Хосе Луис Пембертон
Хосе Луис Пембертон,
Человек с носом, похожим на огромного моллюска,
Смотрит недостаточно узко, чтобы
Различить мое очертание в проеме двери.
И проем,
Кажущийся подслеповатому маргиналу чем-то средним
Между опиатным опьянением и страхом невозникновения
Своего же собственного решения
Жить.
Ну как тут не пить?
Как тут не пить? - спросит меня Пембертон.
Пембертон, сам не знаю, мой друг Пембертон,
Как не пить!
Как же выжить, изжитым стволом
Пыжась выжать хоть каплю жизненной силы,
Цвет лица похож на могилу, руки - вилы,
Волосы - провода. Если кто-то шутит: «Бывает...»,
Кто-то в ответ говорит: «Иногда».
Я сижу, умирая. При мне догорают
Остатки абсента, тугая вода, зеленая водка
Цвета селезня. Как бесполезно ползти,
Вылезая из раковины выбритого лица.
Как Пембертон, он знал моего отца -
Они с ним играли на свадьбах,
Один на гармошке, другой на гитаре, и оба - на столе.
Как же прикажете чувствовать себя мне: я подобен юле,
Кружащейся вокруг своей самой незначительной мысли.
Мы все - волчки-гироскопы, которые на секунду зависли
На самом краю стола,
И когда я упаду, то бишь юла,
Закончится моя жизнь. Но должен ли я получать кайф от этого вращения?
От красного свечения? От насыщения, обогащения,
Если в самой сути движения присутствует динамика достижения конца.
Пембертон напоминает мне чем-то отца,
Я слышал, что кому-то - духа,
Но даже маленькая муха, севшая на самую пимпочку волчка,
Запускает сам механизм умирания. Достаточно маленького толчка,
Чтобы все кончилось...
Ну и черт с ним.
Человек с носом, похожим на огромного моллюска,
Смотрит недостаточно узко, чтобы
Различить мое очертание в проеме двери.
И проем,
Кажущийся подслеповатому маргиналу чем-то средним
Между опиатным опьянением и страхом невозникновения
Своего же собственного решения
Жить.
Ну как тут не пить?
Как тут не пить? - спросит меня Пембертон.
Пембертон, сам не знаю, мой друг Пембертон,
Как не пить!
Как же выжить, изжитым стволом
Пыжась выжать хоть каплю жизненной силы,
Цвет лица похож на могилу, руки - вилы,
Волосы - провода. Если кто-то шутит: «Бывает...»,
Кто-то в ответ говорит: «Иногда».
Я сижу, умирая. При мне догорают
Остатки абсента, тугая вода, зеленая водка
Цвета селезня. Как бесполезно ползти,
Вылезая из раковины выбритого лица.
Как Пембертон, он знал моего отца -
Они с ним играли на свадьбах,
Один на гармошке, другой на гитаре, и оба - на столе.
Как же прикажете чувствовать себя мне: я подобен юле,
Кружащейся вокруг своей самой незначительной мысли.
Мы все - волчки-гироскопы, которые на секунду зависли
На самом краю стола,
И когда я упаду, то бишь юла,
Закончится моя жизнь. Но должен ли я получать кайф от этого вращения?
От красного свечения? От насыщения, обогащения,
Если в самой сути движения присутствует динамика достижения конца.
Пембертон напоминает мне чем-то отца,
Я слышал, что кому-то - духа,
Но даже маленькая муха, севшая на самую пимпочку волчка,
Запускает сам механизм умирания. Достаточно маленького толчка,
Чтобы все кончилось...
Ну и черт с ним.