«Русофобия» как оружие
Мими Райц о том, как путинский режим унифицирует идентичность россиян
Фото: Scanpix
В настоящее время Министерство юстиции РФ разрабатывает законопроект, который позволит дать юридическое определение «русофобии». Этот термин подразумевает негативное отношение к человеку на основании его или ее российского гражданства, но авторитарный российский режим использует понятие «русофобии» как часть широкой пропагандистской схемы для оправдания неспровоцированной войны с Украиной, в свою очередь сводя российскую идентичность к единому понятию и уничтожая плюрализм в понимании того, что значит быть россиянином.
Хотя будущий закон, скорее всего, будет трудно применять за пределами России, он может быть использован властями для усиления репрессий против самых разных нонконформистских групп россиян, поскольку он определяет, что значит выступать против России, а также схематично обрисовывает, что значит быть россиянином, причем в основном по этническим и религиозным признакам, разработанным государственными чиновниками. На территории Российской Федерации проживает более 120 этнических групп: как могут люди разной этнической, религиозной и культурной принадлежности вписываться в монолитное представление режима о том, что такое русский? Учитывая, что термин «русофобия» занимает все более заметное место в кремлевском дискурсе, крайне важно исследовать истоки этого понятия, то, как режим использует и искажает его смысл, и что его дальнейшая эволюция может означать для России в 21-м веке и для тех, кто идентифицирует себя как русский.
Термин «русофобия» известен еще с 19 века. Например, в 1867 году его использовал поэт и дипломат Федор Тютчев, реагируя на то, что некоторая часть русского общества той эпохи стремилась к либеральному, «европейскому» образу жизни и отходила от довольно скудного набора традиционных ценностей, связанных с этническим славянским единством, царизмом и Русской православной церковью. С момента своего возникновения термин неизменно был на службе у сменявших друг друга российских, советских и постсоветских правительств как инструмент преследования диссидентов и обесценивания сущностной критики режима, которую привычно списывали на проявления западной ксенофобии. Расистская нацистская идеология, провозгласившая евразийские народы «унтерменшами», «недолюдьми» в связи с их близостью к монголоидам, послужила благодатной почвой для этого нарратива. Даже военные и политические лидеры Cоюзников называли русских принципиально «другими», непонятными. Из этой риторики выросла расхожая фраза о том, что западный мир стремится уничтожить Россию на этническом уровне. Впервые термин «русофобия» появился в русском словаре в 1935 году как ключевой элемент сталинской пропаганды, направлявшей общественный страх и недовольство против стран Запада для разжигания националистических чувств. Советские официальные лица утверждали, что американская дипломатия занимается не справедливой критикой советского режима, а подстреканием к ненависти к русским как к этносу. Одновременно советские идеологи и ученые, вроде известного математика и диссидента Игоря Шафаревича, автора программного эссе «Русофобия» (1982 г.), развили идею русофобии в «Евразийство» - широкую теорию истории и международных отношений, согласно которой Россия является уникальной сверхдержавой, опирающейся на прочные связи между различными этническими группами Евразии.
После распада Советского Союза и прихода в страну либеральных западных ценностей ультраправые русские националисты, впитавшие в себя нарратив советской русофобии, экстраполировали свои страхи на различные предполагаемые «опасности», угрожающие «русской душе», в том числе на соотечественников, придерживающихся более либеральных, глобалистских взглядов. В то же время в период правления Ельцина была создана современная объединяющая система для новообразованной Российской Федерации: был институционализирован термин «россияне» для обозначения проживающих на территории России людей по признаку их государственной, а не этнической принадлежности. Навязывание этой идентичности (наряду с пропагандируемым нарративом о «русофобии» и экзистенциальной опасности для русской культуры) привело к росту этнического национализма и внутренней ксенофобии в этот период. Отношение к этническим меньшинствам в обществе ухудшилось, а экстремисты на протяжении 2000-х гг. все чаще открыто призывали к насилию в отношении этнических меньшинств и совершали насильственные преступления на почве расовой ненависти.
В 21 веке путинский режим и его идеологические лидеры перенаправили крепнущий этнический национализм в русло антизападного нарратива, обвиняющего Запад в «русофобии». Создав надэтническое сообщество россиян, сплотившихся в борьбе с «реальным врагом» - «англосаксонским» миром, - режим получил возможность объяснять свои проблемы во взаимоотношениях с Западом неумеренной дискриминацией с его стороны. Российские официальные лица широко используют понятие «русофобии», перекрывающее возможность любого диалога с Западом, применяя его максимально широко для объяснения любых действий и реакций Запада по отношению к России. Особенно часто отсылки к «русофобии» стали звучать после вторжения и оккупации Крыма Россией в 2014 году. По мнению российских властей, именно «безудержная западная русофобия» стоит за американскими визовыми санкциями, введенными в связи с нарушением прав человека в России, американскими заявлениями о вмешательстве России в выборы, негативным изображением России в Голливуде и т. д. В специальном докладе, с которым Российская Федерация обратилась в ООН в 2019 году, описано множество жалоб на «русофобию», охватывающих больше десятилетия. Государственные СМИ способствовали формированию этого нарратива, насыщая российское медиапространство дезинформацией о якобы существующей на Западе антироссийской повестке.
По мере того как режим наращивал дискурсивное использование «русофобии» на национальном и международном уровнях, внутренний многомерный дискурс определял ее жертву - the Russian - через несколько ключевых консервативных тропов. Тем самым общественности демонстрировали, что де-факто «русофобия» не описывает дискриминацию по признаку российского гражданства: дескать, это не дискриминация против россиян, а скорее, этническая и религиозная дискриминация славянской, православной части россиян и связанных с ней традиционных ценностей, то есть этническая дискриминация русских. Правительственные чиновники сравнивают русофобию с «генетическим неприятием Западом славян». СМИ, массовая культура и деятели церкви еще больше сужают и без того узкие границы идентичности, соединяя общественное представление о русскости со множеством славянских и православных традиций. С началом полномасштабного вторжения в Украину в феврале 2022 года режим добавил к этим государственным ценностям еще один слой - ужасающее насилие, а саму российскую идентичность сделал тождественной войне. Обращаясь к аудиториям как внутри страны, власти РФ объявляют «русофобию» причиной неоправданной войны. Хотя на уровне риторики Кремль повторяет мантру о том, что уникальная сила России заключена в ее многообразии, на практике российское государство требует от своих граждан приверженности определенной культуре и четкой системе ценностей, тесно связанной с единым этническим и религиозным опытом, которые единственные позволяют считать себя истинно русским человеком.
Кремль оттачивает параметры этой ограниченной российской идентичности и укрепляет ее, стремясь сделать ее максимально однородной, ловко используя призыв к чистоте, чтобы исключить тех, кто не вписывается в поверхностные рамки этой идентичности. Государство присвоило себе полномочия определять политику по сохранению и защите российских «духовно-нравственных ценностей» и запустило проект «ДНК России», призванный объединить российское научное сообщество и на междисциплинарной, метапредметной основе сформировать профессиональную дискуссию по поводу российского мировоззрения и способствовать «повышение сплоченности российского общества». Эти исследования, проводимые при поддержке государства, позволят «научно» определить российское мировоззрение по тем линиям, которые прописаны режимом, для формирования многих последующих поколений граждан. Летом этого года Министерство науки и высшего образования РФ предписало школам по всей стране ввести новый обязательный предмет, в котором учащимся будут прививаться главные скрепы российской идентичности. Режим приложил множество усилий для того, чтобы свести российскую идентичность к ее славянским, православным и милитаристским элементам, и внедрить их во все сферы российской жизни, а все, что противоречит этому единственному упрощенному нарративу, объявляется антироссийским.
Сегодня концепция российской идентичности, навязываемая Кремлем, влияет на восприятие миллионов россиян, живущих за рубежом. Стремясь продемонстрировать непоколебимую поддержку Украины, многие западные страны пересматривают свое отношение к русской культуре. Государственные и частные структуры предпринимают действия, которые кажутся дискриминационными по отношению к русским: «отменяют» Достоевского и Чайковского, наносят граффити на стены принадлежащих россиянам домов или заведений, вводят ряд ограничений на поездки российских граждан и т. д. Для миллионов людей российская идентичность стала чувствительным и постыдным фактом, поскольку сам режим сделал русскость, российскость синонимом войны. Многим вообще кажется, что слова «хороший» и «русский» вряд ли могут стоять рядом в одном предложении. Между тем, некоторые эксперты отмечают, что единственным виновником разрушения русской культуры и компрометации россиян является сам путинский режим. Если именно Россия привязала русскую идентичность к узкому набору ценностей и насилию, то действия, интерпретируемые в России как «отмена» русской культуры Западом, в значительной степени помогают сбываться тому самому пропагандистскому нарративу о «русофобии», подтверждая реальность дискриминации. Кремль использует это ощущение отчужденности и виктимизации, присущее сегодня многим россиянам, чтобы укрепить российскую идентичность как источник единства и силы в борьбе с невзгодами.
Обильные доводы в пользу существования «русофобии», которые приводит Кремль, показывают, как власть осуществляет надзор и контроль за российской идентичностью и навязывает этнически и культурно многообразному населению страны единое, заданное государством представление о себе. Позиционируя эту войну как борьбу за «русскость», режим не только разжигает западную русофобию, но и осуждает разнообразие как девиацию. Кремль настаивает на тотальной общественной, культурной и идеологической конформности 16,4 млн русских мусульман, 21 этнической федеральной республики, миллионов иммигрантов в первом, втором и третьем поколениях и многих других людей, сохраняющих уникальную культуру и мировоззрение. В ответ на принуждение к конформизму некоторые представители меньшинств перенимают доминирующую культуру. Многие находят ощущение национального единства на войне и примиряют культурные различия, подчеркивая сходства, например, между исламом и российским православием. Данные недавней переписи свидетельствуют о силе влияния пропаганды идентичности на население: число представителей этнических меньшинств в стране, готовых самостоятельно идентифицировать себя как таковых, сократилось на сотни тысяч человек, а число тех, кто отказался от этнической идентификации вовсе, выросло почти до 16,5 млн человек, что свидетельствует о полной ассимиляции идентичности, которую российский авторитарный режим навязывает через разговоры о «русофобии» и тщательном прописывании понятия «русскости».
В перспективе принудительное сужение российской идентичности может привести к изменениям в самоидентификации многих россиян. Россияне в эмиграции пытаются решить, кто такие «мы» и «они». После начала полномасштабного вторжения в Украину на международной арене громче зазвучали голоса некоторых представителей этнических меньшинств России, выступающих против войны и стремящихся отделить себя от кремлевского определения «российскости». За рубежом некоторые россияне создают новые, инклюзивные сообщества в содружестве с теми, кто тоже отказывается подчиняться кремлевским установкам. Они протестуют против войны, сопротивляются авторитаризму и поддерживают украинцев, переформатируя свою идентичность и по-новому позиционируя ее в том мире, где быть русским или россиянином стало синоним неоправданной войны. Противодействие нарративу «русофобии» внутри страны и за ее пределами требует проведения новых линий самоидентификации: более широкого понимания того, что означает «быть россиянином», которое отражало бы богатое разнообразие народов, выступающих против неоправданного насилия со стороны своего правительства и отвергающих ассимиляцию в соответствии с догматами идентичности, предложенными режимом.
Мими Райц
Старший сотрудник программы по Европе/Евразии в Freedom House
11 августа 2023
Фото: Scanpix
В настоящее время Министерство юстиции РФ разрабатывает законопроект, который позволит дать юридическое определение «русофобии». Этот термин подразумевает негативное отношение к человеку на основании его или ее российского гражданства, но авторитарный российский режим использует понятие «русофобии» как часть широкой пропагандистской схемы для оправдания неспровоцированной войны с Украиной, в свою очередь сводя российскую идентичность к единому понятию и уничтожая плюрализм в понимании того, что значит быть россиянином.
Хотя будущий закон, скорее всего, будет трудно применять за пределами России, он может быть использован властями для усиления репрессий против самых разных нонконформистских групп россиян, поскольку он определяет, что значит выступать против России, а также схематично обрисовывает, что значит быть россиянином, причем в основном по этническим и религиозным признакам, разработанным государственными чиновниками. На территории Российской Федерации проживает более 120 этнических групп: как могут люди разной этнической, религиозной и культурной принадлежности вписываться в монолитное представление режима о том, что такое русский? Учитывая, что термин «русофобия» занимает все более заметное место в кремлевском дискурсе, крайне важно исследовать истоки этого понятия, то, как режим использует и искажает его смысл, и что его дальнейшая эволюция может означать для России в 21-м веке и для тех, кто идентифицирует себя как русский.
Термин «русофобия» известен еще с 19 века. Например, в 1867 году его использовал поэт и дипломат Федор Тютчев, реагируя на то, что некоторая часть русского общества той эпохи стремилась к либеральному, «европейскому» образу жизни и отходила от довольно скудного набора традиционных ценностей, связанных с этническим славянским единством, царизмом и Русской православной церковью. С момента своего возникновения термин неизменно был на службе у сменявших друг друга российских, советских и постсоветских правительств как инструмент преследования диссидентов и обесценивания сущностной критики режима, которую привычно списывали на проявления западной ксенофобии. Расистская нацистская идеология, провозгласившая евразийские народы «унтерменшами», «недолюдьми» в связи с их близостью к монголоидам, послужила благодатной почвой для этого нарратива. Даже военные и политические лидеры Cоюзников называли русских принципиально «другими», непонятными. Из этой риторики выросла расхожая фраза о том, что западный мир стремится уничтожить Россию на этническом уровне. Впервые термин «русофобия» появился в русском словаре в 1935 году как ключевой элемент сталинской пропаганды, направлявшей общественный страх и недовольство против стран Запада для разжигания националистических чувств. Советские официальные лица утверждали, что американская дипломатия занимается не справедливой критикой советского режима, а подстреканием к ненависти к русским как к этносу. Одновременно советские идеологи и ученые, вроде известного математика и диссидента Игоря Шафаревича, автора программного эссе «Русофобия» (1982 г.), развили идею русофобии в «Евразийство» - широкую теорию истории и международных отношений, согласно которой Россия является уникальной сверхдержавой, опирающейся на прочные связи между различными этническими группами Евразии.
После распада Советского Союза и прихода в страну либеральных западных ценностей ультраправые русские националисты, впитавшие в себя нарратив советской русофобии, экстраполировали свои страхи на различные предполагаемые «опасности», угрожающие «русской душе», в том числе на соотечественников, придерживающихся более либеральных, глобалистских взглядов. В то же время в период правления Ельцина была создана современная объединяющая система для новообразованной Российской Федерации: был институционализирован термин «россияне» для обозначения проживающих на территории России людей по признаку их государственной, а не этнической принадлежности. Навязывание этой идентичности (наряду с пропагандируемым нарративом о «русофобии» и экзистенциальной опасности для русской культуры) привело к росту этнического национализма и внутренней ксенофобии в этот период. Отношение к этническим меньшинствам в обществе ухудшилось, а экстремисты на протяжении 2000-х гг. все чаще открыто призывали к насилию в отношении этнических меньшинств и совершали насильственные преступления на почве расовой ненависти.
В 21 веке путинский режим и его идеологические лидеры перенаправили крепнущий этнический национализм в русло антизападного нарратива, обвиняющего Запад в «русофобии». Создав надэтническое сообщество россиян, сплотившихся в борьбе с «реальным врагом» - «англосаксонским» миром, - режим получил возможность объяснять свои проблемы во взаимоотношениях с Западом неумеренной дискриминацией с его стороны. Российские официальные лица широко используют понятие «русофобии», перекрывающее возможность любого диалога с Западом, применяя его максимально широко для объяснения любых действий и реакций Запада по отношению к России. Особенно часто отсылки к «русофобии» стали звучать после вторжения и оккупации Крыма Россией в 2014 году. По мнению российских властей, именно «безудержная западная русофобия» стоит за американскими визовыми санкциями, введенными в связи с нарушением прав человека в России, американскими заявлениями о вмешательстве России в выборы, негативным изображением России в Голливуде и т. д. В специальном докладе, с которым Российская Федерация обратилась в ООН в 2019 году, описано множество жалоб на «русофобию», охватывающих больше десятилетия. Государственные СМИ способствовали формированию этого нарратива, насыщая российское медиапространство дезинформацией о якобы существующей на Западе антироссийской повестке.
По мере того как режим наращивал дискурсивное использование «русофобии» на национальном и международном уровнях, внутренний многомерный дискурс определял ее жертву - the Russian - через несколько ключевых консервативных тропов. Тем самым общественности демонстрировали, что де-факто «русофобия» не описывает дискриминацию по признаку российского гражданства: дескать, это не дискриминация против россиян, а скорее, этническая и религиозная дискриминация славянской, православной части россиян и связанных с ней традиционных ценностей, то есть этническая дискриминация русских. Правительственные чиновники сравнивают русофобию с «генетическим неприятием Западом славян». СМИ, массовая культура и деятели церкви еще больше сужают и без того узкие границы идентичности, соединяя общественное представление о русскости со множеством славянских и православных традиций. С началом полномасштабного вторжения в Украину в феврале 2022 года режим добавил к этим государственным ценностям еще один слой - ужасающее насилие, а саму российскую идентичность сделал тождественной войне. Обращаясь к аудиториям как внутри страны, власти РФ объявляют «русофобию» причиной неоправданной войны. Хотя на уровне риторики Кремль повторяет мантру о том, что уникальная сила России заключена в ее многообразии, на практике российское государство требует от своих граждан приверженности определенной культуре и четкой системе ценностей, тесно связанной с единым этническим и религиозным опытом, которые единственные позволяют считать себя истинно русским человеком.
Кремль оттачивает параметры этой ограниченной российской идентичности и укрепляет ее, стремясь сделать ее максимально однородной, ловко используя призыв к чистоте, чтобы исключить тех, кто не вписывается в поверхностные рамки этой идентичности. Государство присвоило себе полномочия определять политику по сохранению и защите российских «духовно-нравственных ценностей» и запустило проект «ДНК России», призванный объединить российское научное сообщество и на междисциплинарной, метапредметной основе сформировать профессиональную дискуссию по поводу российского мировоззрения и способствовать «повышение сплоченности российского общества». Эти исследования, проводимые при поддержке государства, позволят «научно» определить российское мировоззрение по тем линиям, которые прописаны режимом, для формирования многих последующих поколений граждан. Летом этого года Министерство науки и высшего образования РФ предписало школам по всей стране ввести новый обязательный предмет, в котором учащимся будут прививаться главные скрепы российской идентичности. Режим приложил множество усилий для того, чтобы свести российскую идентичность к ее славянским, православным и милитаристским элементам, и внедрить их во все сферы российской жизни, а все, что противоречит этому единственному упрощенному нарративу, объявляется антироссийским.
Сегодня концепция российской идентичности, навязываемая Кремлем, влияет на восприятие миллионов россиян, живущих за рубежом. Стремясь продемонстрировать непоколебимую поддержку Украины, многие западные страны пересматривают свое отношение к русской культуре. Государственные и частные структуры предпринимают действия, которые кажутся дискриминационными по отношению к русским: «отменяют» Достоевского и Чайковского, наносят граффити на стены принадлежащих россиянам домов или заведений, вводят ряд ограничений на поездки российских граждан и т. д. Для миллионов людей российская идентичность стала чувствительным и постыдным фактом, поскольку сам режим сделал русскость, российскость синонимом войны. Многим вообще кажется, что слова «хороший» и «русский» вряд ли могут стоять рядом в одном предложении. Между тем, некоторые эксперты отмечают, что единственным виновником разрушения русской культуры и компрометации россиян является сам путинский режим. Если именно Россия привязала русскую идентичность к узкому набору ценностей и насилию, то действия, интерпретируемые в России как «отмена» русской культуры Западом, в значительной степени помогают сбываться тому самому пропагандистскому нарративу о «русофобии», подтверждая реальность дискриминации. Кремль использует это ощущение отчужденности и виктимизации, присущее сегодня многим россиянам, чтобы укрепить российскую идентичность как источник единства и силы в борьбе с невзгодами.
Обильные доводы в пользу существования «русофобии», которые приводит Кремль, показывают, как власть осуществляет надзор и контроль за российской идентичностью и навязывает этнически и культурно многообразному населению страны единое, заданное государством представление о себе. Позиционируя эту войну как борьбу за «русскость», режим не только разжигает западную русофобию, но и осуждает разнообразие как девиацию. Кремль настаивает на тотальной общественной, культурной и идеологической конформности 16,4 млн русских мусульман, 21 этнической федеральной республики, миллионов иммигрантов в первом, втором и третьем поколениях и многих других людей, сохраняющих уникальную культуру и мировоззрение. В ответ на принуждение к конформизму некоторые представители меньшинств перенимают доминирующую культуру. Многие находят ощущение национального единства на войне и примиряют культурные различия, подчеркивая сходства, например, между исламом и российским православием. Данные недавней переписи свидетельствуют о силе влияния пропаганды идентичности на население: число представителей этнических меньшинств в стране, готовых самостоятельно идентифицировать себя как таковых, сократилось на сотни тысяч человек, а число тех, кто отказался от этнической идентификации вовсе, выросло почти до 16,5 млн человек, что свидетельствует о полной ассимиляции идентичности, которую российский авторитарный режим навязывает через разговоры о «русофобии» и тщательном прописывании понятия «русскости».
В перспективе принудительное сужение российской идентичности может привести к изменениям в самоидентификации многих россиян. Россияне в эмиграции пытаются решить, кто такие «мы» и «они». После начала полномасштабного вторжения в Украину на международной арене громче зазвучали голоса некоторых представителей этнических меньшинств России, выступающих против войны и стремящихся отделить себя от кремлевского определения «российскости». За рубежом некоторые россияне создают новые, инклюзивные сообщества в содружестве с теми, кто тоже отказывается подчиняться кремлевским установкам. Они протестуют против войны, сопротивляются авторитаризму и поддерживают украинцев, переформатируя свою идентичность и по-новому позиционируя ее в том мире, где быть русским или россиянином стало синоним неоправданной войны. Противодействие нарративу «русофобии» внутри страны и за ее пределами требует проведения новых линий самоидентификации: более широкого понимания того, что означает «быть россиянином», которое отражало бы богатое разнообразие народов, выступающих против неоправданного насилия со стороны своего правительства и отвергающих ассимиляцию в соответствии с догматами идентичности, предложенными режимом.
Мими Райц
Старший сотрудник программы по Европе/Евразии в Freedom House
11 августа 2023