Пошел-ка ты, Костенька...
Константин Хабенский дал интервью в свете выхода своего режиссерского дебюта - фильма "Собибор". Картина повествует о восстании в одноименном нацистском лагере смерти, где было истреблено около 250 тысяч евреев. Сам Хабенский сыграл Александра Печерского - офицера Красной армии, возглавившего восстание. Печерский вывел с территории Собибора 412 человек. Это было единственное массовое восстание в лагере такого типа за все время Второй мировой войны, завершившееся успехом.
Восстание было подготовлено и осуществлено Печерским совместно с обширным подпольем, существовавшем в лагере. Согласно плану Печерского заключённые должны были тайно, поодиночке ликвидировать эсэсовский персонал лагеря, а затем, завладев оружием, находившимся на складе лагеря, перебить охрану. План удался лишь частично - восставшие смогли убить 11 (по другим данным - 12) эсэсовцев из персонала лагеря и несколько охранников-украинцев, но завладеть оружейным складом не удалось. Охрана открыла огонь по заключённым и они вынуждены были прорываться из лагеря через минные поля. Им удалось смять охрану и уйти в лес. Из почти 550 заключённых рабочего лагеря 130 не приняли участие в восстании (остались в лагере), около 80 погибли при побеге. Остальным удалось бежать. Все оставшиеся в лагере были убиты немцами на следующий день.
Это историческая справка. А теперь к делу. В интервью Хабенский описывает своего героя следующим образом:
"Мне было важно показать момент перелома, превращения из советского человека в человека нормального. В чем отличие? У советского общественное стоит превыше личного. Но, пройдя через ужасы и боль, офицер обращает внимание на женщину, которая его любит. И вот в пиковой сцене - во время вечеринки в лагере, где над заключенными издевались, где их убивали, - Печерский превращается в человека нормального. Это такая страшная ночь рождения нового мира. Когда уже приперло и отступать некуда. И когда он признается в любви женщине, что несвойственно советскому человеку в погонах, у него за спиной появляются крылья. И это дает какую-то легкость в тяжелом решении о побеге".
Вот так, одухотворенно и няшно Костя Хабенский вываливает на голову Печерского, а вместе с ним и каждого ветерана, кучу дерьма.
Потрясающая логика - оказывается, советские военнослужащие не могли признаваться женщинам в любви. Оказывается, спасать людей советский офицер мог только тогда, когда в этом был его личный романтический интерес. Оказывается, советские люди - ненормальные.
Повеяло гнусной песней Талькова "Совки" с музыкальной частью, являющейся плагиатом у группы Yes. Совки же не думают, не чувствуют, не слышат. Совки не влюбляются, они прячут чувства, у них отсутствует эмпатия, раз надо показать им ужасы, чтобы они стали "нормальными" - ощутили страх за кого-то, кто лично им дорог.
И это не оговорка, не "не так поняли". Он говорит не о том, что был такой стоик-офицер, который полюбил. Он говорит, что советский человек полюбить не мог, потому что он ненормальный. Неправильный, неполноценный. Унтерменш. А когда он перестает быть советским человеком, у него крылышки вырастают.
Интересно, что сказал бы об этом мой прадедушка, танкист-орденоносец, женившийся на моей прабабушке, фронтовой медсестре? Оказывается, этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Ведь советские солдаты не признавались в любви. И письма, которые писали фронтовики в тыл, не существовали. И не писал Симонов открытого письма женщине из Вичуга от имени однополчан убитого мужа. И не было трагедии похоронок, когда к женам не возвращались мужья, а к невестам женихи. Всего этого не было, потому что, в представлении Кости хабенского, советский человек - ненормален и не стремится защищать любимых.
Вот этого письма, например, тоже не было:
"Милые простите, что я вам так долго не писал. Письма ваши все получал, за которые большое спасибо. Их, мои родные, очень мало. Как хочется почитать в свободную минутку ваше письмецо, да еще такое, как вы пишите. После такого письма еще становишься злей, еще больше желания сделать больше, бить сильней эту гадину. Спасибо, милые, за такие письма. Я очень доволен, даже не знаю, как передать мою радость, что хотя через письма, но вы вместе со мной.
Как хорошо, что вы все матери, сестры, братья, родные и близкие вместе с нами куете с нами победу - это еще один их трех залогов нашей победы. Конечно, жаль умереть, но и в тоже время хочется умереть, если твоя смерть приблизит час победы, вы, мои родные, будете жить, замечательно, будете о нас петь замечательные песни и будете с гордо поднятой головой и будете говорить, что ваш родной сын, брат, дядя погиб честно в борьбе за родину, за освобождение..."
Полевая почта 575 261 Б.А.О Горелов
Понятно, почему Хабенский так думает. В его голове прочно засел шаблон перестроечных времен, рожденный попсовой стилизацией под 1984 Оруэлла и обидой на суровое поколение родителей, таскавшее за уши лиричных детей семидесятых и шестидесятых. Это утрированная картинка, где жить, любить, радоваться и предаваться разнообразию форм существования могут только "свободные", то есть, нормальные люди. Коммунисты. совки могут только ходить строем, у них и секса нет, и чувств тоже.
Рождена такая картина смесью пропаганды и личных комплексов. Артисты - они такие, любую черствость за социопатию принимают, любую неотесанность за варварство. И было бы наплевать на дурь лично Кости Хабенского, если бы не...
Если бы не те "ненормальные" советские люди, что втоптали его дурацкое мнение в землю самой своей жизнью - и смертью.
Ненормальные, что шли на таран на сбитых самолетах, спасая товарищей и мирных граждан, пытаясь задержать врага хоть немного ценой своей жизни.
Ненормальные, что бросались под танки с гранатой или зажигательной смесью.
Ненормальные, что шли на виселицу и расстрел, будучи пойманными при попытке пустить под откос поезд, поджечь комендатуру, убить полицая или испортить вражескую технику.
Ненормальные, жившие в лесу и бившие немцев с тыла, помогая войскам.
Ненормальные, оборонявшиеся до последнего человека в Сталинграде, Брестской крепости - везде.
Ненормальные, писавшие на стенах «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина".
Ненормальные, умиравшие от голода в блокадном Ленинграде, но сохранившие драгоценные семена редких культур, чтобы после войны можно было засеять поля и накормить других.
Ненормальные, до изнеможения работавшие на заводах, чтобы другие ненормальные могли воевать и побеждать их оружием, их техникой, их патронами и снаряжением.
Ненормальные, поднимавшие другие восстания в других лагерях не ради своей женщины, а ради всех жен всех пленников всех лагерей.
Ненормальные, терпевшие пытки и гибнущие, но не идущие служить нацистам.
Ненормальные, не меняющие своего сына на вражеского генерала, потому что это нечестно по отношению к чужим сыновьям.
Ненормальные, пошедшие воевать, чтобы защитить не только свою хату, а целую страну, где впервые в истории появился шанс жить счастливо у всех, а не только у кого-то одного со своей бабой.
Все эти люди, все эти миллионы - ненормальные. Потому что так считает Костя Хабенский, игравший Колчака и Троцкого. Ведь в голове Кости Хабенского нормально - это хотеть добра себе и своему окружению. А если ты ненормальный, то ты не хочешь добра никому. Советские люди по версии Кости Хабенского не могли никого спасти. Клоун, которому платят, чтобы потешно плясал перед публикой, записал в неполноценные спасителей человечества.
Какая "Судьба человека" со сценой, где один шмат сала делят на всех обитателей барака? Какой "В списках не значился", где любовь возникает даже во время первых дней войны? Какие "В бой идут одни старики"? Все эти произведения искусства созданы быть не могли, ведь только нормальный человек может заботиться о других, а не совок! Ведь в простой бинарной системе ценностей "общественное выше личного" - фу и гадко, а "личное выше общественного" - мимими и крылышки.
Но о чем я? Конечно, и Шолохов, и Васильев писали с фигой в кармане. Благо, один не дожил, а второй удобно перестроился и стал вонять антисоветчиной так же активно, как прославлял советское раньше. И все подвиги - выдумка пропаганды. Матросов поскользнулся, панфиловцев не было, потому что было их больше 28 человек. И восстание-то в Собиборе не многие подготовили, не коллективизм, чувство локтя и общность товарищей по несчастью была силой, двигавшей восставшими. Нет, только индивидуалистическая, мелкая романтика может быть добром и пользой. Чтобы крылышки росли.
Не в Хабенском дело, а в той мутной болотистой жиже, где барахтаются умы людей невежественных или недостаточно информированных, легковерных или экзальтированных. Людей, которые путают жизнь во всем ее многообразии с дешевой театральной постановкой про любовь и страсть.
Так что ничего личного. Но все равно - пошел-ка ты, Костенька, на хер.