Последние дни РОА.
Та цепь поражений, которая охватила немцев в конце 1944 и начале 1945 г., заставила их ускорить формирование русских частей во главе с ген. А. А. Власовым: 11 февраля 1945 г. в лагерях Мюнцингера русские части, бывшие под командованием немецкого генерала Добровольческих войск Кестринга, передавались под командование ген. Власова, который был объявлен Главнокомандующим Русской Освободительной Армии…
Рано утром части первой дивизии - окончательно укомплектованной и довольно хорошо вооруженной, казачьи сотни, пулеметные тачанки, танковое отделение из захваченных советских танков Т-34 выстроились на большом поле у лагеря. После молебна, рядом с немецким флагом был поднят под звуки "Коль Славен" и русский. Оба генерала - Кестринг и Власов - обратились к войскам с речами об историческом моменте, рождении русской национальной армии. После парада, ген. Власов сошел с трибуны и вошел в гущу солдат, желавших поближе увидеть своего главнокомандующего. Возвышаясь на голову надо всеми, улыбаясь и отвечая на вопросы, ген. Власов медленно шел сквозь солдатскую массу. Я был почти рядом и видал, как окружающие солдаты хотели хотя бы дотронуться до своего командира... Тогда никому не хотелось верить в то, что все это было уже слишком поздно...
В следующие дни новые эшелоны привозили в лагерь все новые и новые массы добровольцев РОА - голодных, истощенных, оборванных. Шло непрерывное обучение офицерской школы, к весне 1945 года выпустившей достаточное количество офицеров для формирования 3-ей и 4-ой дивизий. Люди стекались со всех уже очищенных немцами областей. Немцы всячески тормозили снабжение вновь прибывавших, тем не менее был создан лагерь и для штатских людей, и для семей офицеров. Англо-американские воздушные налеты все усиливались, железные дороги почти не работали, и люди приходили уже пешком.
Из бывших пленных были наспех сформированы части 2-ой дивизии и запасной бригады. Немцы и тут старались срывать вооружение этих частей. Наши доводы на них не действовали. Положение еще больше обострялось, когда среди офицеров и солдат РОА был раскрыт заговор, который имел целью поднять восстание против командования и идти на соединение с союзниками. Это последнее обстоятельство заставило немцев ускорить вывод РОА из Мюнцингера.
В середине апреля частям был дан приказ двинуться на восток. В это время части первой дивизии уже сражались на фронте р. Одер. По дороге от Мюнцинегра эта дивизия увеличилась почти втрое за счет русских солдат и офицеров, бежавших к ней из немецких частей. Из Мюнцингера вышли части 2-ой дивизии, совсем слабо вооруженные, запасная бригада - в таком же состоянии, офицерская школа, штаб и пр. Двигались ночью. Вместе с армией шло огромное количество русских беженцев. Все это передвигалось пешком.
В первых числах мая штаб уже находился в гор. Фрейштадте. Ген. Власов решил не заходить далеко на восток, а ждать здесь прихода 1-ой дивизии. В штабе были планы идти на юг, в горы, на соединение с партизанами Драже Михайловича, который к этому очень стремился. Были и возражения против такого плана: многие боялись остаться без немецкого снабжения. Немцы требовали, чтобы РОА шла в Чехию в распоряжение ген. Франка. Но все наши части были так разрозненны во время этого марша, что штабы не могли уже направлять их движение.
Наше пополнение становилось все более и более критическим. С запада очень быстро шли американские танки, с востока приближались большевики. На заседании штаба под начальством ген. Трухина решено было послать парламентеров к американцам, чтобы найти хоть какой-нибудь выход и чтобы дать частям, почти невооруженным, возможность уйти из-под удара советов. Эти переговоры должны были вестись с тайного согласия немецкого полковника ген. штаба. Херре. Для этой миссии г. Трухин отправил ген.-майора Азбергера, полк. Познякова с его супругой в качестве переводчицы и капитана Б. - автора настоящей статьи.
Четвертого мая вечером мы выехали на авто из Фрайштадта. Нам много пришлось колесить в поисках американцев, временами мы производили пешую разведку - было бы очень опасно, если бы наткнулись на немецкие войска. Наконец мы попали в деревню Леопольден, всю увешенную белыми флагами и находившуюся в распоряжении недавних пленных - французов. Те указали нам направление.
Ехали мы очень медленно и под белым флагом. За деревней уже стояли американские танки. Нас окружили американские солдаты, сняли с нас пистолеты, автоматы - с меня даже и часы, которые, впрочем, потом были возвращены... Нас провели в дом, где вповалку еще спали американцы. Один из них встал, и потягиваясь стал расспрашивать, кто мы такие и что нам нужно. Наших объяснений - что мы не немцы, а русские - он никак не мог понять. Когда же ему объяснили, что мы являемся представителями 150-тысячной армии и что мы хотим направиться к американскому командованию для переговоров, он вскочил на машину и предложил нам следовать за ним.
Мы прибыли в штаб полка, а оттуда - уже в сопровождении танков с зенитками и пулеметами, были направлены в штаб 11-ой танковой дивизии. Там нас обступили американцы и сразу начали снимать на кинопленку. Через некоторое время нас принял ген. Декар, начальник этой дивизии.
Ген. Азбергер объяснил, кто мы и зачем мы прибыли. Он подчеркнул, что мы никогда не воевали против союзников и не считаем их своими врагами, что мы боролись только против большевиков, и что мы шли с немцами только потому, что другого выхода у нас не было.
Ген. Декар, выслушав все и получив напечатанные в штабе РОА письменные объяснения от имени ген. Власова и комитета, сказал, что все это будет немедленно передано ген. Паттону, командовавшему 3-ей армией, и что ответ будет через несколько часов. В ожидании ответа мы были приглашены к обеду, который был очень обилен.
При штабе 11-ой дивизии, оказался сын русского эмигранта, - ст. лейтенант Александр Бабок, По-русски он говорил с большим акцентом, был очень приветлив и разговорчив. Нина Сергеевна Познякова много говорила о настоящем лице большевиков, которые рано или поздно все-таки всадят американцам нож в спину. За обедом нас обслуживали чехи, служившие в американской армии. Только позже мы выяснили: эти чехи уже знали по радио, что наша 1-ая дивизия под командой ген. А. Власова выбила немцев из Праги. Американцы интересовались нашей формой - моими аксельбантами, погонами, но наши разговоры о большевиках их, видимо, интересовали очень мало.
Настроение в штабе было приподнятое - война пришла к победоносному концу - лица были веселыми, сыпались шутки, радио передавало ликование союзных наций. Мы сидели мрачно и ожидали решения нашей участи...
Наши предчувствия нас не обманули. Ген. Дакар пригласил нас в свой кабинет и в присутствии всего штаба передал нам отпечатанные условия нашей сдачи. Но на самый главный вопрос - на нашу просьбу не выдавать нас большевикам - письменного ответа не было. Устный ответ был уклончивым.
Американцы принимали РОА, как сдавшихся в плен. На роту оставлялось по 10 винтовок. Офицеры, впрочем, оставались при оружии. Нам был дан срок в 36 часов, в течение которого в штаб 11-ой дивизии должны прибыть девять наших офицеров для окончательной сдачи наших частей. В течение этих 36 часов американцы прекращают всякие военные действия против нас. Никакой гарантии о нашей дальнейшей судьбе дано не было: эта судьба будет решаться в Вашингтоне политиками...
Ген. Азбергер еще раз пытался объяснить ген. Декару, что мы являемся их друзьями, а не врагами - но на это последовал прежний ответ и переговоры были кончены. Нас обратно конвоировала военная полиция и нам даже было возвращено наше оружие, правда, не наши прекрасные пистолеты, а какое-то старье ковбойского образца.
Пока мы сидели у ген. Декара, к нашему шоферу подходил какой-то русский в американской форме и все расспрашивал о нас и о цели нашего прибытия - но шофер ничего ему не сказал. Потом из разговора с лейт. Бабоком я узнал, что при американском штабе находился советский полковник - который и выспрашивал нашего шофера. От лейт. Бабока мне удалось кое-что узнать: он говорил, что для них, американцев, главное, чтобы против них не воевали - а кто, куда и как пойдет в плен - это их не интересует...
С нашими штабом мы соединились уже в Чехии. В штабе нас ждали с нетерпением. Условия были прочитаны и произвели удручающее впечатление. Ген. Трухин решил немедленно выехать с докладом к ген. Власову. Мы ожидали прибытия ген. Боярского, который находился у ген. Власова и должен был вернуться каждый момент... Но его мы так и не дождались: по дороге он попал в руки советских партизан и был повешен вместе со своим адъютантом и своей охраной.
Там же попался и ген. Трухин. Только впоследствии от его адъютанта А. Ромашкина мы узнали, что около г. Будвейса он тоже попал к советским партизанам, посажен в подвал, допрашивался советским комиссаром и был снова посажен в подвал. Утром проходили наши части полк. Сахарова: партизаны ушли и увели ген. Трухина с собой. А Ромашкину удалось спастись только чудом. Наши поиски ген. Трухина были напрасны. А. Ромашкин видал на комиссаре и его помощнике полевые сумки ген. Боярского и его адъютанта.
В штабе было полное замешательство. С ген. Власовым никакой связи не было. Уехавшие генералы тоже не возвращались. Срок в 36 часов истекал. Девять офицеров были отосланы для окончательной сдачи частей.
Среди офицеров и солдат, как всегда в таких случаях, ходили всякие слухи и высказывались всякие соображения. Здесь ярко выдвинулся представитель HТCHП (солидаристов), которые начали вести в частях пропаганду за то, чтобы как можно большей массой перейти к американцам и чтобы вообще держаться вместе. При штабе РОА было довольно большое количество солидаристов - главным образом женщин: переводчиц, машинистов и т. д. Начальник секретариата ген. Трухина был кап. Шейко, тоже член НТСНП. Ген. Меандров находился под их сильным влиянием.
Когда я прибыл от американцев, ко мне приходили офицеры разных частей и я всем им говорил, что нужно стараться в плен не идти, повторяя предупреждения лейт. Бабока и указывая на то, что никакой гарантии нам не дано и что наша судьба никого не интересует. При одном из таких разговоров присутствовал полк. Белай, который при приближении к нашей группе полк. Грачева, тоже члена НТСНП, просил наш разговор прервать.
Настоящая фамилия кап. Шейко была Шалейко - он был сыном советского адмирала Шалейко в тo время командовавшего Черноморским флотом. Кап. Шейко предложил посадить наши лучшие части на грузовики, которые по его словам дают ему чешские партизаны, и пробиваться к ген. Власову. Это предложение было встречено молча. Полк. Белай сказал мне, что он совершенно согласен со мной, что он переоденет свою часть в штатское платье и уйдет с ней в лес. Я несколько раз обращался к кап. Шейко - у которого были бланки-документы для "остарбайтеров" - раздать их тем, кто не хотел идти в плен - в том числе и мне. На это кап. Шейко сказал, что тот, кто уходит в лес, является дезертиром. Так мы этих документов и не получили...
Переходное время было, в частности, использовано на добычу выпивки. У вокзала находились склады со всевозможными напитками - их на машинах подвозили к штабу, и все это раздавалось и распивалось, "чтобы забыться". Все партийные работники НТСНП организовывали маленькие митинги и кричали о том, что у них с американцами уже все налажено, что нужно держаться всей массой и доказать свою идейность. Поведение ген. Меандрова было тем более странным, что все условия пашей сдачи он знал хорошо. Ко мне приезжали посыльные из офицерской школы, где у меня было несколько личных друзей. Я им советовал то же самое: переодеваться в штатское и небольшими группами уходить на юг - и как можно скорее. Если эти факты нуждаются в свидетелях, то эти свидетели есть налицо - именно те люди, которым я тогда давал эти советы.
Оправдались и наши подозрения по поводу советского полковника, состоявшего при штабе 11-ой дивизии. По расчетам американцев - скорость движения советских войск давала нам вполне достаточно времени, чтобы дать возможность нашим частям перейти намеченную американцами демаркационную линию Кромау - Коплин - Фрейштадт - Лиенц. Но советы неожиданно ускорили свое наступление. Советы настигли части 1-ой дивизии, 2-ой дивизии запасной бригады - началась резня. Нач. 2-ой дивизии ген. Зверев застрелился. Все, кто мог и кто успел, бросились на юг и на запад. Американцы свинцом загоняли наших к советам - или сажали на машины и передавали тем же советам. Те, кто сумел попасть в плен к американцам - пережили, может быть, еще более ужасную трагедию Плантинга, Дахау, Ландсгута, Бад-Айблинга...
Капитан П. Н. Б. "Наша Страна", 1948, № 1.
belrussia.ru
Рано утром части первой дивизии - окончательно укомплектованной и довольно хорошо вооруженной, казачьи сотни, пулеметные тачанки, танковое отделение из захваченных советских танков Т-34 выстроились на большом поле у лагеря. После молебна, рядом с немецким флагом был поднят под звуки "Коль Славен" и русский. Оба генерала - Кестринг и Власов - обратились к войскам с речами об историческом моменте, рождении русской национальной армии. После парада, ген. Власов сошел с трибуны и вошел в гущу солдат, желавших поближе увидеть своего главнокомандующего. Возвышаясь на голову надо всеми, улыбаясь и отвечая на вопросы, ген. Власов медленно шел сквозь солдатскую массу. Я был почти рядом и видал, как окружающие солдаты хотели хотя бы дотронуться до своего командира... Тогда никому не хотелось верить в то, что все это было уже слишком поздно...
В следующие дни новые эшелоны привозили в лагерь все новые и новые массы добровольцев РОА - голодных, истощенных, оборванных. Шло непрерывное обучение офицерской школы, к весне 1945 года выпустившей достаточное количество офицеров для формирования 3-ей и 4-ой дивизий. Люди стекались со всех уже очищенных немцами областей. Немцы всячески тормозили снабжение вновь прибывавших, тем не менее был создан лагерь и для штатских людей, и для семей офицеров. Англо-американские воздушные налеты все усиливались, железные дороги почти не работали, и люди приходили уже пешком.
Из бывших пленных были наспех сформированы части 2-ой дивизии и запасной бригады. Немцы и тут старались срывать вооружение этих частей. Наши доводы на них не действовали. Положение еще больше обострялось, когда среди офицеров и солдат РОА был раскрыт заговор, который имел целью поднять восстание против командования и идти на соединение с союзниками. Это последнее обстоятельство заставило немцев ускорить вывод РОА из Мюнцингера.
В середине апреля частям был дан приказ двинуться на восток. В это время части первой дивизии уже сражались на фронте р. Одер. По дороге от Мюнцинегра эта дивизия увеличилась почти втрое за счет русских солдат и офицеров, бежавших к ней из немецких частей. Из Мюнцингера вышли части 2-ой дивизии, совсем слабо вооруженные, запасная бригада - в таком же состоянии, офицерская школа, штаб и пр. Двигались ночью. Вместе с армией шло огромное количество русских беженцев. Все это передвигалось пешком.
В первых числах мая штаб уже находился в гор. Фрейштадте. Ген. Власов решил не заходить далеко на восток, а ждать здесь прихода 1-ой дивизии. В штабе были планы идти на юг, в горы, на соединение с партизанами Драже Михайловича, который к этому очень стремился. Были и возражения против такого плана: многие боялись остаться без немецкого снабжения. Немцы требовали, чтобы РОА шла в Чехию в распоряжение ген. Франка. Но все наши части были так разрозненны во время этого марша, что штабы не могли уже направлять их движение.
Наше пополнение становилось все более и более критическим. С запада очень быстро шли американские танки, с востока приближались большевики. На заседании штаба под начальством ген. Трухина решено было послать парламентеров к американцам, чтобы найти хоть какой-нибудь выход и чтобы дать частям, почти невооруженным, возможность уйти из-под удара советов. Эти переговоры должны были вестись с тайного согласия немецкого полковника ген. штаба. Херре. Для этой миссии г. Трухин отправил ген.-майора Азбергера, полк. Познякова с его супругой в качестве переводчицы и капитана Б. - автора настоящей статьи.
Четвертого мая вечером мы выехали на авто из Фрайштадта. Нам много пришлось колесить в поисках американцев, временами мы производили пешую разведку - было бы очень опасно, если бы наткнулись на немецкие войска. Наконец мы попали в деревню Леопольден, всю увешенную белыми флагами и находившуюся в распоряжении недавних пленных - французов. Те указали нам направление.
Ехали мы очень медленно и под белым флагом. За деревней уже стояли американские танки. Нас окружили американские солдаты, сняли с нас пистолеты, автоматы - с меня даже и часы, которые, впрочем, потом были возвращены... Нас провели в дом, где вповалку еще спали американцы. Один из них встал, и потягиваясь стал расспрашивать, кто мы такие и что нам нужно. Наших объяснений - что мы не немцы, а русские - он никак не мог понять. Когда же ему объяснили, что мы являемся представителями 150-тысячной армии и что мы хотим направиться к американскому командованию для переговоров, он вскочил на машину и предложил нам следовать за ним.
Мы прибыли в штаб полка, а оттуда - уже в сопровождении танков с зенитками и пулеметами, были направлены в штаб 11-ой танковой дивизии. Там нас обступили американцы и сразу начали снимать на кинопленку. Через некоторое время нас принял ген. Декар, начальник этой дивизии.
Ген. Азбергер объяснил, кто мы и зачем мы прибыли. Он подчеркнул, что мы никогда не воевали против союзников и не считаем их своими врагами, что мы боролись только против большевиков, и что мы шли с немцами только потому, что другого выхода у нас не было.
Ген. Декар, выслушав все и получив напечатанные в штабе РОА письменные объяснения от имени ген. Власова и комитета, сказал, что все это будет немедленно передано ген. Паттону, командовавшему 3-ей армией, и что ответ будет через несколько часов. В ожидании ответа мы были приглашены к обеду, который был очень обилен.
При штабе 11-ой дивизии, оказался сын русского эмигранта, - ст. лейтенант Александр Бабок, По-русски он говорил с большим акцентом, был очень приветлив и разговорчив. Нина Сергеевна Познякова много говорила о настоящем лице большевиков, которые рано или поздно все-таки всадят американцам нож в спину. За обедом нас обслуживали чехи, служившие в американской армии. Только позже мы выяснили: эти чехи уже знали по радио, что наша 1-ая дивизия под командой ген. А. Власова выбила немцев из Праги. Американцы интересовались нашей формой - моими аксельбантами, погонами, но наши разговоры о большевиках их, видимо, интересовали очень мало.
Настроение в штабе было приподнятое - война пришла к победоносному концу - лица были веселыми, сыпались шутки, радио передавало ликование союзных наций. Мы сидели мрачно и ожидали решения нашей участи...
Наши предчувствия нас не обманули. Ген. Дакар пригласил нас в свой кабинет и в присутствии всего штаба передал нам отпечатанные условия нашей сдачи. Но на самый главный вопрос - на нашу просьбу не выдавать нас большевикам - письменного ответа не было. Устный ответ был уклончивым.
Американцы принимали РОА, как сдавшихся в плен. На роту оставлялось по 10 винтовок. Офицеры, впрочем, оставались при оружии. Нам был дан срок в 36 часов, в течение которого в штаб 11-ой дивизии должны прибыть девять наших офицеров для окончательной сдачи наших частей. В течение этих 36 часов американцы прекращают всякие военные действия против нас. Никакой гарантии о нашей дальнейшей судьбе дано не было: эта судьба будет решаться в Вашингтоне политиками...
Ген. Азбергер еще раз пытался объяснить ген. Декару, что мы являемся их друзьями, а не врагами - но на это последовал прежний ответ и переговоры были кончены. Нас обратно конвоировала военная полиция и нам даже было возвращено наше оружие, правда, не наши прекрасные пистолеты, а какое-то старье ковбойского образца.
Пока мы сидели у ген. Декара, к нашему шоферу подходил какой-то русский в американской форме и все расспрашивал о нас и о цели нашего прибытия - но шофер ничего ему не сказал. Потом из разговора с лейт. Бабоком я узнал, что при американском штабе находился советский полковник - который и выспрашивал нашего шофера. От лейт. Бабока мне удалось кое-что узнать: он говорил, что для них, американцев, главное, чтобы против них не воевали - а кто, куда и как пойдет в плен - это их не интересует...
С нашими штабом мы соединились уже в Чехии. В штабе нас ждали с нетерпением. Условия были прочитаны и произвели удручающее впечатление. Ген. Трухин решил немедленно выехать с докладом к ген. Власову. Мы ожидали прибытия ген. Боярского, который находился у ген. Власова и должен был вернуться каждый момент... Но его мы так и не дождались: по дороге он попал в руки советских партизан и был повешен вместе со своим адъютантом и своей охраной.
Там же попался и ген. Трухин. Только впоследствии от его адъютанта А. Ромашкина мы узнали, что около г. Будвейса он тоже попал к советским партизанам, посажен в подвал, допрашивался советским комиссаром и был снова посажен в подвал. Утром проходили наши части полк. Сахарова: партизаны ушли и увели ген. Трухина с собой. А Ромашкину удалось спастись только чудом. Наши поиски ген. Трухина были напрасны. А. Ромашкин видал на комиссаре и его помощнике полевые сумки ген. Боярского и его адъютанта.
В штабе было полное замешательство. С ген. Власовым никакой связи не было. Уехавшие генералы тоже не возвращались. Срок в 36 часов истекал. Девять офицеров были отосланы для окончательной сдачи частей.
Среди офицеров и солдат, как всегда в таких случаях, ходили всякие слухи и высказывались всякие соображения. Здесь ярко выдвинулся представитель HТCHП (солидаристов), которые начали вести в частях пропаганду за то, чтобы как можно большей массой перейти к американцам и чтобы вообще держаться вместе. При штабе РОА было довольно большое количество солидаристов - главным образом женщин: переводчиц, машинистов и т. д. Начальник секретариата ген. Трухина был кап. Шейко, тоже член НТСНП. Ген. Меандров находился под их сильным влиянием.
Когда я прибыл от американцев, ко мне приходили офицеры разных частей и я всем им говорил, что нужно стараться в плен не идти, повторяя предупреждения лейт. Бабока и указывая на то, что никакой гарантии нам не дано и что наша судьба никого не интересует. При одном из таких разговоров присутствовал полк. Белай, который при приближении к нашей группе полк. Грачева, тоже члена НТСНП, просил наш разговор прервать.
Настоящая фамилия кап. Шейко была Шалейко - он был сыном советского адмирала Шалейко в тo время командовавшего Черноморским флотом. Кап. Шейко предложил посадить наши лучшие части на грузовики, которые по его словам дают ему чешские партизаны, и пробиваться к ген. Власову. Это предложение было встречено молча. Полк. Белай сказал мне, что он совершенно согласен со мной, что он переоденет свою часть в штатское платье и уйдет с ней в лес. Я несколько раз обращался к кап. Шейко - у которого были бланки-документы для "остарбайтеров" - раздать их тем, кто не хотел идти в плен - в том числе и мне. На это кап. Шейко сказал, что тот, кто уходит в лес, является дезертиром. Так мы этих документов и не получили...
Переходное время было, в частности, использовано на добычу выпивки. У вокзала находились склады со всевозможными напитками - их на машинах подвозили к штабу, и все это раздавалось и распивалось, "чтобы забыться". Все партийные работники НТСНП организовывали маленькие митинги и кричали о том, что у них с американцами уже все налажено, что нужно держаться всей массой и доказать свою идейность. Поведение ген. Меандрова было тем более странным, что все условия пашей сдачи он знал хорошо. Ко мне приезжали посыльные из офицерской школы, где у меня было несколько личных друзей. Я им советовал то же самое: переодеваться в штатское и небольшими группами уходить на юг - и как можно скорее. Если эти факты нуждаются в свидетелях, то эти свидетели есть налицо - именно те люди, которым я тогда давал эти советы.
Оправдались и наши подозрения по поводу советского полковника, состоявшего при штабе 11-ой дивизии. По расчетам американцев - скорость движения советских войск давала нам вполне достаточно времени, чтобы дать возможность нашим частям перейти намеченную американцами демаркационную линию Кромау - Коплин - Фрейштадт - Лиенц. Но советы неожиданно ускорили свое наступление. Советы настигли части 1-ой дивизии, 2-ой дивизии запасной бригады - началась резня. Нач. 2-ой дивизии ген. Зверев застрелился. Все, кто мог и кто успел, бросились на юг и на запад. Американцы свинцом загоняли наших к советам - или сажали на машины и передавали тем же советам. Те, кто сумел попасть в плен к американцам - пережили, может быть, еще более ужасную трагедию Плантинга, Дахау, Ландсгута, Бад-Айблинга...
Капитан П. Н. Б. "Наша Страна", 1948, № 1.
belrussia.ru