
- Чижова.
- А чорт его дери Чижова, с тобой вместе! Отколочу его, вот что!
Смеялся он надо мной!
- Чижова-то отколотишь? Либо он тебя! дурак ты, вот что!
- Не Чижова, не Чижова, баба ты злая, вредная, мальчишку отколочу, вот
что! Давайте его, давайте его сюда, смеялся он надо мной!
Бабы хохотали. А Коля шагал уже далеко с победоносным выражением в
лице. Смуров шел подле, оглядываясь на кричащую вдали группу. Ему тоже было
очень весело, хотя он все еще опасался как бы не попасть с Колей в историю.
- Про какого ты его спросил Сабанеева ? - спросил он Колю, предчувствуя
ответ.
- А почем я знаю, про какого? Теперь у них до вечера крику будет. Я
люблю расшевелить дураков во всех слоях общества. Вот и еще стоит олух, вот
этот мужик. Заметь себе, говорят: "Ничего нет глупее глупого француза", но и
русская физиономия выдает себя. Ну не написано ль у этого на лице, что он
дурак, вот у этого мужика, а?
- Оставь его, Коля, пройдем мимо.
- Ни за что не оставлю, я теперь поехал. Эй, здравствуй, мужик!
Дюжий мужик, медленно проходивший мимо и уже должно быть выпивший, с
круглым простоватым лицом и с бородой с проседью, поднял голову и посмотрел
на парнишку.
- Ну, здравствуй, коли не шутишь, - неторопливо проговорил он в ответ.
- А коль шучу? - засмеялся Коля.
- А шутишь, так и шути, бог с тобой. Ничего, это можно. Это всегда
возможно, чтоб пошутить.
- Виноват, брат, пошутил.
- Ну и бог те прости.
- Ты-то прощаешь ли?
- Оченно прощаю. Ступай.
- Вишь ведь ты, да ты, пожалуй, мужик умный.
- Умней тебя, - неожиданно и попрежнему важно ответил мужик.
- Вряд ли, - опешил несколько Коля.
- Верно говорю.
- А пожалуй, что и так.
- То-то, брат.
- Прощай, мужик.
- Прощай.
- Мужики бывают разные, - заметил Коля Смурову после некоторого
молчания. - Почем же я знал, что нарвусь на умника. Я всегда готов признать
ум в народе.
----------------------------------------
-------------------- (часть 4, книга 10 - "Мальчики", глава 3 - "Школьник") --------------------
Коля указал на рослого мужика в тулупе, с добродушною физиономией,
который у своего воза похлопывал от холода ладонями в рукавицах. Длинная
русая борода его вся заиндевела от мороза.
- У мужика борода замерзла! - громко и задирчиво крикнул Коля, проходя
мимо него.
- У многих замерзла, - спокойно и сентенциозно промолвил в ответ мужик.
- Не задирай его, - заметил Смуров.
- Ничего, не осердится, он хороший. Прощай, Матвей.
- Прощай.
- А ты разве Матвей?
- Матвей. А ты не знал?
- Не знал; я наугад сказал.
- Ишь ведь. В школьниках небось?
- В школьниках.
- Что ж тебя, порют?
- Не то чтобы, а так.
- Больно?
- Не без того.
- Эх жисть! - вздохнул мужик от всего сердца.
- Прощай, Матвей.
- Прощай. Парнишка ты милый, вот что.
Мальчики пошли дальше.
- Это хороший мужик, - заговорил Коля Смурову. - Я люблю поговорить с
народом и всегда рад отдать ему справедливость.
- Зачем ты ему соврал, что у нас секут? - спросил Смуров.
- Надо же было его утешить!
- Чем это?
- Видишь, Смуров, не люблю я, когда переспрашивают, если не понимают с
первого слова. Иного и растолковать нельзя. По идее мужика школьника порют и
должны пороть: что дескать за школьник, если его не порют? И вдруг я скажу
ему, что у нас не порют, ведь он этим огорчится. А впрочем, ты этого не
понимаешь. С народом надо умеючи говорить.
- Только не задирай пожалуста, а то опять выйдет история, как тогда с
этим гусем.
- А ты боишься?
- Не смейся, Коля, ей богу боюсь. Отец ужасно рассердится. Мне строго
запрещено ходить с тобой.
- Не беспокойся, нынешний раз ничего не произойдет. Здравствуй, Наташа,
- крикнул он одной из торговок под навесом.
- Какая я тебе Наташа, я Марья, - крикливо ответила торговка, далеко
еще не старая женщина.
- Это хорошо, что Марья, прощай.
- Ах ты постреленок, от земли не видать, а туда же!
- Некогда, некогда мне с тобой, в будущее воскресенье расскажешь, -
замахал руками Коля, точно она к нему приставала, а не он к ней.
- А что мне тебе рассказывать в воскресенье? Сам привязался, а не я к
тебе, озорник, - раскричалась Марья, - выпороть тебя, вот что, обидчик ты
известный, вот что!
Между другими торговками, торговавшими на своих лотках рядом с Марьей,
раздался смех, как вдруг из-под аркады городских лавок выскочил ни с того,
ни с сего, один раздраженный человек в роде купеческого приказчика, и не наш
торговец, а из приезжих, в длиннополом синем кафтане, в фуражке с козырьком,
еще молодой, в темнорусых кудрях и с длинным, бледным, рябоватым лицом. Он
был в каком-то глупом волнении и тотчас принялся грозить Коле кулаком.
- Я тебя знаю, - восклицал он раздраженно, - я тебя знаю!
Коля пристально поглядел на него. Он что-то не мог припомнить, когда он
с этим человеком мог иметь какую-нибудь схватку. Но мало ли у него было
схваток на улицах, всех и припомнить было нельзя.
- Знаешь? - иронически спросил он его.
- Я тебя знаю! Я тебя знаю! - наладил как дурак мещанин.
- Тебе же лучше. Ну некогда мне, прощай!
- Чего озорничаешь? - закричал мещанин. - Ты опять озорничать? Я тебя
знаю! Ты опять озорничать?
- Это, брат, не твое теперь дело, что я озорничаю, - произнес Коля,
остановясь и продолжая его разглядывать.
- Как не мое?
- Так, не твое.
- А чье же? Чье же? Ну, чье же?
- Это, брат, теперь Трифона Никитича дело, а не твое.
- Какого такого Трифона Никитича? - с дурацким удивлением, хотя все так
же горячась, уставился на Колю парень. Коля важно обмерил его взглядом.
- К Вознесенью ходил? - строго и настойчиво вдруг спросил он его.
- К какому Вознесенью? Зачем? Нет, не ходил, - опешил немного парень.
- Сабанеева знаешь? - еще настойчивее и еще строже продолжал Коля.
- Какого те Сабанеева? Нет, не знаю.
- Ну, и чорт с тобой после этого! - отрезал вдруг Коля и, круто
повернув направо, быстро зашагал дорогой, как будто и говорить презирая с
таким олухом, который Сабанеева даже не знает.
- Стой ты, эй! Какого те Сабанеева? - опомнился парень, весь опять
заволновавшись. - Это он чего такого говорил? - повернулся он вдруг к
торговкам, глупо смотря на них,
Бабы рассмеялись.
- Мудреный мальчишка, - проговорила одна.
- Какого, какого это он Сабанеева? - все неистово повторял парень,
махая правою рукой.
- А это надоть быть Сабанеева, который у Кузьмичевых служил, вот как
надоть быть, - догадалась вдруг одна баба. Парень дико на нее уставился.
- Кузь-ми-чева? - переговорила другая баба, - да какой он Трифон? Тот
Кузьма, а не Трифон, а парнишка Трифоном Никитычем называл, стало не он.
- Это, вишь, не Трифон и не Сабанеев, это Чижов, - подхватила вдруг
третья баба, доселе молчавшая и серьезно слушавшая, - Алексей Иванычем звать
его. Чижов, Алексей Иванович.
- Это так и есть, что Чижов, - настойчиво подтвердила четвертая баба.
Ошеломленный парень глядел то на ту, то на другую.
- Да зачем он спрашивал, спрашивал-то он зачем, люди добрые! -
восклицал он уже почти в отчаянии: - "Сабанеева знаешь?" А чорт его знает,
каков он есть таков Сабанеев?
- Бестолковый ты человек, говорят те не Сабанеев, а Чижов, Алексей
Иванович Чижов, вот кто! - внушительно крикнула ему одна торговка.
- Какой Чижов? ну, какой? Говори, коли знаешь.
- А длинный, возгривый, летось на базаре сидел.
- А на кой ляд мне твово Чижова, люди добрые, а?
- А я почем знаю, на кой те ляд Чижова.
- А кто тебя знает, на что он тебе, - подхватила другая, - сам должен
знать, на что его тебе надо, коли галдишь. Ведь он тебе говорил, а не нам,
глупый ты человек. Аль вправду не знаешь?
- Кого?
- Чижова.
- А чорт его дери Чижова, с тобой вместе! Отколочу его, вот что!
Смеялся он надо мной!
- Чижова-то отколотишь? Либо он тебя! дурак ты, вот что!
- Не Чижова, не Чижова, баба ты злая, вредная, мальчишку отколочу, вот
что! Давайте его, давайте его сюда, смеялся он надо мной!
Бабы хохотали. А Коля шагал уже далеко с победоносным выражением в
лице. Смуров шел подле, оглядываясь на кричащую вдали группу. Ему тоже было
очень весело, хотя он все еще опасался как бы не попасть с Колей в историю.
- Про какого ты его спросил Сабанеева ? - спросил он Колю, предчувствуя
ответ.
- А почем я знаю, про какого? Теперь у них до вечера крику будет. Я
люблю расшевелить дураков во всех слоях общества. Вот и еще стоит олух, вот
этот мужик. Заметь себе, говорят: "Ничего нет глупее глупого француза", но и
русская физиономия выдает себя. Ну не написано ль у этого на лице, что он
дурак, вот у этого мужика, а?
- Оставь его, Коля, пройдем мимо.
- Ни за что не оставлю, я теперь поехал. Эй, здравствуй, мужик!
Дюжий мужик, медленно проходивший мимо и уже должно быть выпивший, с
круглым простоватым лицом и с бородой с проседью, поднял голову и посмотрел
на парнишку.
- Ну, здравствуй, коли не шутишь, - неторопливо проговорил он в ответ.
- А коль шучу? - засмеялся Коля.
- А шутишь, так и шути, бог с тобой. Ничего, это можно. Это всегда
возможно, чтоб пошутить.
- Виноват, брат, пошутил.
- Ну и бог те прости.
- Ты-то прощаешь ли?
- Оченно прощаю. Ступай.
- Вишь ведь ты, да ты, пожалуй, мужик умный.
- Умней тебя, - неожиданно и попрежнему важно ответил мужик.
- Вряд ли, - опешил несколько Коля.
- Верно говорю.
- А пожалуй, что и так.
- То-то, брат.
- Прощай, мужик.
- Прощай.
- Мужики бывают разные, - заметил Коля Смурову после некоторого
молчания. - Почем же я знал, что нарвусь на умника. Я всегда готов признать
ум в народе.
----------------------------------------