Большевизму присущъ не только опредѣленный политическiй порядокъ вещей, а именно диктатура одной партiи, исключающая всѣ остальныя партiи и присваивающая себѣ монополiю на государственную власть. Для большевизма характерна также радикальная экспропрiацiя всѣхъ слоевъ, обладающихъ собственностью, и безпощадное уничтоженiе всѣхъ недовольныхъ элементовъ. Подъ большевизмомъ слѣдуетъ понимать не только проводимую методомъ террора соцiальную и соцiалистическую революцiю, но прежде всего - состоянiе души.
Всякiй строй - республиканскiй и монархическiй, соцiалистическiй и частно-хозяйственный - зарождается и созрѣваетъ прежде всего въ человѣческой душѣ. Пока одни будутъ авторитетно повелѣвать и запрещать, а другiе поддаваться внушенiю и повиноваться, данный порядокъ вещей будетъ существовать и разрушить его будетъ невозможно. Для того, чтобы порядокъ жизнеустройства - въ политикѣ и хозяйствѣ - палъ, у вождей должна быть подорвана воля къ власти, а народъ долженъ отказаться отъ повиновенiя. Государственный строй падетъ лишь тогда, когда правящiй слой лишится воли любой цѣной принуждать къ повиновенiю, а въ подсознанiи народной души возникнетъ рѣшимость любой цѣной отказаться отъ повиновенiя.
Большевизмъ есть разложенiе духа и разнузданiе алчности въ человѣческой душѣ; духовная безудержность и политическая и нравственная распущенность въ чувствахъ и поведенiи.
Это разложенiе и разнузданiе не ново въ исторiи человѣчества: ново его названiе, обоснованiе и проповѣдь. Въ разныя эпохи въ докринахъ разныхъ сектъ можно найти попытки обосновать это духовное разложенiе, превратить его въ систематизированное ученiе. Однако, эти попытки никогда не имѣли рѣшающаго успѣха и всегда находили свой предѣлъ - то въ сопротивленъiи здороваго инстинкта и здоровой религiозности, то въ рѣшительномъ отпорѣ со стороны государственной власти или Церкви.
Самъ по себѣ большевизмъ не есть безумiе или помѣшательство; но это несомнѣнно душевно-духовная болѣзнь. Большевизмъ какъ духовно-душевная болѣзнь состоитъ въ томъ, что въ человѣкѣ разлагается и ослабѣваетъ духовное начало и начинаетъ преобладать начало животнаго инстинкта; конечно, есть немало людей, которые изначально находятся въ этомъ состоянъiи - они-то и поддаются прежде другихъ процессу большевизацiи. Животный инстинктъ, сбросивъ съ себя духовный законъ, становится безудержной алчностью, требующей чувственныхъ удовольствiй и земнаго благополучiя (бытовая форма матерiализма!) Большевизмомъ могутъ заболѣть не только лѣвые, но и правые. Большевизмъ есть по своей сути склонность къ грабежу и присвоенiю. Правда, онъ нѣсколько отличается отъ обычнаго разбоя: разбойникъ хорошо знаетъ, что онъ противоправенъ, большевикъ же полагаетъ себя въ "полномъ правѣ"; разбойникъ не жаждетъ политической власти, большевикъ стремится именно къ ней; разбойникъ не пытается легализовать ни свое положенiе, ни свои поступки; большевикъ не успокаивается до тѣхъ поръ, пока онъ не легализуетъ и то и другое. Отсюда слѣдуетъ, что политизированный разбойникъ мало чѣмъ отличается отъ большевика; а не легализованный большевикъ совершаетъ много такого, что совершаетъ и обычный разбойникъ. Большевизмъ какъ установка души можетъ незамѣтно прижиться и распространиться въ народѣ, при этомъ никто и не подумаетъ о роковыхъ послѣдствіяхъ его проявленiй...
И.А. Ильинъ, Полн. собр. соч., М.: Русская книга, т. VII, с. 147-154, съ сокращенiями