Синдром выученного цинизма

[storm100]

Марцин Овчарек

Думаю, что главная причина полного провала добровольной вакцинации связана с программным нигилизмом государственной пропаганды.


На протяжении долгих лет ее сила основывалась не на доверии, но напротив - пессимистическом и деполитизирующем недоверии: у всего существует двойное дно, везде следует искать скрытые интересы, каждая большая идея лишь прикрывает извечную борьбу за власть и деньги. Сегодня эти подозрительность и цинизм уже стали «второй природой» всех этих людей, и производятся практически бессознательно. И вот, когда президент с застывшей кривой ухмылкой просит позаботиться о здоровье близких, люди привычно как бы считывают в изгибе уголков его губ - «не верьте мне, это отвлекающий маневр, на самом деле все не так, как кажется». Что случиться, когда он в том же духе будет сообщать, например, о начале священной войны с блоком НАТО, даже сложно представить.

Илья Будрайтскис
27 Июня 2021 г. в 12:43 ·

____________________________________________________________

В развитие данной темы, поделюсь описанием того, как формируется доверие и оппозиционная ему Культура цинизма в автократических обществах. Информация изложена на основании работа социолога Питера Штомпки



Марцин Овчарек

Существует значимая и очевидная разница между тем, когда изменение конституции является неизбежным следствием радикальных социальных перемен (связанных, например, со сменой государственного строя) и тем, когда конституция меняется сформировавшимся режимом в соответствии со своими интересами и представлениями.

В первом случае конституция становится не только идеологической базой для новой государственной модели, но и символом, формирующим доверие граждан к власти и друг другу. Во втором случае, конституция становится инструментом обеспечивающим устойчивость авторитарной системы, работающим исключительно в ее интересах. Это влечет за собой снижение уровня социального доверия, а значит, приводит государство к стагнации и подрывает его экономический потенциал, существенно ограничивает возможности для развития.

Не так давно, в книге выдающегося современного социолога Петра Штомпки "Доверие-основа общества" (2007 г.) мне попалось описание того, что происходит с доверием в авторитарном режиме и какие последствия это влечет для общества в целом. Описание настолько очевидно и напрямую связано с нашей реальностью, что какие-либо дополнительные пояснения, аналогии и комментарии кажутся излишними. Просто делюсь текстом с теми, кому интересно посмотреть на современную Россию с точки зрения социологии и оценить возможные последствия тех «поправок», которые пытается навязать гражданам путинский режим.
Доверие в автократических режимах.

В то время как демократия использует институционализацию недоверия (буквально поощряет недоверие в обществе, например, позволяя СМИ сомневаться в решениях власти), автократия стремится к непосредственной институционализации доверия (буквально присвоению доверия) и превращения его в требование, отягощенное серьезными формальными санкциями. Существуют два вида адресатов такого вынужденного доверия. Первым из них является монарх, диктатор, предводитель, харизматичный правитель. Доверие приобретает здесь вид патернализма (верим, как отцу), приписано к конкретной особе и не может быть поставлено под сомнение (сомнение в этом наказуемо). Оно часто бывает слепо, игнорирует какие-либо существенные свидетельства достижений или поступков правителя. Несоответствующим и подлежащим наказанию может быть признано даже проведение оценок, не говоря уже о выражении критики. Правителю доверяют не за то, что он делает, а за то, кем является, на том же основании, как верят в семье - apriori, когда не нужны какие-либо доводы. Другим объектом институционализации доверия является вся система автократии: феодальная монархия, народный социализм, диктатура пролетариата‚ социалистическая демократия и т.д. Их принципы не подлежат обсуждению, канонизированы в догматических идеологиях и трактуются как непреложная истина. Государству от граждан требуется только полная и безоговорочная поддержка правителей и системы власти.

Институционализация доверия в описанных формах происходит путем‚ двойного механизма: во-первых, посредством политической социализации, цензуры средств массовой информации, приостановления получения информации извне; во-вторых, жесткого политического контроля, сурового наказания всяческих проявлений злоупотребления доверием, таких как диссидентская деятельность, неприятие системы, оппозиционная деятельность и даже мягкие выражения сомнений или критика.

Кажется, что если институционализация будет успешной и удастся привить безусловное доверие, то ни любые формы принуждения к ответственности, ни самоограничения не будут уже необходимы. Напротив - произвол станет принципом власти. Структура государства выглядит совсем не такой, как это имело бы место в случае демократии.

Во-первых, легитимность режима опирается на индоктринацию и насилие. Граждане считаются исполнителями воли правителей, вместо того чтобы правители были представителями граждан.

Во-вторых, власть не ограничивается по времени, например сроком пребывания у власти, и имеет тенденцию к увеличению этого срока.

В-третьих, не существует разделения властей и все ветви власти, если их вообще удастся выявить, подчиняются исполнительной власти.

В-четвертых‚ законы, если они вообще оказались выраженными в некоей устойчивой форме, обязывают только граждан, и даже в этом случае на принципах партикулярных, а не универсальных (одних касаются больше‚ других - меньше, как в том выражении Оруэлла: «все равны, но некоторые - равнее»). С полной уверенностью можно сказать, что людей, находящихся у власти, они касаются в меньшей степени.

В-пятых, воля правителя (монарха, царя, диктатора, политбюро) заменяет конституцию (или конституция переписывается под волю лидера) и, очевидно, вследствие этого не подлежит какому-либо контролю или верификации. Существование легальной оппозиции трудно себе представить.

В-шестых, власть произвольным образом использует юридические процедуры, касающиеся граждан. Отсутствует возможность апелляции по приговорам или, во всяком случае, они ограничены, а часто и мнимы.

В-седьмых, граждане не имеют прав, отсюда у них нет оснований для претензий: они отданы исключительно на капризную милость и добродетельность правителя.

В-восьмых, охрана общественного порядка тоже произвольна, а граждане не могут рассчитывать на охрану со стороны государства в ситуации, когда их интересам угрожают другие граждане. Трудно, например, предвидеть, когда расследование в одном деде будет остановлено, а в другом - немедленно предпринято.

В-девятых, коммуникация осуществляется в одном направлении (сверху вниз) и полностью контролируется правящими элитами, как в армии по цепочке командования. Неважно, дойдет ли голос людей до власти, важно, чтобы предложения и требования власти дошли до людей.

В-десятых, всякие проявления спонтанного самоуправления - локальных инициатив, гражданских групп, общественных движений - преследуются или полностью запрещаются.

Существуют две основные причины, по которым институциональное доверие необычайно хрупко и легко рушится. Одна связана с непосредственными результатами произвольности, дистанции, непрозрачности, отсутствием ответственности и неуверенностью, характеризующими автократическую политику. В конечном итоге, автократический режим приводит к возникновению всеобщего недоверия. Несмотря на то, что доверие институционализованно (присвоено властью), доверие носит односторонний характер и направленно «вверх», к правительству и режиму, что не сопровождается ответным доверием правящих элит к гражданам. Последние рассматриваются с недоверием, постоянно подозреваются в нелояльности, непослушании и нарушении законов. Поэтому они находятся под постоянным наблюдением и контролем. Исходя из этого, также как доверие порождает доверие, недоверие приводит к взаимному недоверию. Чрезмерная слежка, контроль и насилие со стороны правящих вызывают эффект бумеранга: осведомленность о подозрительности со стороны власти порождает враждебность и цинизм, подрывает доверие к ней. Всеобщее недоверие к политической власти, которое политологи называют изъятием легитимности, касается большинства автократических режимов. Именно на этом основан парадокс автократии: институциональное доверие создает всеобщее недоверие. Довольно часто это не является достаточным поводом для ослабления автократического режима. Само насилие может дать возможность удержать его на долгое время как форму правления, опирающегося на давление, без каких-либо претензий на получение устойчивой поддержки граждан.

Если спонтанное доверие исчерпывается, а институциональное доверие подвергается эрозии, существует большая вероятность возникновения замещающих функциональных форм приспособления. Четыре из них проявляются чаще всего.

Первая - вера в провидение с обращением к судьбе и пассивное, полное отрешение принятия существующих условий.

Вторая - коррупция (взятничество, фаворитизм, кумовство), которая замещает все нормальные каналы власти и влияния посредством покупки закрытого доступа к благам, привилегиям и милости властителей.

Третья - стремление к гетто, когда люди уходят от общественной жизни в одиночные анклавы, где господствуют еще близкие дружеские отношения и где можно ощущать себя в безопасности, а именно в семьи, а также в круги знакомых и друзей.

Четвертая - монополизация обладания истиной предводителями, вождями, диктаторами. В ситуации, когда граждане не могут доверять механизмам власти, процедурам, законам, единственным оплотом надежды может быть личность. Доверие подвергается полному персонализму и направлено к одной фигуре. В направлении создания и поддержания такого «культа личности» действует целый аппарат индоктринации, в том числе контролируемые властью средства массовой информации. В результате правителю приписывают необычные черты и рассчитывают на его сверхчеловеческую способность обеспечения «лада и порядка», необходимых гражданину благ, а также на его уступчивость и справедливость в разделе этих благ среди граждан. Такое слепое, извращенное, опирающееся на фальшь доверие является единственной его формой, выступающей в автократических режимах.

Alexander Karenin-Smakotin
6 марта 2020 г. ·