Стучитъ
Мы называли его капитан Немо, потому что его лавка была похожа на батискаф. Капитан торговал старыми книгами в переходе под Тверской. В этой лавке он и жил. Сверху бесконечными потоками шли машины, а он спал на гранитном полу, подложив картонку. И не только летом, но и в морозы. Где-то в Переделкино у него была водокачка, но чаще он ночевал в лавке. Обложенный старообрядческими требниками, книгами по искусству, картами и иконами, он спал под Тверской как убитый. И пластиковые бутылки с водой охраняли его сон.
На что он жил, никто не знал. Но часто какие-то смутные объекты совершенно разной наружности приходили к нему гости, вынимали из сумок и рюкзаков деревянных буд, книги советской литературной критики, которые он презрительно бросал в угол, открытки, литографии и гравюры, о которых тут же начинался эмоциональный торг.
Однажды кто-то принес капитану дневник московского приказчика, который перекупал ткани на ярмарке в Ирбите и торговал ими на Кузнецком мосту. Всю жизнь он пытался вести свой дневник (до женитьбы записей было много), позже - лишь краткие заметки на полях. «Выдали Полиньку, свадьба обошлась в 600 руб.». И расписано - на что потрачены деньги.
В конце дневника каллиграфическим почерком рачительного домохозяина было написано стихотворение. Я было подумал, что это его собственное стихотворение, но нет - из записей следовало, что принадлежит оно тестю приказчика, современнику Пушкина. Я так никогда и не узнаю, какая сила заставила переписать его это стихотворение и какая же есть тайна - в этой и другой поэзии.
А стихи дрянные, вот они.
Стучитъ
Надъ головой моей
Трепещутъ и шумятъ
Верхи березъ и липъ
Весеннiй ароматъ
Кругом меня разлитъ…
А въ сердце смерть стучитъ!
Лазурный сводъ небесъ
Прозраченъ такъ и чистъ!
Вот ландышъ молодой.
Как свежъ онъ и пушистъ
Слезой росы облитъ
А в сердце смерть стучитъ.
Как соловей поетъ!
Как плещетъ ручеекъ!
Как ласково въ лицо
Мне дышитъ ветерокъ,
И не услышитъ и томитъ…
А в сердце смерть стучитъ.
Стучитъ… о этот стукъ!
Ни плеск лесных ручьевъ.
Ни песни соловъев
Ни ветеръ, ни листвы
Весеннiй ароматъ,
Его не заглушитъ.
На что он жил, никто не знал. Но часто какие-то смутные объекты совершенно разной наружности приходили к нему гости, вынимали из сумок и рюкзаков деревянных буд, книги советской литературной критики, которые он презрительно бросал в угол, открытки, литографии и гравюры, о которых тут же начинался эмоциональный торг.
Однажды кто-то принес капитану дневник московского приказчика, который перекупал ткани на ярмарке в Ирбите и торговал ими на Кузнецком мосту. Всю жизнь он пытался вести свой дневник (до женитьбы записей было много), позже - лишь краткие заметки на полях. «Выдали Полиньку, свадьба обошлась в 600 руб.». И расписано - на что потрачены деньги.
В конце дневника каллиграфическим почерком рачительного домохозяина было написано стихотворение. Я было подумал, что это его собственное стихотворение, но нет - из записей следовало, что принадлежит оно тестю приказчика, современнику Пушкина. Я так никогда и не узнаю, какая сила заставила переписать его это стихотворение и какая же есть тайна - в этой и другой поэзии.
А стихи дрянные, вот они.
Стучитъ
Надъ головой моей
Трепещутъ и шумятъ
Верхи березъ и липъ
Весеннiй ароматъ
Кругом меня разлитъ…
А въ сердце смерть стучитъ!
Лазурный сводъ небесъ
Прозраченъ такъ и чистъ!
Вот ландышъ молодой.
Как свежъ онъ и пушистъ
Слезой росы облитъ
А в сердце смерть стучитъ.
Как соловей поетъ!
Как плещетъ ручеекъ!
Как ласково въ лицо
Мне дышитъ ветерокъ,
И не услышитъ и томитъ…
А в сердце смерть стучитъ.
Стучитъ… о этот стукъ!
Ни плеск лесных ручьевъ.
Ни песни соловъев
Ни ветеръ, ни листвы
Весеннiй ароматъ,
Его не заглушитъ.