Доброжелатели
Когда автор был запрещен в священнослужении, его многочисленные друзья, коллеги и знакомые по разному сопереживали процессу. Кто-то молча наблюдал, кто-то морально поддерживал, кто-то злорадствовал. А были и такие, типа особо благодатные, суперправославные, которые с регулярным постоянством причитали:
- Ой, отец Сергий, я так хочу, чтоб тебя скорее восстановили. Ой, мы желаем тебе только добра, ты должен служить. Ой, да поскорее бы. Ой, да ты не переживай, Господь все устроит. Ой, ой, ой, все будет хорошо! Вот увидишь!
Однако же речи эти велись, пока запрет был тверд, а служение далеко и призрачно. Ктоже из некоторых тех, громко кричащих и желающих только добра, мог знать, что вопрос решится неожиданно и быстро, да так быстро, что они не успели отреагировать и придушить свою жабу в голове, которая оказалась не готова к такому ходу событий.
Наиболее фанатичные крикуны и доброжелатели, узнав радостную весть, заметно погрустнели. Прямо через десятки и сотни километров, прямо через экран планшета и сообщений повеяло холодком и гнильцой.
Наиболее сдержанные писали ответом на радостную, как я думал, и для них новость:
- Чтож, поздравляю. А с чего это тебе сняли запрет?
- Да? Странно, ну поздравляю.
Один такой, до костей православный, писал негодуя:
- Так а за что тебе сняли запрет? Что ты такого сделал? Заплатил кому что ли?
И в таком духе... Наиболее сдержанные промолчали, и до сих пор молчат. И вот какой прелюбопытныйший момент. Всем этим товарищам мое служение/не служение ну вообще никак на их жизнь не влияет. Зачастую мы даже друг друга не видели лично. Просто знакомые по переписке. А жаба всё-таки придушивает.
А те, кто без всяких причитаний, молча следил за развитием событий, действительно искренне радовались моим изменениям в жизни.
Пару слов про изменения в жизни: вновь став служить, немного поднатаскавшись и вспомнив службу, мир стал в другом измерении видиться. Как-то все совсем по другому стало. Трудно описать словами, но это очень круто! Во первых, прибавилось ответственности. А во вторых полная переоценка ценностей и приоритетов. И бесконечная дорожка благодати, продвижение по которой не дают исключительно грехи. И страх, животный страх, как не просрать хотя бы то, что уже есть. Дивно и страшно! Алилуйя!
А писать страшно лень, даже таблетки не сильно помогают!
Печкина зовут Игорь Иванович! А как зовут родителей дяди Федора?
- Ой, отец Сергий, я так хочу, чтоб тебя скорее восстановили. Ой, мы желаем тебе только добра, ты должен служить. Ой, да поскорее бы. Ой, да ты не переживай, Господь все устроит. Ой, ой, ой, все будет хорошо! Вот увидишь!
Однако же речи эти велись, пока запрет был тверд, а служение далеко и призрачно. Ктоже из некоторых тех, громко кричащих и желающих только добра, мог знать, что вопрос решится неожиданно и быстро, да так быстро, что они не успели отреагировать и придушить свою жабу в голове, которая оказалась не готова к такому ходу событий.
Наиболее фанатичные крикуны и доброжелатели, узнав радостную весть, заметно погрустнели. Прямо через десятки и сотни километров, прямо через экран планшета и сообщений повеяло холодком и гнильцой.
Наиболее сдержанные писали ответом на радостную, как я думал, и для них новость:
- Чтож, поздравляю. А с чего это тебе сняли запрет?
- Да? Странно, ну поздравляю.
Один такой, до костей православный, писал негодуя:
- Так а за что тебе сняли запрет? Что ты такого сделал? Заплатил кому что ли?
И в таком духе... Наиболее сдержанные промолчали, и до сих пор молчат. И вот какой прелюбопытныйший момент. Всем этим товарищам мое служение/не служение ну вообще никак на их жизнь не влияет. Зачастую мы даже друг друга не видели лично. Просто знакомые по переписке. А жаба всё-таки придушивает.
А те, кто без всяких причитаний, молча следил за развитием событий, действительно искренне радовались моим изменениям в жизни.
Пару слов про изменения в жизни: вновь став служить, немного поднатаскавшись и вспомнив службу, мир стал в другом измерении видиться. Как-то все совсем по другому стало. Трудно описать словами, но это очень круто! Во первых, прибавилось ответственности. А во вторых полная переоценка ценностей и приоритетов. И бесконечная дорожка благодати, продвижение по которой не дают исключительно грехи. И страх, животный страх, как не просрать хотя бы то, что уже есть. Дивно и страшно! Алилуйя!
А писать страшно лень, даже таблетки не сильно помогают!
Печкина зовут Игорь Иванович! А как зовут родителей дяди Федора?