(О стихотворении Д.Быкова)
Собственно, это работа критика - копаться в дерьме, хочешь не хочешь.
Как известно, поэзия пишется животом. Мышцами его то есть. При взгляде на Дмитрия Быкова в голову сразу приходят некоторые сомнения.
И они быстро оправдываются - поэт себя не слышит, иначе не насовал бы в стих столько шипящих.
"еще вся … потягивающуюся"
"свистящим простором ...сводящим с ума"
"сулящий покой"
"из праздничной чаши".
Попробуйте это произнести - "из праздничной чаши"!.
Чуковский, по-моему, приводил пример, как не надо писать:
"еще чаще б с шоколадом".
Быков со своей чашей тоже рулит не по децки.
Кстати, "еще вся- потягивающуюся" - это у него рифма. Ну, если пипл с хорошими лицами хавает, то Быков продолжает;
покраше-параше- какаше.
Собственно, это общее правило: когда сказать нечего, живот не работает, а хочется что-нибудь этакое написать для восторженной публики, то и звучание как из параши (используем лексику автора) и в плане смысла какие-то сапоги всмятку.
"любви цинандали, мечты эскимо" - хочется спросить: так о чем же мечтает эскимо?
"сосулек диезы" - есть и горизонтальные сосульки?
"заката стаккато" - солнце что ли прыжками движется?
"сосна каравелья" - вся из карамелья, добавил бы я.
"чудесная осень... своим безволосьем" - чево-чево?
Может, жидкопоносьем (подстраиваясь под стиль автора)?
Ну и, конечно, мелкому жлобу скрыть, что он мелкий жлоб не удастся нигде.
"и ты без белья!" - хозяйским взглядом подмечает поэт, глядя на свою подругу. А, может, Музу?
"где все, что мы ждали, чего недодали ...нам дастся само" - да много чего еще недодали, Нобелевскую премию, например. А кому сейчас легко? Вот и Иисуса Христа не печатали. (Быкова, к счастью, печатают обильно).
Думаю, хватит.
Соглашусь с Быковым:
"и больше не помнить всей этой параши,
всей этой какаши,
всей этой херни."
Оригинал
Лекторий "Прямая речь"
4 июля в 16:24 ·
Люблю,
люблю,
люблю эту пору,
когда и весна впереди еще вся,
и бурную воду, и первую флору,
как будто потягивающуюся.
Зеленая дымка,
летучая прядка,
эгейские лужи, истома полей...
Одна
беда,
что все это кратко,
но дальше не хуже, а только милей.
Сирень,
свирель,
сосна каравелья,
засилье веселья, трезвон комарья,
и прелесть бесцелья,
и сладость безделья,
и хмель без похмелья, и ты без белья!
А позднее лето,
а колкие травы,
а нервного неба лазурная резь,
настой исключительно сладкой отравы,
блаженный, пока он не кончится весь.
А там,
а там -
чудесная осень,
хоть мы и не просим, не спросим о том,
своим безволосьем,
своим бесколосьем
она создает утешительный фон:
в сравнении с этим свистящим простором,
растянутым мором, сводящим с ума,
любой перед собственным мысленным взором
глядит командором.
А там и зима.
А что?
Люблю,
люблю эту зиму,
глухую низину, ледовую дзынь,
заката стаккато,
рассвета резину,
и запах бензина, и путь в магазин,
сугробов картузы, сосулек диезы,
коньки-ледорезы, завьюженный тракт,
и сладость работы,
и роскошь аскезы -
тут нет катахрезы, все именно так.
А там, а там -
и старость, по ходу
счастливую коду сулящий покой,
когда уже любишь любую погоду -
ведь может назавтра не быть никакой.
Когда в ожиданье последней разлуки -
ни злобы, ни скуки.
Почтенье к летам,
и взрослые дети,
и юные внуки,
и сладкие глюки,
а дальше, а там -
небесные краски, нездешние дали,
любви цинандали, мечты эскимо,
где все, что мы ждали, чего недодали,
о чем не гадали, нам дастся само.
А нет -
так нет,
и даже не надо.
Не хочет парада усталый боец.
Какая услада, какая отрада,
какая награда уснуть наконец,
допить свою долю из праздничной чаши,
раскрасить покраше последние дни -
и больше не помнить всей этой параши,
всей этой какаши,
всей этой херни.
Приходите в «Гоголь-центр» услышать из уст ДБ стихи, которые он считает для себя главными.