Евгений Пантелеев. "Политическая культура Российской Федерации".
«Времена счастья народного - писал некогда Гегель - это пустые страницы в книге истории». Слова Гегеля нужно понимать так, что в годы народного благоденствия не только ничего не «происходило», но и времена эти были духовно убоги и плоски.
Последние годы существования Советского Союза были наполнены разнообразными событиями, оказавшими довольно сомнительный эффект на становление человека нового типа. Но все эти события в той или иной мере повлияли на «демократизацию» общества: это и переход от командно-административной к рыночной экономике, и довольно динамичное противостояние между поколениями в партийной номенклатуре, приведшее к смене режима, и радикальные эконмические реформы - эффект «шоковой терапии» - окончательно сформировавшие образ человека нового времени. Не человека-демиурга, но потребителя, загнанного в рамки Системы, республики за абсолютным отсутствием республиканцев. Именно этот эффект, заставивший людей на своей шкуре прочувствовать значение термина «анархия», пережить голод и лишения, осознать, что постепенно в твоей голове начинают пробуждаться древние инстинкты, лишающие тебя какого-либо морального облика, эффект, легитимировавший режим в глазах голодной массы, позволивший любому, кто даст призрачную надежду на стабильность, владеть сердцами людей. Сыграв строго демагогически, элита создала институт президентства, сосредоточивший в своих руках всю полноту власти. Пост генерального секретаря сменил название, но суть осталась прежней…
Основным «наследием» Советского Союза были политический и идейный монизм, полная персонификация власти, деморализация армии, измученной афганской кампанией, повсеместные стремления субъектов новой федерации к сепаратизму. Де-юре Российская Федерация отказалась от тоталитаризма, устремила свой взор на либерал-демократию западного образца, но, как точно подметил сам Ельцин, подобное было лишь формальностью. По существу весь этот миротворческий пафос, целью пропаганды которого было превознесение превратно истолкованных демократических принципов, покоился все на той же тоталитарной платформе, которая, справедливости ради, слегка начала таять, меняя ориентацию на авторитаризм, дабы максимально приблизиться к западной «культуре», культуре не в широком смысле (хотя и в нем, собственно, тоже), а к культуре политической.
В обыденном использовании понятие «политическая культура» часто носит характер некоего ценностного суждения: обыватели, впитавшие в себя все телевизионные и газетные испражнения, таким образом пытаются указать на высокоразвитую демократическую традицию, высокое чувство политической ответственности граждан или безупречно функционирующую парламентскую систему (что уже априори попахивает какой-то гнилой утопией) с фиксированным разделением властей. Но это неверно, гораздо целесообразнее обозначить этим термином состояние, соответствующее состоянию общества на рассматриваемом этапе развития, не прибегая к идеологическим суждениям, наделяя этот термин значением совокупности ориентаций, убеждений и мнений, которые вносят последовательность и наделяют смыслом политический процесс и которые поставляют те основополагающие представления и нормы, которыми управляется поведение в политической системе. Политическая культура включает в себя идеалы и действительные нормы государственности. Она является, таким образом, обобщенным выражением психологического и субъективного измерения политики.
Архаическая политическая культура Российской Федерации сделалась основанием для построения крепкого общества. Именно в этом обычно нас убеждают официозные теле- и радиоканалы, различные печатные издания. На деле же мы часто сталкиваемся с нарушением прямых конституционных прав граждан, либеральная практика и демократическая теория не всегда соответствуют друг другу в рамках этой отдельно взятой страны. Борьба с подобной несправедливостью часто заводит самих борцов в политические дебри, вырывая из рук доблестных защитников прав и свобод своих соотечественников последнюю надежду на победу. И это вина уже не "элиты", сформировавшей некогда власть, но вина самой оппозиционной публики: "вождей" , "певцов" новой "революции", непосредственных фигурантов всех протестных событий, неспособных справиться с организаторским моментом. Теперь, по прошествии определенного периода времени, можно свободно излагать свои мысли по поводу протеста и его лидеров, не боясь порицания со стороны их сторонников, ведь еще слишком сильны в памяти воспоминания о том, как гражданский костер, запылавший 6 мая, костер, готовый разгореться до масштабов грандиозного всероссийского пожарища, был потушен. И, подумать только, кем! Самой оппозицией. Некомпетентность лидеров-членов этого печального ареопага, скудоумие многих представителей движения, не понимающих, для чего, собственно, они на этот митинг заявились, сыграло свою роль.
Как бы радикально ни были настроены « революционеры», посетители всевозможных пикетов, акций, «раскачивающих на волнах общественного мнения субмарину государственной власти, всплывшую понаблюдать за так называемой оппозицией », нужно осознавать, что реальная возможность в подобных условиях что-то изменить в лучшую сторону имеется лишь у консервативно настроенных представителей общественно-политического движения, так называемой «реакции». Только у людей, тонко чувствующих, что за силы были разбужены их деятельностью, ведущих линию преемственности от грандиозного социально-политического института, имеющих определенный навык ведения подобной работы, имеются и сила, и твердость духа взять эту власть наскоком, но максимально осторожно, дабы не спровоцировать общественный катаклизм, подобный тому, что произошел в 1917 году. Не "гунны" должны нагрянуть с их повсеместной варваризацией, но люди высокоморальные, которые смогут контролировать все колебания общественного настроения, не позволяя протесту перерасти в кровавую жатву. Слишком много русской крови уже пролилось.
В свое время у Жоржа Сореля возник термин «консервативная революция», дающий обоснование вышеуказанному поведению радикальных консерваторов, стремящихся к трансформации загнившего бюрократического аппарата. Консервативная революция не является революцией в общем понимании этого термина. Это процесс, позволяющий отойти от классических революционных идей кровавой бани, которые якобы идут на пользу дела.
Консервативный радикализм допускает мирный путь всеобщей консолидации правых политических течений. Но это вовсе не означает, что сторонники концепции сошли с пути решительных и жестких действий. Нет, эти действия просто необходимы как ответ на произвол властей. Феномен консервативной революции лишь позволяет подвести итог всему, что происходило раньше на политической авансцене, выявить новые методы борьбы, основываясь на фундаментальном анализе исторических событий.Контрреволюционный инструментарий дает возможность отойти от модернистских тенденций к обезличиванию человека, от деморализации и криминализации общества, ступившего на путь либеральной вседозволенности.
И лишь тогда, когда каждый сам для себя выведет эту формулу, реформация станет доступна, а не призрачна, как сейчас.
Евгений Пантелеев для Аналитического центра РОНА
Последние годы существования Советского Союза были наполнены разнообразными событиями, оказавшими довольно сомнительный эффект на становление человека нового типа. Но все эти события в той или иной мере повлияли на «демократизацию» общества: это и переход от командно-административной к рыночной экономике, и довольно динамичное противостояние между поколениями в партийной номенклатуре, приведшее к смене режима, и радикальные эконмические реформы - эффект «шоковой терапии» - окончательно сформировавшие образ человека нового времени. Не человека-демиурга, но потребителя, загнанного в рамки Системы, республики за абсолютным отсутствием республиканцев. Именно этот эффект, заставивший людей на своей шкуре прочувствовать значение термина «анархия», пережить голод и лишения, осознать, что постепенно в твоей голове начинают пробуждаться древние инстинкты, лишающие тебя какого-либо морального облика, эффект, легитимировавший режим в глазах голодной массы, позволивший любому, кто даст призрачную надежду на стабильность, владеть сердцами людей. Сыграв строго демагогически, элита создала институт президентства, сосредоточивший в своих руках всю полноту власти. Пост генерального секретаря сменил название, но суть осталась прежней…
Основным «наследием» Советского Союза были политический и идейный монизм, полная персонификация власти, деморализация армии, измученной афганской кампанией, повсеместные стремления субъектов новой федерации к сепаратизму. Де-юре Российская Федерация отказалась от тоталитаризма, устремила свой взор на либерал-демократию западного образца, но, как точно подметил сам Ельцин, подобное было лишь формальностью. По существу весь этот миротворческий пафос, целью пропаганды которого было превознесение превратно истолкованных демократических принципов, покоился все на той же тоталитарной платформе, которая, справедливости ради, слегка начала таять, меняя ориентацию на авторитаризм, дабы максимально приблизиться к западной «культуре», культуре не в широком смысле (хотя и в нем, собственно, тоже), а к культуре политической.
В обыденном использовании понятие «политическая культура» часто носит характер некоего ценностного суждения: обыватели, впитавшие в себя все телевизионные и газетные испражнения, таким образом пытаются указать на высокоразвитую демократическую традицию, высокое чувство политической ответственности граждан или безупречно функционирующую парламентскую систему (что уже априори попахивает какой-то гнилой утопией) с фиксированным разделением властей. Но это неверно, гораздо целесообразнее обозначить этим термином состояние, соответствующее состоянию общества на рассматриваемом этапе развития, не прибегая к идеологическим суждениям, наделяя этот термин значением совокупности ориентаций, убеждений и мнений, которые вносят последовательность и наделяют смыслом политический процесс и которые поставляют те основополагающие представления и нормы, которыми управляется поведение в политической системе. Политическая культура включает в себя идеалы и действительные нормы государственности. Она является, таким образом, обобщенным выражением психологического и субъективного измерения политики.
Архаическая политическая культура Российской Федерации сделалась основанием для построения крепкого общества. Именно в этом обычно нас убеждают официозные теле- и радиоканалы, различные печатные издания. На деле же мы часто сталкиваемся с нарушением прямых конституционных прав граждан, либеральная практика и демократическая теория не всегда соответствуют друг другу в рамках этой отдельно взятой страны. Борьба с подобной несправедливостью часто заводит самих борцов в политические дебри, вырывая из рук доблестных защитников прав и свобод своих соотечественников последнюю надежду на победу. И это вина уже не "элиты", сформировавшей некогда власть, но вина самой оппозиционной публики: "вождей" , "певцов" новой "революции", непосредственных фигурантов всех протестных событий, неспособных справиться с организаторским моментом. Теперь, по прошествии определенного периода времени, можно свободно излагать свои мысли по поводу протеста и его лидеров, не боясь порицания со стороны их сторонников, ведь еще слишком сильны в памяти воспоминания о том, как гражданский костер, запылавший 6 мая, костер, готовый разгореться до масштабов грандиозного всероссийского пожарища, был потушен. И, подумать только, кем! Самой оппозицией. Некомпетентность лидеров-членов этого печального ареопага, скудоумие многих представителей движения, не понимающих, для чего, собственно, они на этот митинг заявились, сыграло свою роль.
Как бы радикально ни были настроены « революционеры», посетители всевозможных пикетов, акций, «раскачивающих на волнах общественного мнения субмарину государственной власти, всплывшую понаблюдать за так называемой оппозицией », нужно осознавать, что реальная возможность в подобных условиях что-то изменить в лучшую сторону имеется лишь у консервативно настроенных представителей общественно-политического движения, так называемой «реакции». Только у людей, тонко чувствующих, что за силы были разбужены их деятельностью, ведущих линию преемственности от грандиозного социально-политического института, имеющих определенный навык ведения подобной работы, имеются и сила, и твердость духа взять эту власть наскоком, но максимально осторожно, дабы не спровоцировать общественный катаклизм, подобный тому, что произошел в 1917 году. Не "гунны" должны нагрянуть с их повсеместной варваризацией, но люди высокоморальные, которые смогут контролировать все колебания общественного настроения, не позволяя протесту перерасти в кровавую жатву. Слишком много русской крови уже пролилось.
В свое время у Жоржа Сореля возник термин «консервативная революция», дающий обоснование вышеуказанному поведению радикальных консерваторов, стремящихся к трансформации загнившего бюрократического аппарата. Консервативная революция не является революцией в общем понимании этого термина. Это процесс, позволяющий отойти от классических революционных идей кровавой бани, которые якобы идут на пользу дела.
Консервативный радикализм допускает мирный путь всеобщей консолидации правых политических течений. Но это вовсе не означает, что сторонники концепции сошли с пути решительных и жестких действий. Нет, эти действия просто необходимы как ответ на произвол властей. Феномен консервативной революции лишь позволяет подвести итог всему, что происходило раньше на политической авансцене, выявить новые методы борьбы, основываясь на фундаментальном анализе исторических событий.Контрреволюционный инструментарий дает возможность отойти от модернистских тенденций к обезличиванию человека, от деморализации и криминализации общества, ступившего на путь либеральной вседозволенности.
И лишь тогда, когда каждый сам для себя выведет эту формулу, реформация станет доступна, а не призрачна, как сейчас.
Евгений Пантелеев для Аналитического центра РОНА