Про истории и стереотипы
Чимаманда Адичи - африканка и красотка. А еще писатель, оратор и общественный деятель. Около года назад я наткнулась на запись ее выступления на конференции TED и заслушалась.
Проект TED talks вырос из маленькой техасской встречи в международную сеть конференций. На этих встречах выступают яркие люди, каждому выдается ровно 18 минут, за это время он рассказывает о самом важном из того, о чем он думает. Запись выкладывается на сайт и снабжается субтитрами на десятках языков.
Выступление Чимаманды на одной из конференций TED в 2009 году мне очень понравилось. Недавно я поймала себя на том, что никак не могу выкинуть его из головы, хотя посмотрела видео я с год назад.
Оригинал: The danger of a single story, Chimamanda Adichie
Сегодня я буду говорить об опасности стереотипов.
Я выросла в университетском городке в Нигерии. Мама считает, что я научилась читать в два года, но это, скорее всего, художественное преувеличение, и на самом деле мне наверняка было уже года четыре. В любом случае, я открыла для себя литературу с иностранных детских книг. С книг, написанных англичанами и американцами.
Так же рано я стала писать свои собственные книги, лет в семь. Это были карандашные рассказы, и я заставляла свою маму внимательно их просматривать. Конечно, писала я такие же истории, как и читала. Все мои герои были белокожими и голубоглазыми, они играли в снегу и ели яблоки, а еще серьезно говорили о том, как хорошо, что снова вышло солнце.
Вообще-то там, где я жила, никогда не было снега. Мы ели плоды манго вместо яблок. Мы никогда не говорили о погоде - особенно о том, вышло ли солнце, потому что в Нигерии такие разговоры не имели смысла.
Герои моих книг пили имбирное пиво, прямо как в английских книжках. Меня совершенно не удивляло, что я и понятия не имею, что такое имбирное пиво. Долгие годы потом мне очень хотелось попробовать его. Но это уже другая история.
Мои карандашные книги иллюстрируют то, как мы, особенно в детстве, подвержены влиянию стереотипов. В книгах говорилось только о незнакомых мне вещах, поэтому я решила, что любые книги должны быть именно такими.
Все изменилось, когда я открыла для себя африканские книги. Правда, их оказалось не так много, и не так просто их было найти. Но все равно, благодаря Чинуа Ачебе, Камара Лайе и другим африканским писателям мое отношение к литературе стало адекватным. Я поняла, что такие люди, как я - девочки с шоколадной кожей, чьи непослушные волосы нельзя заплести в косички, - тоже могут быть героями. И я стала писать о них. О нас.
Поймите меня правильно, это прекрасно, что у меня были иностранные книги. Они открывали для меня новые миры. Но благодаря им я также создала себе литературный стереотип.
Я росла в обычной нигерийской семье среднего достатка. Отец преподавал в университете, мама работала администратором. У нас были слуги, приезжавшие из деревень на заработки. Мне было восемь, когда в доме появился Фиде, новый помощник по хозяйству. Мама сказала нам, что он из бедной семьи, и что мы будем отправлять его родственникам рис, ямс и старую одежду. Когда я медленно ела за обедом, мама говорила: “Не выдумывай и ешь быстрее! Вот у семьи Фиде вообще нет никакой еды”. Мне было ужасно жалко его семью.
Однажды в субботу мы поехали в деревню. Мама Фиде с гордостью показала нам невероятно красивую корзину из листьев пальмы, сделанную его братом, чем повергла меня в ступор. Мне и в голову не приходило, что эти бедняки способны на нечто подобное. Все, что я знала о семье Фиде, - это что они были настолько нищие, что не могли прожить без наших продуктов и одежды. Нищета была для меня единственной историей о них, еще одним стереотипом.
Я вспомнила о Фиде позже, когда приехала в Америку учиться. Мне было девятнадцать. Одним своим приездом я поразила свою соседку по комнату до глубины души, разрушив десяток ее стереотипов. Она спросила, где я научилась так хорошо говорить по-английски, и не сразу поверила, что в Нигерии английский - официальный язык. Она попросила послушать “музыку моего племени”, и я протянула ей компакт-диск Мэрайи Кери. Она была уверена, что я не знаю, как включается кухонная плита.
Я смотрела на соседку и думала: подумать только, ты чувствовала жалость ко мне еще не зная, кто я такая. Ты ждала африканку - и не могла удержаться от вежливой, покровительственной жалости девочки из богатой развитой страны. Для моей соседки слово “Африка” была синонимом катастрофы, и люди из этой далекой страны ничем не могли были быть похожими на нее. К ним нужно чувствовать жалость. Их нельзя воспринимать как равных.
Надо сказать, что до этого я никогда не думала о себе как об африканке. Но в Америке все, что связано с Африкой, вдруг стало связанным со мной. Люди рассуждали при мне о какой-нибудь Намибии, а я не знала, как объяснить им, что я из другой страны. Со временем я сжилась с образом африканки, и теперь я чувствую, что это все - я. Меня до сих пор раздражает, когда думают, что Африка - это одна страна, и что это вообще - страна. Недавно я летела авиакомпанией Virgin, и по громкой связи объявили о благотворительных проектах в “Индии, Африке и других странах”.
Через пару лет жизни в Америке я поняла, откуда взялись стереотипы моей соседки. Если бы я знала Африку только по популярным картинкам, я бы тоже считала, что там только и есть: красивые пейзажи, редкие животные… и бесполезные жители, занятые войнами, умирающие от бедности и СПИДа, неспособные обеспечить себя - и умоляющие белых людей о спасении. Короче говоря, я бы смотрела на африканцев теми же глазами, как в детстве на семью Фиде.
Африканские стереотипы начались с западной литературы. Вот что пишет о моем континенте лондонский торговец, плававший в Африку в 1561 году. Сначала он называет африканцев “животными, живущими без домов”, а потом говорит: “там оказались безголовые люди, у которых рот и глаза растут на груди”.
Я поздравляю ранних путешественников с их богатым воображением и тонким английским чувством юмора, но это именно они виноваты в стереотипах, от которых моя родина до сих пор не может избавиться. Они нарисовали Африку как место уныния, темноты и голода, где живут, по словам Редьярда Киплинга, “полудьяволы, полудети”.
И поэтому в двадцать первом веке у моей американской соседки образовалось очень однобокое представление об Африке. И не только у нее. Один из преподавателей сказал мне как-то, что мой рассказ “недостаточно африканский”. Может, в моем рассказе были недостатки, может, даже довольно серьезные, но я и не думала, что он должен быть “достаточно африканским”. Я даже не могла представить, что это должно значить, и профессор пояснил: мои герои слишком похожи на него самого, образованного и обеспеченного американца. Мои герои водят машину и не голодают. Недостаточно африканцы.
У каждого из нас есть такие стереотипы, и я - не исключение. Пару лет назад, когда я поехала в Мексику, в Америке много говорили о проблеме иммиграции. В итоге слово “мексиканец” стало синонимом слова “иммигрант”. Мексиканцы мелькали на экране каждый день - обманывали систему здравоохранения, незаконно переходили границу, их арестовывали и все такое прочее.
Я помню свой первый день в Гвадалахаре. Мексиканцы жили обычной жизнью: шли на работу, покупали тортилью, курили, смеялись. Я помню легкое удивление. И сразу за ним - невероятный стыд. Я насмотрелась телевизора до такой степени, что миграция оказалась единственным, что я знала о целой нации. Я увидела, как легко создается стереотип. Говорите о людях только одно, раз за разом, бейте в одну точку, и они станут такими - плоскими, однобокими, простыми.
Невозможно говорить о стереотипах, не говоря о силе и власти. В языке игбо есть подходящее слово: нкали, ”быть влиятельнее других”. Нкали работает и в экономике, и в политике: тот, кто сильнее, выбирает, какие истории будут рассказаны, кто их расскажет, кому, когда и с какой частотой.
Однако нкали помогает не только рассказать конкретную историю. Власть нужна и для того, чтобы сделать эту историю единственной. Как сказал палестинский поэт Мурид Баргути, “тот, кто хочет оклеветать народ, начнет рассказывать со второго действия”. Начните говорить про стрелы американских индейцев, не про британских завоевателей, и получится другая история. Начните с падения Африки, не с ее колонизации, получится совершенно другая история.
Я недавно выступала в университете, так вот один студент подошел ко мне со словами сочувствия: как жаль, что нигерийские мужчины бьют своих жен. Он явно намекал на мой последний роман. Я ответила в том же духе: о, я недавно прочла книгу “Американский психопат” и мне очень жаль, что молодые американцы - серийные убийцы. Я старалась шутить, но мне вряд ли удалось скрыть раздражение.
Разумеется, я никогда не думала, что все американцы - серийные убийцы. И не потому, что я интеллигентнее того студента, а просто-напросто потому, что Америка - страна с невероятной культурной и экономической силой. Я читала множество американских историй: Тайлер, Апдайка, Стейнбека и Гетскилл. Только поэтому “Американский психопат” не стал моим стереотипом об Америке.
У меня было счастливое детство, полное смеха и любви, и дружная семья. Хотя, например, мой дедушка погиб в лагере для беженцев. Мой двоюродный брат Полле умер, потому что врачи к нему не успели добраться. Один из моих друзей, Околома, умер при крушении самолета, потому что у пожарных не было воды. В полицейском государстве, где я росла, образование не особо ценили, и родителям часто задерживали зарплату. Я помню, как однажды нам перестали давать варенье на завтрак. Потом пропало масло. Потом хлеб стал слишком дорогим. Потом молоко начали выдавать по талонам. Так политика вторглась в нашу жизнь.
Все эти истории сделали меня собой. Но концентрироваться на негативных историях значит нарисовать неполную картину. Так и растут стереотипы. Самое страшное в стереотипе - это не то, что это неправда, а то, что это только половина правды. Стереотип - это одна история, ставшая единственной.
Конечно, в Африке не все гладко. В Конго высокий уровень домашнего насилия. В Нигерии такой же высокий конкурс при устройстве на работу (и когда я говорю высокий, я имею в виду 5 000 человек на должность). Но в Африке есть и другие истории, и о них тоже следует говорить.
Для знакомства с человеком или местом недостаточно узнать одну историю. Стереотипы лишают нас достоинства. Вместо того, чтобы объяснить, что мы все очень похожи, нам указывают на то, что нас отличает, и настраивают нас друг против друга.
Что, если бы до моей поездки в Мексику я бы посмотрела программы об иммиграции с обеих сторон - и американские, и мексиканские? Что, если бы мама сказала мне, что семья Фиде - бедная, но не ждет подачек, а трудится в поте лица? Что, если бы существовала африканская телесеть, которая показывала бы истории об Африке на весь мир? Нигерийский писатель Чинуа Ачебе назвал бы это честным балансом историй.
Что, если бы американская соседка узнала о моем издателе Мукте Бакарае, замечательном человеке, покинувшем работу в банке, чтобы реализовать мечту - основать издательский дом? Мукта не верил, что нигерийцы не читают книг. Он знал, что люди будут читать, если смогут позволить себе купить интересные книги. Если эти книги вообще будут в продаже.
Сразу после публикации моего первого романа телеканал в Лагосе взял у меня интервью. В перерыве женщина, работавшая курьером, призналась, что ей очень понравился мой роман, но не понравилось, как он закончился. Она подробно проинструктировала меня, что нужно писать дальше. Стереотипный нигерийский гражданин ничего не читает. Но вот живой человек, и она не только прочитала книгу, она настолько погрузилась в нее, что готова объяснить автору, как нужно было писать.
Что, если бы моя соседка знала о моей подруге Фуми Онда, бесстрашном авторе телепередачи в Лагосе, цель которой - показывать истории, которые всем нам хотелось бы забыть? Что, если бы моя соседка узнала, какую сложнейшую операцию на сердце провели в Лагосе на прошлой неделе? Что, если бы она услышала современную нигерийскую музыку, где поют по-английски и на языках Пидгин, Игбо, Йоруба, Иджо, смешивая Джея-Зи с Бобом Марли и мотивами наших прапрадедушек? Что, если бы она увидела, как нигерийская женщина-адвокат недавно сражалась в суде против старого закона, по которому для смены паспорта женщине нужно письменное согласие мужа? Что, если бы она заглянула в Нолливуд, где изобретательные киношники, несмотря на полное отсутствие бюджетов, снимают популярные даже за границей фильмы? Что, если бы она поговорила с амбициозным парикмахером, недавно открывшим салон по наращиванию волос? Или с миллионом других нигерийцев, которые каждый день все начинают с нуля (и порой теряют все, что имеют), но продолжают верить в себя?
Когда я приезжаю домой, я вижу обычные нигерийские поводы для брюзжания: печальная инфраструктура, плохое правительство… но также я вижу железную стойкость успешных людей. Я веду курс для писателей в Лагосе каждое лето, и всякий раз восхищаюсь участниками, которые хотят рассказывать истории.
Вместе с моим нигерийским издателем я открыла благотворительный фонд, с помощью которого мы планируем построить новые библиотеки и наполнить книгами уже существующие, помочь государственным школам, где никогда не было множества доступных книг, и организовать сотни кружков для читателей и мастерских для писателей. С одной целью - сохранять истории.
Истории важны. Разные истории. Много историй. Истории всегда использовались для унижения и доминирования, но они также способны воодушевлять и примирять. Истории могут растоптать честь и достоинство, но они же могут их восстановить.
Американская писательница Элис Уокер описывала свой опыт жизни на американском юге. Когда книга была закончена, она принесла ее своим родственникам, перебравшимся с юга на север. “Они сидели и читали, потом слушали меня, и я читала вслух, и вдруг мне показалось, что мы обрели потерянный рай”. Я хочу закончить свой монолог на этом: когда мы отвергаем стереотип и понимаем, что ни о чем нельзя рассказать одним-единственным образом, мы обретаем что-то вроде рая. Спасибо.
Переведено для блога "Лето в голове".
Источник: http://anotherindianwinter.tumblr.com/post/73509839719
Проект TED talks вырос из маленькой техасской встречи в международную сеть конференций. На этих встречах выступают яркие люди, каждому выдается ровно 18 минут, за это время он рассказывает о самом важном из того, о чем он думает. Запись выкладывается на сайт и снабжается субтитрами на десятках языков.
Выступление Чимаманды на одной из конференций TED в 2009 году мне очень понравилось. Недавно я поймала себя на том, что никак не могу выкинуть его из головы, хотя посмотрела видео я с год назад.
Оригинал: The danger of a single story, Chimamanda Adichie
Сегодня я буду говорить об опасности стереотипов.
Я выросла в университетском городке в Нигерии. Мама считает, что я научилась читать в два года, но это, скорее всего, художественное преувеличение, и на самом деле мне наверняка было уже года четыре. В любом случае, я открыла для себя литературу с иностранных детских книг. С книг, написанных англичанами и американцами.
Так же рано я стала писать свои собственные книги, лет в семь. Это были карандашные рассказы, и я заставляла свою маму внимательно их просматривать. Конечно, писала я такие же истории, как и читала. Все мои герои были белокожими и голубоглазыми, они играли в снегу и ели яблоки, а еще серьезно говорили о том, как хорошо, что снова вышло солнце.
Вообще-то там, где я жила, никогда не было снега. Мы ели плоды манго вместо яблок. Мы никогда не говорили о погоде - особенно о том, вышло ли солнце, потому что в Нигерии такие разговоры не имели смысла.
Герои моих книг пили имбирное пиво, прямо как в английских книжках. Меня совершенно не удивляло, что я и понятия не имею, что такое имбирное пиво. Долгие годы потом мне очень хотелось попробовать его. Но это уже другая история.
Мои карандашные книги иллюстрируют то, как мы, особенно в детстве, подвержены влиянию стереотипов. В книгах говорилось только о незнакомых мне вещах, поэтому я решила, что любые книги должны быть именно такими.
Все изменилось, когда я открыла для себя африканские книги. Правда, их оказалось не так много, и не так просто их было найти. Но все равно, благодаря Чинуа Ачебе, Камара Лайе и другим африканским писателям мое отношение к литературе стало адекватным. Я поняла, что такие люди, как я - девочки с шоколадной кожей, чьи непослушные волосы нельзя заплести в косички, - тоже могут быть героями. И я стала писать о них. О нас.
Поймите меня правильно, это прекрасно, что у меня были иностранные книги. Они открывали для меня новые миры. Но благодаря им я также создала себе литературный стереотип.
Я росла в обычной нигерийской семье среднего достатка. Отец преподавал в университете, мама работала администратором. У нас были слуги, приезжавшие из деревень на заработки. Мне было восемь, когда в доме появился Фиде, новый помощник по хозяйству. Мама сказала нам, что он из бедной семьи, и что мы будем отправлять его родственникам рис, ямс и старую одежду. Когда я медленно ела за обедом, мама говорила: “Не выдумывай и ешь быстрее! Вот у семьи Фиде вообще нет никакой еды”. Мне было ужасно жалко его семью.
Однажды в субботу мы поехали в деревню. Мама Фиде с гордостью показала нам невероятно красивую корзину из листьев пальмы, сделанную его братом, чем повергла меня в ступор. Мне и в голову не приходило, что эти бедняки способны на нечто подобное. Все, что я знала о семье Фиде, - это что они были настолько нищие, что не могли прожить без наших продуктов и одежды. Нищета была для меня единственной историей о них, еще одним стереотипом.
Я вспомнила о Фиде позже, когда приехала в Америку учиться. Мне было девятнадцать. Одним своим приездом я поразила свою соседку по комнату до глубины души, разрушив десяток ее стереотипов. Она спросила, где я научилась так хорошо говорить по-английски, и не сразу поверила, что в Нигерии английский - официальный язык. Она попросила послушать “музыку моего племени”, и я протянула ей компакт-диск Мэрайи Кери. Она была уверена, что я не знаю, как включается кухонная плита.
Я смотрела на соседку и думала: подумать только, ты чувствовала жалость ко мне еще не зная, кто я такая. Ты ждала африканку - и не могла удержаться от вежливой, покровительственной жалости девочки из богатой развитой страны. Для моей соседки слово “Африка” была синонимом катастрофы, и люди из этой далекой страны ничем не могли были быть похожими на нее. К ним нужно чувствовать жалость. Их нельзя воспринимать как равных.
Надо сказать, что до этого я никогда не думала о себе как об африканке. Но в Америке все, что связано с Африкой, вдруг стало связанным со мной. Люди рассуждали при мне о какой-нибудь Намибии, а я не знала, как объяснить им, что я из другой страны. Со временем я сжилась с образом африканки, и теперь я чувствую, что это все - я. Меня до сих пор раздражает, когда думают, что Африка - это одна страна, и что это вообще - страна. Недавно я летела авиакомпанией Virgin, и по громкой связи объявили о благотворительных проектах в “Индии, Африке и других странах”.
Через пару лет жизни в Америке я поняла, откуда взялись стереотипы моей соседки. Если бы я знала Африку только по популярным картинкам, я бы тоже считала, что там только и есть: красивые пейзажи, редкие животные… и бесполезные жители, занятые войнами, умирающие от бедности и СПИДа, неспособные обеспечить себя - и умоляющие белых людей о спасении. Короче говоря, я бы смотрела на африканцев теми же глазами, как в детстве на семью Фиде.
Африканские стереотипы начались с западной литературы. Вот что пишет о моем континенте лондонский торговец, плававший в Африку в 1561 году. Сначала он называет африканцев “животными, живущими без домов”, а потом говорит: “там оказались безголовые люди, у которых рот и глаза растут на груди”.
Я поздравляю ранних путешественников с их богатым воображением и тонким английским чувством юмора, но это именно они виноваты в стереотипах, от которых моя родина до сих пор не может избавиться. Они нарисовали Африку как место уныния, темноты и голода, где живут, по словам Редьярда Киплинга, “полудьяволы, полудети”.
И поэтому в двадцать первом веке у моей американской соседки образовалось очень однобокое представление об Африке. И не только у нее. Один из преподавателей сказал мне как-то, что мой рассказ “недостаточно африканский”. Может, в моем рассказе были недостатки, может, даже довольно серьезные, но я и не думала, что он должен быть “достаточно африканским”. Я даже не могла представить, что это должно значить, и профессор пояснил: мои герои слишком похожи на него самого, образованного и обеспеченного американца. Мои герои водят машину и не голодают. Недостаточно африканцы.
У каждого из нас есть такие стереотипы, и я - не исключение. Пару лет назад, когда я поехала в Мексику, в Америке много говорили о проблеме иммиграции. В итоге слово “мексиканец” стало синонимом слова “иммигрант”. Мексиканцы мелькали на экране каждый день - обманывали систему здравоохранения, незаконно переходили границу, их арестовывали и все такое прочее.
Я помню свой первый день в Гвадалахаре. Мексиканцы жили обычной жизнью: шли на работу, покупали тортилью, курили, смеялись. Я помню легкое удивление. И сразу за ним - невероятный стыд. Я насмотрелась телевизора до такой степени, что миграция оказалась единственным, что я знала о целой нации. Я увидела, как легко создается стереотип. Говорите о людях только одно, раз за разом, бейте в одну точку, и они станут такими - плоскими, однобокими, простыми.
Невозможно говорить о стереотипах, не говоря о силе и власти. В языке игбо есть подходящее слово: нкали, ”быть влиятельнее других”. Нкали работает и в экономике, и в политике: тот, кто сильнее, выбирает, какие истории будут рассказаны, кто их расскажет, кому, когда и с какой частотой.
Однако нкали помогает не только рассказать конкретную историю. Власть нужна и для того, чтобы сделать эту историю единственной. Как сказал палестинский поэт Мурид Баргути, “тот, кто хочет оклеветать народ, начнет рассказывать со второго действия”. Начните говорить про стрелы американских индейцев, не про британских завоевателей, и получится другая история. Начните с падения Африки, не с ее колонизации, получится совершенно другая история.
Я недавно выступала в университете, так вот один студент подошел ко мне со словами сочувствия: как жаль, что нигерийские мужчины бьют своих жен. Он явно намекал на мой последний роман. Я ответила в том же духе: о, я недавно прочла книгу “Американский психопат” и мне очень жаль, что молодые американцы - серийные убийцы. Я старалась шутить, но мне вряд ли удалось скрыть раздражение.
Разумеется, я никогда не думала, что все американцы - серийные убийцы. И не потому, что я интеллигентнее того студента, а просто-напросто потому, что Америка - страна с невероятной культурной и экономической силой. Я читала множество американских историй: Тайлер, Апдайка, Стейнбека и Гетскилл. Только поэтому “Американский психопат” не стал моим стереотипом об Америке.
У меня было счастливое детство, полное смеха и любви, и дружная семья. Хотя, например, мой дедушка погиб в лагере для беженцев. Мой двоюродный брат Полле умер, потому что врачи к нему не успели добраться. Один из моих друзей, Околома, умер при крушении самолета, потому что у пожарных не было воды. В полицейском государстве, где я росла, образование не особо ценили, и родителям часто задерживали зарплату. Я помню, как однажды нам перестали давать варенье на завтрак. Потом пропало масло. Потом хлеб стал слишком дорогим. Потом молоко начали выдавать по талонам. Так политика вторглась в нашу жизнь.
Все эти истории сделали меня собой. Но концентрироваться на негативных историях значит нарисовать неполную картину. Так и растут стереотипы. Самое страшное в стереотипе - это не то, что это неправда, а то, что это только половина правды. Стереотип - это одна история, ставшая единственной.
Конечно, в Африке не все гладко. В Конго высокий уровень домашнего насилия. В Нигерии такой же высокий конкурс при устройстве на работу (и когда я говорю высокий, я имею в виду 5 000 человек на должность). Но в Африке есть и другие истории, и о них тоже следует говорить.
Для знакомства с человеком или местом недостаточно узнать одну историю. Стереотипы лишают нас достоинства. Вместо того, чтобы объяснить, что мы все очень похожи, нам указывают на то, что нас отличает, и настраивают нас друг против друга.
Что, если бы до моей поездки в Мексику я бы посмотрела программы об иммиграции с обеих сторон - и американские, и мексиканские? Что, если бы мама сказала мне, что семья Фиде - бедная, но не ждет подачек, а трудится в поте лица? Что, если бы существовала африканская телесеть, которая показывала бы истории об Африке на весь мир? Нигерийский писатель Чинуа Ачебе назвал бы это честным балансом историй.
Что, если бы американская соседка узнала о моем издателе Мукте Бакарае, замечательном человеке, покинувшем работу в банке, чтобы реализовать мечту - основать издательский дом? Мукта не верил, что нигерийцы не читают книг. Он знал, что люди будут читать, если смогут позволить себе купить интересные книги. Если эти книги вообще будут в продаже.
Сразу после публикации моего первого романа телеканал в Лагосе взял у меня интервью. В перерыве женщина, работавшая курьером, призналась, что ей очень понравился мой роман, но не понравилось, как он закончился. Она подробно проинструктировала меня, что нужно писать дальше. Стереотипный нигерийский гражданин ничего не читает. Но вот живой человек, и она не только прочитала книгу, она настолько погрузилась в нее, что готова объяснить автору, как нужно было писать.
Что, если бы моя соседка знала о моей подруге Фуми Онда, бесстрашном авторе телепередачи в Лагосе, цель которой - показывать истории, которые всем нам хотелось бы забыть? Что, если бы моя соседка узнала, какую сложнейшую операцию на сердце провели в Лагосе на прошлой неделе? Что, если бы она услышала современную нигерийскую музыку, где поют по-английски и на языках Пидгин, Игбо, Йоруба, Иджо, смешивая Джея-Зи с Бобом Марли и мотивами наших прапрадедушек? Что, если бы она увидела, как нигерийская женщина-адвокат недавно сражалась в суде против старого закона, по которому для смены паспорта женщине нужно письменное согласие мужа? Что, если бы она заглянула в Нолливуд, где изобретательные киношники, несмотря на полное отсутствие бюджетов, снимают популярные даже за границей фильмы? Что, если бы она поговорила с амбициозным парикмахером, недавно открывшим салон по наращиванию волос? Или с миллионом других нигерийцев, которые каждый день все начинают с нуля (и порой теряют все, что имеют), но продолжают верить в себя?
Когда я приезжаю домой, я вижу обычные нигерийские поводы для брюзжания: печальная инфраструктура, плохое правительство… но также я вижу железную стойкость успешных людей. Я веду курс для писателей в Лагосе каждое лето, и всякий раз восхищаюсь участниками, которые хотят рассказывать истории.
Вместе с моим нигерийским издателем я открыла благотворительный фонд, с помощью которого мы планируем построить новые библиотеки и наполнить книгами уже существующие, помочь государственным школам, где никогда не было множества доступных книг, и организовать сотни кружков для читателей и мастерских для писателей. С одной целью - сохранять истории.
Истории важны. Разные истории. Много историй. Истории всегда использовались для унижения и доминирования, но они также способны воодушевлять и примирять. Истории могут растоптать честь и достоинство, но они же могут их восстановить.
Американская писательница Элис Уокер описывала свой опыт жизни на американском юге. Когда книга была закончена, она принесла ее своим родственникам, перебравшимся с юга на север. “Они сидели и читали, потом слушали меня, и я читала вслух, и вдруг мне показалось, что мы обрели потерянный рай”. Я хочу закончить свой монолог на этом: когда мы отвергаем стереотип и понимаем, что ни о чем нельзя рассказать одним-единственным образом, мы обретаем что-то вроде рая. Спасибо.
Переведено для блога "Лето в голове".
Источник: http://anotherindianwinter.tumblr.com/post/73509839719