КОЛЬЦО САЛАДИНА, Ч.4 ПОСЛЕДНЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ, 43
Ильича? Нашего Ильича? На скорой?! На миг я даже перестала чувствовать кошмарный запах из коридора. Но только на миг. Через секунду он снова хлынул прямо мне в мозг, меня замутило, я зажмурилась.
…Где-то далеко-далеко было это. Море, горячая галька, кружение белых чаек, моя безмятежность. Крепкая мужская рука, за которую можно было держаться, ничего не боясь. Где-то далеко было счастье. А здесь и сейчас меня остро ужалил запах тревоги.
- Я больше не могу, - сказала я, теряя самообладание. - Всё, я пошла или сейчас умру…
- Подожди, я с тобой! - метнулась было за мной Татка, но тут же остановилась. - Ой, мне же документы надо срочно... хотя… Ильича-то нет... и кому теперь… ой, - она зажала рот рукой, - мне же надо ждать звонка из больницы!..
Впервые я увидела растерянность в глазах подруги. Растерянность у моей Татки - это было невероятно.
И вот тут мне стало страшно.
Я бросилась к дверям. Не разбирая дороги, почти не дыша в коридоре, я летела по лестнице вниз, потом вон из здания, потом, едва живая, по улице дальше, и дальше, и дальше от этого запаха - я знала одно место, где можно немного очухаться - и рвалась туда. Скверик возле Большого театра. Там простая жизнь - фонтан, детвора, бабушки на лавочках - все обыкновенно. И было страстной необходимостью уцепиться за эту обыкновенность. Потому что сейчас небо мне казалось чёрным, несмотря на ясный день.
Я добежала до Театральной площади, и тут перешла на спокойный шаг, старательно дыша и унимая дыхание.
Здесь и правда был благословенный островок среди каменных дебрей. Мирно журчал фонтан. Маленькие деревца и кустики окутывала свежая, молодая листва. Весна победно разворачивала над землей свои зелёные солнечные крылья. Всё было хорошо.
Я походила туда-сюда по дорожкам вокруг фонтана, вдыхая свежесть водяной пыли. Все нормально в мире, надо просто успокоиться. Странность наворачивается на странность - и надо всё спокойно обдумать. Ювелир Густав Иванович в больнице, Ильич в больнице. И что? Это же просто совпадение. Они оба - пожилые люди. Но они не просто случайные люди, они оба для меня важны. Они оба перекрещиваются на теме моего доклада. Ильич дал добро моей теме. Он вообще ко мне благосклонен, ему любопытны мои поиски. Он любит давать дорогу молодым. Например, Олегу он создал все условия для научного поиска… Нет, не то, не туда я думаю… Надо главное…
Я намочила руку под струёй фонтана, приложила ко лбу. Значит, главное: Густав Иванович - носитель важной информации по кольцу. Чтобы получить эту информацию, мы ждали встречи с ним. И… не дождались. Это раз. Теперь Ильич. От него мне помощь и поддержка. И именно сейчас мне эта помощь необходима, чтобы справиться с закулисными интригами. И этой помощи я теперь тоже не дождусь. Это два. Двадцатого выступление. Может, Ильич выйдет, выпишут его? Хотя… старики лечатся долго…
Короче, общее в этих двух случаях - необходимость для меня. Два человека необходимы каждый по-своему. И оба… и они оба старики... А стариков легко вывести из строя…изолировать. Больница - лучшее место для изоляции. Это вот что я сейчас подумала? Что кто-то вывел их из строя? Изоляция фигурантов дела… Изоляция свидетелей... Господи, что я несу... Начиталась детективов…
Нет, надо всё-таки успокоиться и чего-нибудь съесть. Здесь, на свежем воздухе, без удушающего запаха, я почувствовала пустоту в желудке, тем более что с утра пила только воду и сжевала кусок хлеба с солью. Господи, во всей Москве невозможно найти банку томатного сока! Ладно, пускай мороженое…
Возле метро я выстояла очередь за мороженым, купила пломбир и газировку в картонном стаканчике. Вернулась в сквер, села на скамейку.
Чарующий сливочный запах отозвался знакомым блаженством, газировка успокаивающе шипела и щекотала нёбо. Как всегда, одновременно с мороженым, лимонад терял собственную сладость, становился солоноватым, это сочетание вкусов было приятным, возвращало в детство. Мороженого тогда, в детстве, обидно мало доставалось, а хотелось, чтобы брикет был величиной со стол… И вот рядом громада Большого театра, светит солнце, я в соломенной шляпке с синей лентой и ромашками, рядом мой любимый папа в своей красивой военной форме, и седенький мороженщик с хитрой улыбкой говорит: сегодня с утра по Москве было распоряжение приготовить мороженое для девочки Нины... И я беру в маленькой бумажной салфетке обольстительную шайбочку с именем «Нина» на круглых вафельках…
Господи, да это уже какой-то дурдом!.. Не о том же надо думать! Надо искать связи!
Итак. Ювелир нам мог сообщить важное по кольцу - и он упечён в больницу. Есть ли в моём докладе про кольцо? Вообще-то моя история о Белке - о том, кто она, как мы её искали и как нашли... А кольцо? Про кольцо в самом начале - такой пролог, экскурс в прошлое, я начала с древних времён, чтобы показать, как древность связана с современностью. Я красиво начала, без всяких дурацких канцелярских вступлений о вкладе в дело развития отечественной науки. У меня начиналось, как в художественном рассказе: как летом 1990 года во время распашки земли под садовое товарищество ковш экскаватора вынул с пластом земли обыкновенный клад. Я ещё сомневалась в этом своём стиле, но Олежеку понравилось, он сказал, что можно оставить, это же не диссертация.
В общем, о кольце там - но немного, совсем немного, в ряду других сокровищ. Оно мне нужно было, чтобы от него сделать переход к другому кольцу - кольцу «Мёртвая голова», которое было полностью созвучно с военным временем. А кольцо Саладина было просто мостиком… Но конечно же, конечно в глубине души я лелеяла новый доклад, который был бы полностью посвящён ему - и это была бы уже настоящая научная работа, основанная на фактах. Белку я даже в лицо не видела, а кольцо практически держала в руках, и множество людей сопровождали факт его существования и могут это подтвердить. Кстати, надо будет в Историческом запросить копии сопроводительных документов... Но это потом, а сейчас, в этом докладе, кольцо я просто упоминала. Может, зря? Но я так красиво закончила свой доклад - о том, как драгоценности имеют свойство машины времени. Они умеют рассказывать не только о своих владельцах, но и распахивают время. Чтобы мы, люди, понимали, как устроен мир.
И я так и видела этот момент: как я, стоя на кафедре, заканчиваю доклад этой простой, но глубокой фразой, как поднимаю глаза от листка и вижу устремлённый на меня взгляд примолкнувшего зала. А потом стою и слушаю долгие аплодисменты…
Или плюнуть на всё это? Вообще на всё? Уйти на больничный, жить спокойно, думать о красных туфельках…
Я выбросила обёртку и стаканчик в урну, посмотрела на часы. Надо возвращаться. Татке, наверное, уже позвонили, и она знает, в какой больнице Ильич. Надо ехать к нему. И навестить, и вообще. Надо выяснить, что там случилось, на этом совещании. И что мне теперь делать. И как мне теперь жить…
Запах я почувствовала, как мне показалось, ещё на улице. И даже не запах это был, а предчувствие беды. И на какую-то минутку мне захотелось очутиться дома. Вот сейчас, пока ещё весна не превратилась в лето - бросить всё, уехать. Бродить по берегу реки вечером, провожая солнце. Петь под гитару с ребятами. И тихо радоваться свой Тайне… Мой караван шагал через пустыню… мой караван шагал… Убраться от всего этого подальше, стряхнуть, страх, подозрения. Но нельзя, нельзя… так не делают, не уходят с поля боя…
И я перестала дышать и решительно открыла дверь.
Татка кинулась мне навстречу.
- Отзвонились из больницы. Вроде очухивается наш Ильич. Но будет лежать. А ты? Ты живая? Ничего?
- Живая. Ничего.
- А Кепка?
- Вот за Кепку надо думать.
Я опустилась на стул, а сердце дрогнуло - это князь так говорил, это его выражение, из-за которого мы с ним ругались, я его поправляла: Не «за», а «про» или «о». А потом махнула рукой, мне вдруг это стало нравиться, и я сама начала так говорить. А потом и Татка вслед за нами…
- Да за всё надо думать! - воскликнула Татка, и я, наступив на своё сердце, отбросила воспоминания и сказала твёрдо:
- Я уже подумала. Там, на лавочке. У меня такое впечатление, что это могут быть звенья одной цепи.
- И Кепка там, в одной цепи?
- Всё может быть. Сейчас самое главное - отделить домыслы от реальности. Потому что иначе мы запутаемся.
- Ясен пень - запутаемся! Диктуй! Я готова.
Татка схватила чистый лист и карандаш.
- Давай с Кепки, - быстро сказала она. - Пишу: «Кепка». Вспоминай эпизоды.
Я кусала губы, вспоминая. Запах не так мучительно чувствовался, если думать и анализировать - это я заметила сразу. Значит, надо всё время заниматься мыслительной работой. Ну, просто иначе я не смогу. Я просто не смогу с этим запахом…
А чего я не смогу? Что вот сейчас промелькнуло молнией и ударило болью? Девять месяцев в этом запахе. Хотя нет, уже семь. Хотя нет, ещё меньше, там же в конце будет декретный отпуск. А когда его дают? За сколько месяцев? Я ничего не знаю… Ну, в общем, будем считать - шесть месяцев в этом ужасе. Полгода. Полгода! Я не выдержу. Как можно это выдержать! Ну, положим, запах выветрится, сейчас весна, несколько дней помучиться - и всё. А летом будет отпуск. Хотя какой отпуск, я же года не отработала… Взять за свой счёт? На сессии не отпустят, я буду тут нужна позарез во время экзаменов. Значит, надо где-то до первого июня. Значит… значит, сразу после доклада. Напишу на три дня, к выходным, получится целая неделя… Лес, река, друзья, мой караван шагал через пустыню…
- Давай в обратном порядке, так проще, - предложила Татка, расчёркивая колонки. - Последний эпизод сегодня. Итак, сегодня, 13 мая, в здании института. Дальше - в магазине. Я пишу?
- Да.
Получилось у нас четыре эпизода, а не три, как мы думали. Самый первый - и самый смутный - был 1 мая, на митинге. Татка не поверила, переспрашивала, думала, что я путаю, что в толчее мне померещилось. Но я отлично помнила, как какой-то дядька в кепке приложился к козырьку, глядя на меня.
- Ну, ладно, пусть. Получается, за две недели четыре раза. Довольно много - два раза в неделю? Это считай, он то и дело мельтешит, сволочь такая.
Я молчала. Сейчас, когда первый шок улёгся, я испытывала только злую отвагу. И правда, сволочь такая. Припёрся даже в институт. Не побоялся. Ну уж нет, уж института своего я ему не отдам. А может, это он и папку нашу унёс? А потом пустую подкинул.
- Он и папку унёс, - угадала мои мысли Татка.
- А, может, он у нас вообще работает, - усмехнулась я.
- А может, он с Мирославой в сговоре! - воскликнула Татка.
И меня в который раз за сегодня холодом обдал страх. А вдруг? И тогда что? Нет, не может быть. Но ведь кто-то фотографировал меня, пока я сидела в «Интуристе». Кто-то… Кто? Кто же, кто же…
Мысли разъезжались, надо было составлять вторую таблицу.
- А ты не помнишь, сколько раз Кепку видел князь?
И опять при слове «князь» у меня дрогнуло сердце...
КНЯЗЬ.
Мне сначала показалось, что я станцевал так классно от отчаяния. Когда Вероника расцеловывала меня после поклонов, и в глазах её я видел любовь и восхищение. Когда к нам начали подбегать с поздравлениями и объятиями. Когда я снимал со своей шеи в очередной раз дразнящую и горячую женскую руку. В эти моменты я вспоминал, как уходил в последний раз. Как она догнала меня в коридоре, и глаза её были холодными и непримиримыми. «Ты забыл свои вещи». Ну, не могла она так думать, не могла! Никогда бы ей в другое время не пришло в голову, что я пришёл к ней с какими-то своими вещами. Она же нарочно, нарочно! Хотела уязвить меня. Выстроить стену между нами. «Ты забыл свои вещи». Хуже, чем пощёчина.
И я думал: если бы мы не расстались так дико холодно и ужасно - наверное, не было бы его, нашего головокружительного триумфа. «Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок» - думал я со злобной иронией, не понимая, впрочем, кто именно здесь овца.
А шерсти клок - было, видимо, наше феерическое выступление на первом туре.
Потом ещё подходили и подходили люди, говорили всякие слова и особенно часто слово «вдохновенно».
Я не вникал. Вдохновенно так вдохновенно. Наверное, это всё-таки, не из-за меня, а из-за Вероники. Она была со мной в паре на первом конкурсе классического танго эсценарио. Два дня шла подготовка, репетиции и разминки, и Вероника говорила, что я работаю, как машина. Я даже не поинтересовался - хорошо это или плохо. Мне самому было всё равно. Но на самом выступлении она всё-таки зажгла мне кровь. А может, я действительно, разозлился по-настоящему. Я подумал: рядом со мной женщина, которая принесла мне кучу счастья в жизни. Она и сейчас бьётся за моё светлое будущее. Я буду скотиной, если подведу её.
И что-то вспыхнуло во мне - возможно наше с ней счастливое прошлое. Не знаю - вдохновенно или нет - но я почувствовал подъём и все силы мои рванулись в музыку. И эти четыре с половиной минуты я был со своей прекрасной партнёршей единым целым.
А было ли это вдохновением? А чёрт его знает. Я не знал…