Главы 9 и 10
здесь Глава 11
Дмитрий Павлович закрыл тетрадь, засунул ее в штаны и подошел к мусоровозу, разгружавшемуся метрах в тридцати от его шалаша.
- Хуле те надо, ссань? - неприветливо окликнул его бородатый водитель. - Вот вывалюсь, и копайся, сколько влезет. А сейчас - пиздуй отсюда. От тебя воняет.
Он был прав, но явно хотел обидеть бывшего физика: от свалки воняло гораздо сильнее. Да и сам водитель благоухал явно не майской розой, что уж там говорить, мусоропроводом и тухлятиной благоухал достойный работник коммунальной службы.
- Извините меня, пожалуйста, но не могли бы вы сказать мне, какое сегодня число? - обратился к нему Дмитрий Павлович.
По водителю было видно, что он слегка ошалел от такого обращения. Но оборотов не сбавил.
- Ёбта, да нахуя тебе число? Счастливые часов не наблюдают, ёбта. Блядь, чмо вонючее, иди дальше в помойке копайся, ёбта.
Дмитрий Павлович попытался оскорбиться, понял, что давно разучился это делать, вот оно - благотворное влияние жизни на свалке, и повторил свой вопрос.
- Простите пожалуйста, но мне на самом деле очень важно узнать, какое сегодня число. Вам ведь не сложно ответить? Всего одно слово - день. Очень вас прошу.
Водитель не был интеллектуалом, и догадаться, зачем же бомжу понадобилось знать сегодняшнее число, даже не пытался. Но человеком он был в общем-то нормальным и незлым. Поэтому он бросил:
- Девятнадцатое, - подумав, добавил, - июня. - и отвернулся.
Девятнадцатое! В Славкином дневнике была дата - двадцать четвертое июня. Было совершенно ясно, что в этот день должно произойти что-то очень важное. Даже не дочитав тетрадку до конца, Дмитрий Павлович каким-то образом почувствовал это. Достав предпоследний бычок, он закурил и решил прикинуть, за какое время он сможет внимательно прочесть ее целиком. Выходило, что не меньше, чем за три-четыре дня - почерк у Славы был ужасен.
Его надо было найти. Зачем, Дмитрий Павлович пока не мог внятно объяснить даже себе, но надо. Он представил себя в роли детектива и внутренне расхохотался. Бомж со свалки ищет незнакомого человека в четырнадцатимиллионном городе. Из зацепок - старая тетрадка и общий знакомый, с которым неясно - согласится ли он выслушать или немедленно прогонит.
Его взгляд скользнул по борту самосвала. Это была судьба: на нем значилось, что машина принадлежит долгопрудненскому управлению коммунального хозяйства. Дмитрий Павлович осторожно, нагибаясь к земле и делая вид, что он что-то там ищет, начал перемещаться к задней части кузова.
Подобрался; убедился, что из кабины его не видно. Водитель уже начал заводить мотор. Дмитрий Павлович подтянулся на руках, сорвался, снова подтянулся, опять сорвался, начал подтягиваться... Самосвал тронулся. Неимоверным усилием он перевалился через край, откатился вглубь кузова.
...
Самосвал выехал на кольцевую. Дмитрий Павлович лег на дно кузова, чтобы свести к минимуму риск быть замеченным, вытащил из штанов тетрадь и, решив, что время до приезда в Долгопрудный у него еще есть, продолжил чтение.
Глава 12
8 ноября
Госспиди, как я позавчера прокололся. Нет, люди добрые, как же я прокололся! Сижу, значит, я вечером, втыкаю в свой второй MSX - чудо техники, 128 кил оперативки, ЕГА-монитор, трехдюймовый дисковод. Вспоминаю третий Паскаль, каждые три минуты тянусь рукой к отсутствующей мыши.
И тут папа меня и спрашивает, Слава, мол, тебя завтра в шесть утра будить Формулу смотреть? Не, говорю, Шафигуллыч, не надо. Сенна выиграет прощальную гонку за Мак, Просту уже ничего не надо, и он спокойно докатится вторым, Деймону выше третьего места подняться субординация не позволит, красный паровозик прокатится до четвертого и пятого места. Будущий великий пятикратный поставит рекорд трассы и спалит двигло по молодости и дурости. Так что, на заре ты меня не буди, да и нет никакой зари в ноябре месяце в шесть утра.
Сказал и отвернулся снова в монитор втыкать. Слышу - за спиной тихо так. Стоит значит, папа на месте и никуда не идет. Поворачиваюсь - ага. Хорошо, что челюсти вставной у него нет, пришлось бы ему под кровать за ней лезть. Ка-как-как-кой пятикратный, говорит, какой красный па-паровозик? Какой заяц, какой орел, какая блоха-а-а?
Ну, говорю, папа, чего ты нервничаешь? Та самая блоха с того берега лужи, все очень просто, а красный паровозик - это команда "Феррари", мог бы и сам догадаться, чай, не маленький.
А сам понимаю, что фигню спорол ужасную и остается только плыть по течению, а уж куда оно меня выкинет - вопрос десятый.
Папа тем временем слегка успокоился, он у меня материалист и технарь, бегать за сынулей с осиновым колом и молотком - не его стиль, так вот, успокоился он и говорит: а пойдем-ка, сынуля, на кухню, поговорим.
Зашли, дверь закрыли, я чаю налил, сели за стол. И тут я порю второй косяк. Пододвигаю к себе пачку сигарет, вытаскиваю, закуриваю. А чо, серьезный разговор как раз под сигареты и чай, все нормально. Ну, говорю, давай спрашивай.
Он аж побледнел, хоть и татарин смуглый. Воздух ротом весь хватает, а сказать ничего не может. Ну, тут и я засмущался, извини, говорю, папа, это я машинально. Да, я курю, но исключительно табак и исключительно на свои. У тебя та же самая ситуация, не находишь? А про гонку завтрашнюю, говорю, просто накатило что-то, ну ты понимаешь, эра Водолея, барабашки паранормальные, вон в Красноярске большом так вообще телефон-автомат блондинку изнасиловал, а у тебя сын просто результаты гонок предсказывает.
И чую я, что конструктивного диалога не вышло. Ладно, говорит. Иди, ложись спать. И дома курить не смей больше!
Ну я чо, пошел, повтыкал еще минут пятнадцать и спать лег. Тут чувствую - кто-то меня в плечо толкает. Просыпаюсь, смотрю - батя. И глаза странные. И рук не вижу, впотьмах-то. Ну все, думаю, пиздец, пришел папа с осинкой за спинкой. Вставай, говорит, пошли на кухню. Пошли так пошли, бог с тобой, голден фиш.
Пришли, сели. И тут папа двигает ко мне пачку сигарет, мол, закуривай. Я фигею, но закуриваю. Сенна-Прост-Хилл-Алези-Бергер, говорит он мне. Блин, и ради этого он меня разбудил в восемь утра! Да, говорю, знаю. Просто - знаю. Не спрашивай меня, откуда. Иногда я буду чревовещать, папа, и практически всегда в точку. Только в поликлинику для опытов не сдавай меня, пожалуйста, и ломом по голове не бей. Просто прими как данность. И деньги газетные у меня возьми, что я, не понимаю, семья большая, кормиться надо.
Вроде проникся. Ломаем стенку, ломаем.