«Последний танец мотыльков» (рассказ).

[strejndzher]

«Последний танец мотыльков»

«Не смерти должен бояться человек.
Он должен бояться никогда не начать жить»
© Марк Аврелий

«Храбрость справедливо ценится как
первое человеческое качество,
ибо она есть гарантия всех остальных»
© Уинстон Черчилль

Глава 1.

...они сидели на алом кленовом листе, раскачивающемся под порывами тёплого, южного ветра и отчаянно спорили, размахивая короткими лапками.

- Нет, Тич, ты не прав! Мы не сможем их одолеть.
- Сможем! - перебил его друг, - На нашей стороне правда и справедливость! - его голос был наполнен уверенностью.
- А я говорю, что не сможем!
- Нет, сможем!
- Но они ведь сильнее!
- А нас больше.
- Они вооружены!
- А мы сплочённее.
- Но ведь они... бессмертны! - Кви выложил свой главный козырь и печально развёл лапками.
- Зато мы - смертны, - парировал его выпад Тич, - Если мы ничего не сделаем, то они переживут и нас, и наших детей, и внуков, и даже внуков наших внуков. Они так и будут жрать нас по одному, поплёвывая свысока, на нас, мотыльков-однолеток. Но нет... наша сила именно в том, что мы смертны! Они дрожат за свои шкуры куда сильнее чем мы с тобой.

Кви вдруг сделал едва уловимый знак, и Тич замолчал. Их усики приподнялись и завибрировали, будто маленькие локаторы.

В ночной тишине что-то ухало и ворчало.

***
Их противников называли «ви́виями». Сокращённо от властных вельмож - из касты правителей.

Так уж вышло, что береговые осы однажды подверглись какой-то странной мутации, и перестали умирать. Ну как перестали? Чтобы не стариться и жить бесконечно долго, им всего лишь требовалось каждые две-три недели съедать хотя бы одного мотылька.
За это, они возложили на себя тяжкое бремя правления над Страною лесных мотыльков. И многие, очень многие, считали это честной и выгодной сделкой.
Те же, кто так не считал - моментально зачислялись в бунтари и съедались первую очередь. Вот и наших знакомых уже давно разыскивала лесная полиция: - за подстрекательства и категорический отказ становиться главным блюдом благородного ужина.

Дворец главного ви́вия находился в дупле старой высохшей осины, что стояла близ мраморной заводи. Дворец хорошо охранялся: - шмели разгоняли мух; пауки - обхаживали букашек; а гадюки - охотились на наглых птиц.

А для тех мотыльков, что вдруг начинали сомневаться в правах на трон главного вивия - завели ярких, специально обученных бабочек, что очаровывали молодых мотыльков - мерцая перед ними таинственными пятнышками на крыльях и завлекая их сладкими речами. Они рассказывали им истории про осиное благородство и то как они с утра до ночи трудятся на благо неблагодарных... А мотыльки облепляли веточки и внимали бабочкам поразвесив свои усики.
Когда бабочки замолкали, мотыльки вскакивали и начинали яростно проклинать бунтарей из таких же мотыльков как они сами. Ведь теперь-то им открыли «настоящую», тщательно скрываемую от врагов Правду! У главной осы есть верный план, как придти к процветанию; а бунтари - это лишь жалкие наймиты из соседнего леса, без своего плана и даже стратегии.

Ну а снизу царского дерева, сидел на цепи огромный черный кабан Борька. Говорят, что этот кабан жил под деревом еще с тех незапамятных времен, когда мотыльки сами управляли своею страной, без вивиев, бабочек и даже пауков. Кабан обычно дремал, но раз в год его будили и он торжественно проходил по красной дорожке у дерева, а главный вивий салютовал ему, словно древнему герою.
Потом кабан засыпал.


Глава 2.

- Но я не хочу! Я не буду! Я... я... я не умею. Не умею сражаться, - маленький мотылёк по имени Гурь, вдруг весь обмяк и закрыл лапками глаза, размером с две крохотных бусинки. Его усики опустились и задрожали.

Кви осторожно подошел к нему и положил свою тонкую как прутик лапку, на его плечо.

- Ты уж сам решай: - или её завтра съедят, или ты начнешь бороться за свою любимую.

Гурь ничего не ответил, лишь тихо всхлипнул.

Его невесту, миловидную (насколько это бывает у мотыльков) Улю, утащили к осам, за то, что она осмелилась произнести вслух, то о чём многие думали, но молчали. Что раньше их предки как-то жили и без вивиев. И неплохо в общем-то жили.
И так уж совпало, что в том же году, в их лесу проходили главные спортивные соревнования, на которые слетались мотыльки из других рощ и лесов. «Олениада» представляла из себя серию единоборств и состязаний на ловкость, скорость и гибкость. Самым важным мероприятием была командная эстафета по облёту рогов оленя, пробегающего через лес. Потому-то и называли соревнования: - «Олениадой». И вышло так, что лесная сборная проиграла даже там, где раньше выигрывала. А команда из соседнего леса, где не было своих вивиев - вдруг заняла призовые места, которые раньше, до вивиев, занимали они сами... И что еще важнее, эта команда была из той рощи, в которой вивии когда-то уже правили, но были изгнаны, причем не без помощи добровольцев из их собственного лесного союза. А теперь, после заслуженной победы, эти мотыльки радостно летали, помахивая красными пятнышками на крыльях, почти такими же, какие были и у них самих - но, которые заставили смыть их новые владыки...

И тогда Уля не удержалась, и начала выспрашивать у всех - ну как же так, а зачем же нам вообще нужны осы в королях, если мы с ними постоянно сдаём позиции, но они позволяют себе регулярно критиковать прежнюю мотыльковую державу? Того у них не было, сего...
Бунтарку, естественно, задержали.

Тихо, скрываясь между веток, прилетел Тич. Он посмотрел на друзей, и понимающе сказал Гурю: - Ты ведь знаешь кто я, и почему начал бороться?
- Знаю, - откликнулся Гурь, не поднимая головы, - Твою жену и ребенка сожрали в честь праздника независимости.
- Верно. А знаешь что было труднее всего?
- Что? - усики Гуря с любопытством приподнялись.
- Труднее всего было вернуться обратно, после того как я сумел удрать. Я ведь всегда был добряком, - а это очень сложно, вдруг взять и сделаться храбрым и решительным в одиночку. Это - коллективная роль. И чтобы победить, мы должны стать монолитом, где «каждый за всех - и все за одного», - он процитировал какую-то древнюю книжку, что прочел во время скитаний, - Мы обязательно спасём твою Улю, но и ты должен нам помочь. Хорошо?
- Хорошо, - тихо, и как-то обречённо, отозвался маленький мотылёк.
- Ну что ж, тогда нельзя терять ни минуты. Нужно спешить на общий сход.

***

Цев-Цев был самым старым мотыльком в лесу: - он встретил уже третью весну. Его крылья сморщились и потрепались, лапки потеряли былую скорость, но когда поднимался ветер - он будто бы воскресал, и, вспоминая молодость, взмывал к вершинам деревьев.

Заговорщики расселись вокруг него полукругом, и при свете звезд начали свой разговор.

Седой мотылёк всегда любил заходить издалека. Вот и сейчас он неторопливо спросил:
- Как ты думаешь, кто такой - «старик», в нашем, современном мире? - (Цев-Цев адресовал эти слова к Тичу, но тут же ответил вместо него), - «Старик» - это уже не мудрый, не опытный, не уважаемый всеми мотылёк, и даже не хранитель знаний как это было раньше, - он покачал потрёпаными усиками, словно продолжая свои мысли, - «Старый мотылёк» - теперь это всё равно что старая вещь - сломанная, испорченная, устаревшая. Все вивии постоянно норовят ввернуть что-нибудь гадкое о нас - молодым. Дескать: - «Фу! Да это же старики, неудачники и лузеры, чего же вы их слушаете?», - Хотя сами-то наровят прожить вечно. Отнимая чужие жизни и обкалываясь специальным снадобьями, маскирующими морщины. Заметьте как они стараются оболванить молодняк и поскорее избавиться от нас, ветеранов. Боятся, что мы успеем пересказать им всё то, что сберегла наша память...

И каждый год мы всё ближе к катастрофе. Осы давно не жалят, чтобы убить. Вместо этого они впиваются в головы наших детей. Каждый день им навязывают: как, что и о чем - говорить, думать, мечтать. Молодые сердца черствеют и прожигаются звериной алчностью. Мотыльки всё сильнее ненавидят друг друга, виня в своих бедах друг друга и стремительно разобщаясь. Добрые порывы, душевная мягкость и самоотдача - стали чем-то атипичным, даже странным.
И только яркие бабочки круглые сутки вещают с высоких веток, что в лесу всё замечательно, а цель жизни лишь в том, чтобы наживаться на слабых, преклоняясь перед чужой силой и учась чужой наглости. И если раньше этот яд особо не действовал, то теперь им заражено всё общество и нет дороги обратно. Когда уйдут последние старики, а самые беспринципные и гнусные займут ключевые посты - нашему лесу уже ничего не поможет. Останется лишь сложить лапки на груди и сказать: - «Тут уже ничего не исправить. Господь, жги!».

- Но подскажи, мудрый Цев-Цев, - прервал его Кви, - как же нам сбросить вивиев со своей шеи и остановить вымирание?
- Это сложно... Очень, очень сложно, - старый мотылёк сухо раскашлялся, - Чтобы одолеть одну силу - необходимо пробудить другую силу. Силу нашего народа, силу всех мотыльков...
- Но ведь это невозможно! - воскликнул Тич, - Вы ведь прекрасно знаете, что делают бабочки с разумом молодёжи.
- Знаю. От того-то и трудно было найти равную силу. Но я всю жизнь думал об этом...
- Не томи, дедушка! - Тич возбужденно взлетел, - Что же это за сила?
- Могучая сила была закована вивиями, когда они только пришли. Они сковали защитника нашего леса. Черного кабана Борьку. Они усыпляют его каждый год. И спит он от парада до парада. Сумеем пробудить его - и конец придет вивиям.

Глава 3.

Кви, Тич, Гурь и все те мотыльки, которых они сумели поднять на восстание, сидели в предрассветной, холодной траве затаив дыхание. Их было немного. Всего около сотни. Но даже старый Цев-Цев пошел вместе с ними - как равный среди равных.

Мимо проползали ядовитые змеи, над головами кружили шмели и бегали паучата, а до мраморной заводи было еще около трехсот метров. Одинокая осина со дворцом, зловеще маячила впереди. А под нею, как обычно, похрапывал черный кабан.

Тич приподнял лапку над головой, и отдал приказ:
- Кви - ты выведешь пленников. Гурь и Цев-Цев - вы берете на себя кабана. А я и остальные - штурмуем гнездо. Время битвы пришло! Нам больше нечего терять - кроме своих жизней. Вперёд! К победе! Ура!
- Ура-а-а! - нестройно подхватили этот позабытый клич остальные мотыльки.

Маленькими звёздочками они взлетели в предрассветное небо, и искорками понеслись к столь ненавистному ими дворцу.

Их заметили лишь когда до дерева оставались считанные метры. Осы из карательного гарнизона, безо всякого сигнала выпустили в них тысячи острых жал.
И вот уже рухнул один, другой, пятый борец за свободу, но атака продолжилась. У мотыльков не было оружия, и им приходилось приближаться к вивиям вплотную, бросаясь по двое-трое на одного, чтобы хоть как-то уравнять свои шансы.

Тич и Кви пошли на прорыв, бросившись на самых крупных защитников у входа во дворец. За ними потянулись и остальные мотыльки.

Гнездо было огромным, зловеще гудящим изнутри. Оно казалось проглатывало своих жертв и выглядело так, словно бы было выложено пахучими влажными шестиугольниками. В эти соты были вставлены тысячи блестящих монеток, камушков, ракушек, и других украшений.

Кви сразу заметил связанных пленников, и бросился им на выручку, пока остальные сражались со всё более разъяряющимся противником, слетавшимся в гнездо со всей округи и выползавшим из его утробы.

Позади всех оказались Гурь и старый Цев-Цев. Они воспользовались начавшейся суматохой и быстро спикировали к подножию дерева.

- Борька! А Борька? Эй! Не спи, кабаняра! Ну-же, проснись! - маленький Гурь вцепился в щетинку потоньше и безрезультатно тянул её на себя, пытаясь расшевелить дремлющее животное.
- Так ничего не выйдет, - сказал Цев-Цев и покачал головой, - Он аккуратно достал из под крыла какую-то баночку, и плеснул её содержимое в ухо кабану.
Кабан недовольно засопел и сонно заворочал лапами.
- А теперь вылей это ему во второе ухо, - он протянул вторую баночку Гурю.
Молодой мотылёк облетел тушу огромного кабана, и, стараясь держать баночку как можно дальше от себя, пугливо прикрыл глазёнки и быстро влил её содержимое во второе ухо.
Кабан резко подпрыгнул и забегал по кругу. Мотыльки вспорхнули повыше.

- Что это было, дедушка? - испуганно спросил Гурь.
- Я называю это народными слёзами, - ответил седой мотылёк, - Эта смесь готовится из слезинок обманутых, ограбленных и оболганных. Самое сильное лекарство, пробуждающее даже тех, кому давно затуманили разум.

Кабан остановился. Обнюхал себя. С удивлением посмотрел по сторонам, а потом неожиданно спросил, ещё не отойдя от вечной дрёмы:
- А?! Что?! Уже парад?! Год так быстро пролетел?! - его голос был отрывистым и сиплым.
- Нет, - ответил ему Цев-Цев, - сейчас не парад. Мы пришли тебя освободить.
- Освободить...? А как это? - кабан почесал короткой лапой себя за брюхо.
- Неужели ты уже забыл, что такое свобода? Помнишь, как ты бегал по своим полям и лесам? Как забирался в сверкающие реки и плавал не зная ошейников? Помнишь как играл со своими братьями?
- Бра-атьями... - кабан о чем-то задумался, - Братья... Сёстры... Их ведь у меня было четырнадцать?
- Верно, - ответил Цев-Цев. А вместе вас было пятнадцать. У тебя была большая семья.
- Всё. Хочу домой! - заявил Борька и плюхнулся на траву, прижав куцый хвост к задней лапе.
- Вот за этим-то мы и пришли. Осы заковали тебя и усыпили твой разум. Но теперь ты проснулся. Нужно разорвать оковы, и избавиться от нашего общего врага.
- И что надо сделать? - деловито спросил кабан.
- Вон, видишь ту воду? - спросил у него Цев-Цев, махнув лапкой в сторону заводи, - В нее надо сбросить дерево, к которому ты прикован.
- Я попробую! - ответил Борька и рьяно взялся за дело.

Цев-Цев сделал знак своему юному напарнику и тот взмыл вверх на подмогу товарищам.

Кабан рванулся с места и побежал. Цепь быстро натянулась, дёрнув его обратно и он и неловко засеменил лапами, пытаясь удержать равновесие. Дерево слегка покачнулось.
Тогда он уперся лапами в сырую землю и снова рванул цепь на себя. В осине что-то закряхтело - полетели щепки с трухою. И снова кабан натянул цепь, навалившись на нее всем телом. Его ошейник больно впивался в шею, оставляя на шкуре кровавые ссадины, а из глаз посыпались крупные, мутноватые слезы.
Вдруг, дерево будто удивившись, что к нему так настойчиво пристают, прогнулось в виде знака вопроса.
И тогда, кабан разбежался настолько, насколько позволяла длина его цепи и уже с разбега рванул что есть силы!

Гнилое дерево надломилось, взмыло в воздух, и вместе с обрывком цепи перелетело через всю поляну, рухнув в тёмную воду мраморной заводи. Утягивая за собою осиное гнездо, со всеми его обитателями.

Эпилог.

Вода хлестала сквозь щели, отрезая пути к отступлению. Тич, с перебитым крылом, привстал и осмотрелся. Его друзья, поддерживая освобождённых и раненых, спасались через главный вход.
Что-то мелькнуло в водяной каше. Тич увидел, что главный вивий жив и пытается прорваться к выходу. И тогда храбрый мотылёк, превозмогая боль, бросился на озлобленную осу и вцепился ей в горло. Враг может быть бессмертным, - но уж без головы-то он точно не выживет.

Потоки воды всё быстрее врывались во дворец, но Тич стойко держался, не выпуская свою добычу. Враг, в страхе за свою тщедушную жизнь, конвульсивно рвался наружу, но отчаянный мотылёк повис на нем словно пудовая гиря и не давал сделать ни шагу.
Наконец, вода заполнила всё гнездо, накрыв их с головою, но тонкие лапки маленького мстителя так и не разжались...

***

Гурь и Уля расправили крылья, и взлетели с тонущей осины. Следом за ними взмыл в небо Кви и остальные спасённые. От сотни атакующих осталось лишь пятнадцать мотыльков, с сильно потрёпанными крыльями.

Вивии и всё их гнездо быстро уходило на дно мраморной заводи - под тяжестью своих же разжиревших тел и вещей, что они натащили в своё гнездовище. Гнилая деревяшка быть может и всплыла бы, но их цветные камушки, монетки, блестящие украшения и всё «нажитое непосильным трудом», волокло их за собою в бездну.

Кви устало летел и смотрел по сторонам. Тысячи, теперь уже свободных мотыльков, вылетали из леса и деловито порхали над остатками трухлявой осины, выискивая пауков, и сообща сбрасывая их в воду. Шмели, бабочки и гадюки - сами драпали кто куда, опасаясь возмездия.
Лесная страна стремительно скидывала с себя последние остатки вивийского ига.

...и только черный кабан радостно хрюкал на воле, выискивая сладкие корешки. Но вдруг он словно оцепенел. Его влажные ноздри раздулись и потянули на себя тёплый воздух.
Из леса долетел такой знакомый и такой забытый запах. Запах «своих». Тех кого он не видел долгие годы. Кабан сорвался с места и стремглав понёсся в лес. Его настоящая жизнь - только начиналась.

Конец.

В память о моём отце.

© strejndzher. «Последний танец мотыльков». 31.07.2012 - 21.08.2012