Националисты во власти: почему одним «везёт», а другим - нет
В чем главный аргумент в пользу национализма? В том, что национализм - это естественное явление, порожденное самой жизнью и реальными обстоятельствами, а не возникшее в результате усилий политиканов и политтехнологов, как это пытаются представить критики. Наглядным подтверждением этого утверждения может послужить пример Бельгии.
Рост национализма в той ли иной стране или регионе зависит от уровня пассионарности народа, его зрелости и способности к самостоятельному развитию. Без такого фундамента в обществе не будет ни националистического движения, ни серьезной партии, ни лидеров. В этом смысле, пример с Бельгией весьма показателен. Если посмотреть на состав парламента страны, то невольно задаешься вопросом: почему в Бельгии так сильны позиции фламандских националистов, стремящихся к отделению, а националисты-франкофоны так бесперспективны, несмотря на соседство с Францией, где плотно укоренился национализм, в том числе в лице «Национального фронта» династии Ле Пен?
В случае с фламандцами мы имеем дело с национализмом, стремящемся к обретению собственной государственности. Такой национализм получил термин «рисорджименто» (il risorgimento - возрождение), по ассоциации с периодом в итальянской истории, когда шла борьба за политическое объединение Италии. В то время как фламандцы борются за отделение от Бельгии, франкофоны стремятся сохранить единство государства, что в случае их достаточной пассионарности, должно было вылиться в движение интегрального национализма, ставящего своей целью централизацию власти, усиление роли государства, где национальные интересы ставятся превыше всего. Однако этого не случилось, и дело вовсе не в том, что сепаратисты более пассионарны по своей природе… Вспомним успех популярной венгерской ультраправой партии «Йоббик», которая не только выступает за проведение агрессивной националистической политики внутри страны - в области межнациональных отношений и борьбы за традиционные ценности - но и выступает на стороне активной «экспансионистской» внешней политики Венгрии. В первую очередь, это касается стремления объединения венгров по всему миру, а также продвижения туранизма, идея которого заключается в консолидации во главе с Турцией тюркских народов (к которым «Йоббики» причисляют венгров) на основе этнической, культурной и языковой общности. В более широком смысле, «Йоббик» предлагает некий «восточный проект», в котором венгерские националисты выделяют два геополитических центра - Россию и Турцию. Лично мне данный подход «Йоббика» кажется неприемлемым, но следует отметить, что у этого проекта есть мощный политический, экономический и культурный фундамент, следовательно, и есть и перспективы.
Возвращаясь к Бельгии, напомню, что межнациональный конфликт, наблюдаемый в этом регионе, заключается в противостоянии нидерландоговорящих фламандцев и франкоговорящих валлонов, появившийся изначально на языковой почве. Когда Бельгия стала независимой в 1830 году, единственным государственным языком был французский, но к 1963 году фламандские националисты добиваются внесения в Конституцию поправок о двуязычии. Но этим конфликт не исчерпывается: сейчас, когда фламандские земли стали богаче валлонских, и когда численность фламандского населения в Бельгии резко выросла, фламандский национализм приобрел более широкие формы. Не в меньшей степени, сепаратистские настроения поддерживаются уникальным двойным административным делением Бельгии: на культурные сообщества (фламандское, валлонское и немецкое) и экономические регионы (Фландрия, Валлония и Брюссель). В каждом регионе и каждом языковом сообществе есть свой парламент и правительство, хотя фламандцы позже объединили парламент и правительство Фламандского региона и Нидерландскоязычного сообщества.
На сегодняшний день в Бельгии действуют две крупные фламандские националистические партии, которые представлены не только в своем региональном парламенте (что вполне логично), но и на федеральном уровне. По результатам выборов 2010 года в Федеральный парламент Бельгии, наибольшее число мест получила сепаратистская консервативная партия «Новый фламандский альянс» (N-VA), выступающая за отделение Фландрии от Бельгии - 27 мест. За ней следует франкофонская Социалистическая партия (26 мест), коалиция франкофонов «Реформаторское движение» (18 мест), партия «Христианских демократов» (17 мест), а также фламандская «Социалистическая партия» и «Открытые фламандские либералы и демократы» - по 13 мест каждая. Второй националистической партией фламандцев, прошедшей в федеральный парламент стала партия «Фламандский интерес» (Vlaams Belang), получившая 12 мест.
Следует отметить, что N-VA и Vlaams Belang, будучи обе партиями сепаратистскими, различаются по ряду своих программных позиций. «Фламандский интерес» известен во всем мире как ультраправая партия, причем десять лет назад, когда партия носила название «Фламандский блок», она была обвинена судом в дискриминации иммигрантов. Сегодня «Фламандский интерес» - это одна из наиболее популярных в мире праворадикальных партий, выступающая против исламизации региона, наплыва иммигрантов и осуждающая мультикультурализм. «Новый фламандский альянс» - более умеренная правоконсервативная партия, которая допускает интеграцию «некоторых» иммигрантов, борется не с исламом в целом, а лишь с его радикальными проявлениями. Это принципиально отличает ее от «Фламандского интереса», требующего полностью перекрыть иммиграционные потоки и воспринимающего ислам как в принципе порочную религию, по своей природе агрессивную и бескомпромиссную. В силу этих различий, один из лидеров ультраправых Филип Девинтер заявил о том, что не видит возможности сотрудничества между двумя организациями. Примечательно, что уступая умеренному «Новому фламандскому альянсу» по числу мест в Федеральном парламенте, ультраправый «Фламандский интерес» лидирует в региональном фламандском парламенте (21 место против 16 мест из общего числа в 124 места).
Между тем, валлонские националисты не смогли добиться даже близких к этим результатов, также как и не появилось среди них серьезного националистического движения, объединяющего все коренные народы, проживающие на территории Бельгии. «Демократический фронт франкофонов», выступающий за распространение французского языка, получил лишь три места в Федеральном парламенте, куда партия прошла в рамках коалиции «Реформаторское движение». Определенных успехов партия смогла добиться только в парламенте Брюсселя, где получила 11 из 89 мест. Другая партия франкофонов - это ультраправый «Национальный Фронт Бельгии», созданный националистом-франкофоном Даниэлем Фере в 1985 году на волне политического успеха ультраправых во Франции. «Национальный Фронт Бельгии» борется за единство бельгийского государства и пытается привлечь на свою сторону, в том числе, и фламандских избирателей. Последний раз НФ проходил в парламент в 2007 году, когда ему досталось одно место в Палате представителей и одно - в Сенате. По результатам последних выборов НФ остался ни с чем. Бельгийский НФ не получил поддержки и со стороны своих собратьев из соседней Франции. В прошлом году лидер французского «Национального Фронта» Марин Ле Пен добилась запрета для бельгийского НФ носить это название. Ле Пен сделала это из опасений нежелательных ассоциаций ее партии с бельгийскими ультраправыми - сам лидер НФ Бельгии Даниэль Фере был приговорен к исправительным работам за разжигание ненависти, а вебмастера организации отправили в тюрьму на 7 лет. Теперь, после такого «дружественного» шага со стороны Ле Пен, вчерашний «Национальный Фронт» сменил свое название на «Национал-демократическую партию» (www.dnat.be) и выступает с лозунгами против иммиграции, ислама, а также за единство Бельгии.
Кроме интегрального национализма, для валлонских правых также открыт путь к сепаратизму - идея, которую поддерживает Марин Ле Пен, предложившая летом 2011 года присоединить Валлонию к Франции в случае распада бельгийского государства. Между тем, как показали опросы, несмотря на то, что 60% французов согласны с такой перспективой интеграции, среди валлонов только 39% опрошенных поддержали идею присоединения, остальные же продемонстрировали в своих ответах, что стремятся сохранить единую Бельгию и, более того, считают, что власти страны не должны принимать дальнейшие требования фламандцев по регионализации страны. А раз нет поддержки народа, то нет и более менее значимой партии, которая могла бы представлять интересы валлонов-сепаратистов в государственных органах разных уровней.
В связи с этим, возникает вопрос, почему один народ оказался более пассионарным, нежели другой, проживающий по соседству с ним на протяжении длительного времени. На мой взгляд, здесь кроются две причины. Как было сказано выше, успешное националистическое движение должно иметь фундамент и, прежде всего, речь идет об уровне экономического развития того региона, население которого является электоральной базой для националистов. Так, испанская Каталония, где на выборах традиционно пользуются популярностью выступающие за независимость националисты, является самым экономически развитым регионом Испании. Далее, как только в 70-х годах прошлого века в Шотландии узнали о нефтяных залежах, начался резкий подъем националистического движения, в результате чего, уже сейчас шотландцы готовятся к референдуму о независимости. В Италии в парламенте сидит националистическая партия «Лига Севера», изначально требованием которой была независимость богатого севера от бедного юга страны. В настоящее время североитальянские националисты ставят более умеренные задачи, которые сводятся к регионализации и децентрализации. Весьма показательно, что одной из главных составляющих электоральной базы «Лиги» являются мелкие предприниматели и торговцы, которые не хотят «кормить» экономически менее развитый юг.
Аналогичная ситуация сложилась и с Фландрией. До середины ХХ века франкоязычная Валлония занимала ведущие позиции в национальной экономике и именно благодаря этому региону Бельгия оказалась среди промышленно развитых стран, в первую очередь, в области добычи угля, сталелитейной промышленности и строительства железных дорог. В то время Фландрия была преимущественно аграрным регионом, а ее порты служили звеном инфраструктуры, обслуживающей валлонскую промышленность. Однако когда в 1960 году Бельгия предоставила независимость Конго, страна столкнулась с серьезными экономическими проблемами из-за потери колонии, богатой цинком, медью, ураном, оловом, нефтью, углем, рудами, железом, золотом и серебром, а также природным каучуком и слоновой костью. Как источник сырья Конго играло важнейшую роль в развитии страны, так, например, благодаря конголезским алмазам, Бельгия стала одним из ведущих центров по обработке алмазов, а в ювелирной отрасли страны были заняты более десяти тысяч ее жителей.
Кроме того, в условиях промышленной революции промышленность Валлонии, основанная на угледобыче и металлургии, стала устаревать. В то же время, географическое положение Фландрии с ее морскими портами (Антверпен, Гент, Зебрюге, Остенде) привлекали иностранные инвестиции, которые вкладывались в автомобилестроение и нефтеперерабатывающие заводы. Таким образом, ситуация кардинально поменялась и теперь Фландрия стала локомотивом экономического развития Бельгии, стала доминировать в экономике страны и, более того, фламандский регион стал полностью самодостаточным: Фландрия покрывает все социальные расходы за счет собственных доходов, в отличие от Валлонии и Брюсселя, которым приходится брать часть средств из федерального бюджета. Более того, экспорт Фландрии не только сопоставим с показателями некоторых европейских самостоятельных государств, но даже превышает показатели таких стран, как Дания, Швеция, Финляндия, Ирландия, Австрия, Греция, Португалия и Испания.
Подъему националистических настроений в регионе способствует не только рост экономики обособленных культурных и этнических автономий. Как показывает международная практика, успешные националистические партии утверждаются именно в тех странах, где закрепилось представление об особой роли нации, или другими словами - где есть свой националистический проект, нацеленный на будущее и, главное, основанный на национальной специфике народа, его реальных возможностях и реально имеющихся ресурсах.
В Швейцарии наглядным примером вышесказанного может послужить «Швейцарская народная партия», занимающая жесткую антииммигрантскую и антиисламскую позицию. Казалось бы, многие европейские ультраправые выступают со схожими программами, но значительная их часть, в лучшем случае, добиваются одного-двух мест на муниципальных выборах какого-нибудь отдаленного городка, тогда как «Швейцарская народная партия» по результатам выборов в Национальную ассамблею 2011 года, набрала голосов больше, чем любая другая партия страны (26,6%), в общей сложности получив 54 места в парламенте. Секрет успеха ШНП заключается в том, что «Швейцарская народная партия» сделала ставку на старую традицию швейцарцев, которой они этот народ так сильно дорожит - на референдумы. Швейцария занимает первое место в мире по числу проведенных референдумов и, начиная с середины ХIХ века, провела более пятисот плебисцитов. ШНП взяла на вооружение этот инструмент прямой демократии, и все свои инициативы по ограничению иммиграции или запрету строительства минаретов проводила именно посредством этой формы народного волеизъявления, непрестанно подчеркивая важность традиции проведения референдумов. Есть и другие аспекты, в частности, известно, что Швейцария традиционно занимала позиции нейтралитета, а швейцарцы воспринимали себя жителями государства, находящегося «на особом положении», а не гражданами «еще одной страны» Евросоюза. Поэтому, призывы «Швейцарской народной партии» к неприсоединению к Евросоюзу находят отклик в сердцах жителей этой страны.
Свой националистический проект есть и у ультраправых во Франции. Позиция «Национального Фронта» Французской Республики отвечает амбициям националистов, которые до сих пор не могут смириться с тем, что их родина уже давно не та, что во времена Наполеона. Причем у страны есть возможности для хотя бы частичного возврата былого величия и влияния на международной арене. Франция является одной из крупнейших экономик Европы, в стране развита военная промышленность, это старая ядерная держава, член Совбеза ООН, один из ключевых игроков на политической арене, а Париж по-прежнему называют культурной столицей мира. В этих условиях, призывы руководства НФ к освобождению от гнета Брюсселя, антиамериканская и, в то же время, пророссийская позиция во внешней политике и являются тем самым перспективным национальным проектом, нацеленным на будущее.
Поэтому проблема валлонских националистов заключается не только в том, что Фландрия обогнала франкофонский регион по уровню экономического развития, в связи с чем, валлонам стало еще сложнее удерживать своих фламандских соседей в одном государстве. Сегодня у сторонников единой и неделимой Бельгии нет убедительного проекта по сохранению территориальной целостности страны, основанного на давних традициях и самоидентификации населяющих ее народов. Другими словами, валлоны проиграли не только материально, но и морально. И если первое поправимо, второе - вряд ли.
Автор: публицист и обозреватель Татьяна Канунникова
modus-agendi.org
Рост национализма в той ли иной стране или регионе зависит от уровня пассионарности народа, его зрелости и способности к самостоятельному развитию. Без такого фундамента в обществе не будет ни националистического движения, ни серьезной партии, ни лидеров. В этом смысле, пример с Бельгией весьма показателен. Если посмотреть на состав парламента страны, то невольно задаешься вопросом: почему в Бельгии так сильны позиции фламандских националистов, стремящихся к отделению, а националисты-франкофоны так бесперспективны, несмотря на соседство с Францией, где плотно укоренился национализм, в том числе в лице «Национального фронта» династии Ле Пен?
В случае с фламандцами мы имеем дело с национализмом, стремящемся к обретению собственной государственности. Такой национализм получил термин «рисорджименто» (il risorgimento - возрождение), по ассоциации с периодом в итальянской истории, когда шла борьба за политическое объединение Италии. В то время как фламандцы борются за отделение от Бельгии, франкофоны стремятся сохранить единство государства, что в случае их достаточной пассионарности, должно было вылиться в движение интегрального национализма, ставящего своей целью централизацию власти, усиление роли государства, где национальные интересы ставятся превыше всего. Однако этого не случилось, и дело вовсе не в том, что сепаратисты более пассионарны по своей природе… Вспомним успех популярной венгерской ультраправой партии «Йоббик», которая не только выступает за проведение агрессивной националистической политики внутри страны - в области межнациональных отношений и борьбы за традиционные ценности - но и выступает на стороне активной «экспансионистской» внешней политики Венгрии. В первую очередь, это касается стремления объединения венгров по всему миру, а также продвижения туранизма, идея которого заключается в консолидации во главе с Турцией тюркских народов (к которым «Йоббики» причисляют венгров) на основе этнической, культурной и языковой общности. В более широком смысле, «Йоббик» предлагает некий «восточный проект», в котором венгерские националисты выделяют два геополитических центра - Россию и Турцию. Лично мне данный подход «Йоббика» кажется неприемлемым, но следует отметить, что у этого проекта есть мощный политический, экономический и культурный фундамент, следовательно, и есть и перспективы.
Возвращаясь к Бельгии, напомню, что межнациональный конфликт, наблюдаемый в этом регионе, заключается в противостоянии нидерландоговорящих фламандцев и франкоговорящих валлонов, появившийся изначально на языковой почве. Когда Бельгия стала независимой в 1830 году, единственным государственным языком был французский, но к 1963 году фламандские националисты добиваются внесения в Конституцию поправок о двуязычии. Но этим конфликт не исчерпывается: сейчас, когда фламандские земли стали богаче валлонских, и когда численность фламандского населения в Бельгии резко выросла, фламандский национализм приобрел более широкие формы. Не в меньшей степени, сепаратистские настроения поддерживаются уникальным двойным административным делением Бельгии: на культурные сообщества (фламандское, валлонское и немецкое) и экономические регионы (Фландрия, Валлония и Брюссель). В каждом регионе и каждом языковом сообществе есть свой парламент и правительство, хотя фламандцы позже объединили парламент и правительство Фламандского региона и Нидерландскоязычного сообщества.
На сегодняшний день в Бельгии действуют две крупные фламандские националистические партии, которые представлены не только в своем региональном парламенте (что вполне логично), но и на федеральном уровне. По результатам выборов 2010 года в Федеральный парламент Бельгии, наибольшее число мест получила сепаратистская консервативная партия «Новый фламандский альянс» (N-VA), выступающая за отделение Фландрии от Бельгии - 27 мест. За ней следует франкофонская Социалистическая партия (26 мест), коалиция франкофонов «Реформаторское движение» (18 мест), партия «Христианских демократов» (17 мест), а также фламандская «Социалистическая партия» и «Открытые фламандские либералы и демократы» - по 13 мест каждая. Второй националистической партией фламандцев, прошедшей в федеральный парламент стала партия «Фламандский интерес» (Vlaams Belang), получившая 12 мест.
Следует отметить, что N-VA и Vlaams Belang, будучи обе партиями сепаратистскими, различаются по ряду своих программных позиций. «Фламандский интерес» известен во всем мире как ультраправая партия, причем десять лет назад, когда партия носила название «Фламандский блок», она была обвинена судом в дискриминации иммигрантов. Сегодня «Фламандский интерес» - это одна из наиболее популярных в мире праворадикальных партий, выступающая против исламизации региона, наплыва иммигрантов и осуждающая мультикультурализм. «Новый фламандский альянс» - более умеренная правоконсервативная партия, которая допускает интеграцию «некоторых» иммигрантов, борется не с исламом в целом, а лишь с его радикальными проявлениями. Это принципиально отличает ее от «Фламандского интереса», требующего полностью перекрыть иммиграционные потоки и воспринимающего ислам как в принципе порочную религию, по своей природе агрессивную и бескомпромиссную. В силу этих различий, один из лидеров ультраправых Филип Девинтер заявил о том, что не видит возможности сотрудничества между двумя организациями. Примечательно, что уступая умеренному «Новому фламандскому альянсу» по числу мест в Федеральном парламенте, ультраправый «Фламандский интерес» лидирует в региональном фламандском парламенте (21 место против 16 мест из общего числа в 124 места).
Между тем, валлонские националисты не смогли добиться даже близких к этим результатов, также как и не появилось среди них серьезного националистического движения, объединяющего все коренные народы, проживающие на территории Бельгии. «Демократический фронт франкофонов», выступающий за распространение французского языка, получил лишь три места в Федеральном парламенте, куда партия прошла в рамках коалиции «Реформаторское движение». Определенных успехов партия смогла добиться только в парламенте Брюсселя, где получила 11 из 89 мест. Другая партия франкофонов - это ультраправый «Национальный Фронт Бельгии», созданный националистом-франкофоном Даниэлем Фере в 1985 году на волне политического успеха ультраправых во Франции. «Национальный Фронт Бельгии» борется за единство бельгийского государства и пытается привлечь на свою сторону, в том числе, и фламандских избирателей. Последний раз НФ проходил в парламент в 2007 году, когда ему досталось одно место в Палате представителей и одно - в Сенате. По результатам последних выборов НФ остался ни с чем. Бельгийский НФ не получил поддержки и со стороны своих собратьев из соседней Франции. В прошлом году лидер французского «Национального Фронта» Марин Ле Пен добилась запрета для бельгийского НФ носить это название. Ле Пен сделала это из опасений нежелательных ассоциаций ее партии с бельгийскими ультраправыми - сам лидер НФ Бельгии Даниэль Фере был приговорен к исправительным работам за разжигание ненависти, а вебмастера организации отправили в тюрьму на 7 лет. Теперь, после такого «дружественного» шага со стороны Ле Пен, вчерашний «Национальный Фронт» сменил свое название на «Национал-демократическую партию» (www.dnat.be) и выступает с лозунгами против иммиграции, ислама, а также за единство Бельгии.
Кроме интегрального национализма, для валлонских правых также открыт путь к сепаратизму - идея, которую поддерживает Марин Ле Пен, предложившая летом 2011 года присоединить Валлонию к Франции в случае распада бельгийского государства. Между тем, как показали опросы, несмотря на то, что 60% французов согласны с такой перспективой интеграции, среди валлонов только 39% опрошенных поддержали идею присоединения, остальные же продемонстрировали в своих ответах, что стремятся сохранить единую Бельгию и, более того, считают, что власти страны не должны принимать дальнейшие требования фламандцев по регионализации страны. А раз нет поддержки народа, то нет и более менее значимой партии, которая могла бы представлять интересы валлонов-сепаратистов в государственных органах разных уровней.
В связи с этим, возникает вопрос, почему один народ оказался более пассионарным, нежели другой, проживающий по соседству с ним на протяжении длительного времени. На мой взгляд, здесь кроются две причины. Как было сказано выше, успешное националистическое движение должно иметь фундамент и, прежде всего, речь идет об уровне экономического развития того региона, население которого является электоральной базой для националистов. Так, испанская Каталония, где на выборах традиционно пользуются популярностью выступающие за независимость националисты, является самым экономически развитым регионом Испании. Далее, как только в 70-х годах прошлого века в Шотландии узнали о нефтяных залежах, начался резкий подъем националистического движения, в результате чего, уже сейчас шотландцы готовятся к референдуму о независимости. В Италии в парламенте сидит националистическая партия «Лига Севера», изначально требованием которой была независимость богатого севера от бедного юга страны. В настоящее время североитальянские националисты ставят более умеренные задачи, которые сводятся к регионализации и децентрализации. Весьма показательно, что одной из главных составляющих электоральной базы «Лиги» являются мелкие предприниматели и торговцы, которые не хотят «кормить» экономически менее развитый юг.
Аналогичная ситуация сложилась и с Фландрией. До середины ХХ века франкоязычная Валлония занимала ведущие позиции в национальной экономике и именно благодаря этому региону Бельгия оказалась среди промышленно развитых стран, в первую очередь, в области добычи угля, сталелитейной промышленности и строительства железных дорог. В то время Фландрия была преимущественно аграрным регионом, а ее порты служили звеном инфраструктуры, обслуживающей валлонскую промышленность. Однако когда в 1960 году Бельгия предоставила независимость Конго, страна столкнулась с серьезными экономическими проблемами из-за потери колонии, богатой цинком, медью, ураном, оловом, нефтью, углем, рудами, железом, золотом и серебром, а также природным каучуком и слоновой костью. Как источник сырья Конго играло важнейшую роль в развитии страны, так, например, благодаря конголезским алмазам, Бельгия стала одним из ведущих центров по обработке алмазов, а в ювелирной отрасли страны были заняты более десяти тысяч ее жителей.
Кроме того, в условиях промышленной революции промышленность Валлонии, основанная на угледобыче и металлургии, стала устаревать. В то же время, географическое положение Фландрии с ее морскими портами (Антверпен, Гент, Зебрюге, Остенде) привлекали иностранные инвестиции, которые вкладывались в автомобилестроение и нефтеперерабатывающие заводы. Таким образом, ситуация кардинально поменялась и теперь Фландрия стала локомотивом экономического развития Бельгии, стала доминировать в экономике страны и, более того, фламандский регион стал полностью самодостаточным: Фландрия покрывает все социальные расходы за счет собственных доходов, в отличие от Валлонии и Брюсселя, которым приходится брать часть средств из федерального бюджета. Более того, экспорт Фландрии не только сопоставим с показателями некоторых европейских самостоятельных государств, но даже превышает показатели таких стран, как Дания, Швеция, Финляндия, Ирландия, Австрия, Греция, Португалия и Испания.
Подъему националистических настроений в регионе способствует не только рост экономики обособленных культурных и этнических автономий. Как показывает международная практика, успешные националистические партии утверждаются именно в тех странах, где закрепилось представление об особой роли нации, или другими словами - где есть свой националистический проект, нацеленный на будущее и, главное, основанный на национальной специфике народа, его реальных возможностях и реально имеющихся ресурсах.
В Швейцарии наглядным примером вышесказанного может послужить «Швейцарская народная партия», занимающая жесткую антииммигрантскую и антиисламскую позицию. Казалось бы, многие европейские ультраправые выступают со схожими программами, но значительная их часть, в лучшем случае, добиваются одного-двух мест на муниципальных выборах какого-нибудь отдаленного городка, тогда как «Швейцарская народная партия» по результатам выборов в Национальную ассамблею 2011 года, набрала голосов больше, чем любая другая партия страны (26,6%), в общей сложности получив 54 места в парламенте. Секрет успеха ШНП заключается в том, что «Швейцарская народная партия» сделала ставку на старую традицию швейцарцев, которой они этот народ так сильно дорожит - на референдумы. Швейцария занимает первое место в мире по числу проведенных референдумов и, начиная с середины ХIХ века, провела более пятисот плебисцитов. ШНП взяла на вооружение этот инструмент прямой демократии, и все свои инициативы по ограничению иммиграции или запрету строительства минаретов проводила именно посредством этой формы народного волеизъявления, непрестанно подчеркивая важность традиции проведения референдумов. Есть и другие аспекты, в частности, известно, что Швейцария традиционно занимала позиции нейтралитета, а швейцарцы воспринимали себя жителями государства, находящегося «на особом положении», а не гражданами «еще одной страны» Евросоюза. Поэтому, призывы «Швейцарской народной партии» к неприсоединению к Евросоюзу находят отклик в сердцах жителей этой страны.
Свой националистический проект есть и у ультраправых во Франции. Позиция «Национального Фронта» Французской Республики отвечает амбициям националистов, которые до сих пор не могут смириться с тем, что их родина уже давно не та, что во времена Наполеона. Причем у страны есть возможности для хотя бы частичного возврата былого величия и влияния на международной арене. Франция является одной из крупнейших экономик Европы, в стране развита военная промышленность, это старая ядерная держава, член Совбеза ООН, один из ключевых игроков на политической арене, а Париж по-прежнему называют культурной столицей мира. В этих условиях, призывы руководства НФ к освобождению от гнета Брюсселя, антиамериканская и, в то же время, пророссийская позиция во внешней политике и являются тем самым перспективным национальным проектом, нацеленным на будущее.
Поэтому проблема валлонских националистов заключается не только в том, что Фландрия обогнала франкофонский регион по уровню экономического развития, в связи с чем, валлонам стало еще сложнее удерживать своих фламандских соседей в одном государстве. Сегодня у сторонников единой и неделимой Бельгии нет убедительного проекта по сохранению территориальной целостности страны, основанного на давних традициях и самоидентификации населяющих ее народов. Другими словами, валлоны проиграли не только материально, но и морально. И если первое поправимо, второе - вряд ли.
Автор: публицист и обозреватель Татьяна Канунникова
modus-agendi.org