Новосвщмч. о. Феодор Андреев. "Письмо к митр. Сергию (Страгородскому)"
Феодор Андреев, протоиерей (1888 г.р.) - новомученик и исповедник. В 1913 г. окончил Московскую Духовную академию. После революции переехал в Петроград.
В 1924 г. проф. Феодор Андреев принял сан священства в то время, когда это было равнозначно мученичеству. Он прославился своими замечательными проповедями, слушать которые собиралось так много народа, что огромный собор не мог вместить всех желающих. Среди слушателей было много академиков, профессоров и студентов, которые впоследствии становились его духовными чадами. Митр. Иосиф, архиеп. Димитрий Гдовский и еп. Сергий Нарвский называли его «адамантом православия». Его квартира была «главным штабом», где собирались руководители «иосифлянского» движения. У него часто останавливался его друг и почитатель, известный мыслитель проф. М. А. Новосёлов (впоследствии новомученик), в соавторстве с которым было составлено увещание к митр. Сергию и несколько «антисергианских» работ-разъяснений. Вот строки из одной такой работы, называемой «Беседа двух друзей»:
- Критерием неправоты действий митр. Сергия служит его декларация от 16/29 июля 1927г., толкающая Церковь в политику и приводящая её к унии с неверующим государством за счет потери внутренней свободы Церкви...
- Критерием неприятия Церковью декларации служит осуждение декларации совестью верующих, и как знак этого осуждения есть протест против декларации старших иерархов Русской Церкви: - митр. Агафангела, митр. Иосифа и архиеп. Серафима Угличского от 24 янв./6 февр. 1928 г., т.е. протест таких канонических лиц, из которых первые два указаны в завещании Св. Патр. Тихона и Местоблюстителя митр. Петра Крутицкого, которые этот протест, согласно постановления Всероссийского Собора от 8 дек. 1917 г. (стр. 8), обязаны были сделать.
Сам о. Феодор был, так же, автором многих «антисергианских» листовок, которые были очень популярны среди верующего народа. В 1928 г. о. Феодор был арестован. Установив, что он смертельно болен, власти сделали «красивый жест», отпустив его умирать без всякого приговора. На его отпевание стеклось десятки тысяч человек, такого скопления город не знал со времён похорон Ф. М. Достоевского.
+ + +
Письмо к митр. Сергию (Страгородскому) (ноябрь-декабрь 1927 г.)
«Настоящее обращение к Вам исходит от некоторых представителей православного духовенства и мирян города Ленинграда. Оно вызвано Вашими последними действиями, начиная с послания от 16/29 июля с. г. По своему содержанию наше обращение к Вам, для Вас, вероятно, явление знакомое, и не мы одни встревожены церковными событиями последних дней, но для нас, подателей его, оно должно быть решающим в вопросе о нашем дальнейшем отношении к Вам и к Вашей деятельности, поэтому просим к себе Вашего Архипастырского внимания.
Мы, Ваше Высокопреосвященство, - как, вероятно, и большинство православных людей - не находим, чтобы дела Ваши последние были совершенны пред Богом нашим (Откр. 3, 2).
Вспомните, что Вы приняли, когда становились блюстителем русского Патриаршего престола, осиротевшего после ссылки первого своего местоблюстителя? Вы обещали бережно охранять то, хотя и трудное, но единственно правильное положение, в которое Господь поставил Русскую Церковь в отношении к нынешним правителям России.
Это положение - трудное, ибо общее имя ему - бесправие, но Церковь Вселенская уже знала его некогда в целом; в отдельных областях своих знала всегда; а Русская, за 10 лет своего существования в соседстве с советской властью, также не видела и не искала возможности иных отношений. Православные люди понимали, что власть, поставившая как одну из своих целей распространение неверия, не может не только покровительствовать Церкви, но даже охранять ее строй в границах своих владений.
И действительно, положение верующих в стране стало трудным, о чем Вашему Высокопреосвященству не нужно напоминать. Памятуя слова Господа и учение апостольское, мы повиновались всем распоряжениям гражданской власти, которые не противоречат нашей православной совести, и молча терпели все притеснения, которым подвергалась наша вера. Но мы не надеялись иметь более тесных правовых отношений к неверующей власти и не искали их.
Так продолжалось в течение 10 лет, так должно было оставаться и в будущем. Православная Церковь Русская, видя свое Солнце Праведное висящим на Древе Крестном, стояла в чине своем, отражая в своем земном странствовании в годину испытаний крестный путь своего Владыки.
Вы, Ваше Высокопреосвященство, захотели как бы помочь Церкви и исходатайствовать для нее у гражданской власти некоторые права. Но какою ценою Вы этого добились? Тою, которая для многих православных людей станет и уже становится «ценою крови» (Мф. 27, 6).
Правда, Вы действовали не единолично, а как бы от лица Церкви, блюстителем патриаршего престола которой Вы являетесь, но Вы вышли далеко за границы своих полномочий. В самом деле, ведь Ваши полномочия восходят к патриаршим и ими определяются: Патриарх зависит от Поместного Собора, а Собор является выразителем голоса всей Русской Церкви. Эти три ступени церковного священноначалия были пред Вашими глазами, когда Вы составляли свое послание. Как же Вы совершили свое восхождение по ним к первоисточнику всех прав?
Вы начали с Патриарха. Здесь, на пути к нему, пред Вами стал его местоблюститель. Он был уже лишен места своего служения и отправлен в ссылку тою самою властью, у которой Вы искали для Церкви новых прав, и молча свидетельствовал пред лицом всей Русской Церкви, что его горести не суть горести этой власти, как утверждает Ваше послание, а есть все та же наша общая, православная скорбь.
Вы поняли, что Вам невозможно оправдать Ваш образ действий именем того, кого Вы ближайшим образом замещали; и вот, минуя местоблюстителя, даже не вспомнив о нем в своем послании, Вы через его ссыльную главу как бы протянули руку к самому Патриарху.
На основании нескольких неясных, незасвидетельствованных еще, прижизненных и устных слов почившего о каких-то «годочках трёх», в течение которых покойный Патриарх будто бы предполагал осуществить дело, тождественное с Вашим, если бы ему не помешала смерть, Вы установили эту призрачную связь свою с Патриархом, в то время как его ближайший заместитель, вероятно, лучше Вашего посвященный в намерения почившего Патриарха, предпочел эти три года провести в ссылке, вместо того чтобы в течение их поработать якобы в завещанном ему Патриархом направлении.
Установив таким образом искусственную связь с Патриархом, Вы обратились к следующей ступени - Поместному Собору. Но здесь, не найдя в деяниях Собора ближайшего, последнего, ничего, что бы уполномочивало Вас на те отношения с гражданскими властями, которые установлены в Вашем послании, и даже, напротив, в постановлении от 2/15 августа 1918 года встретив решение, противное Вашему, Вы, конечно, не стали искать подтверждения в Деяниях Соборов более древних и потому предпочли обратиться к Собору еще только грядущему.
Он, утверждаете Вы в послании, разрешит вопрос и о высшем церковном управлении и о «раздирающих ризу Христову», т. е., очевидно, о новейших раскольниках и еретиках, и совершит ряд других деяний, но о котором Вы не сказали, что он подвергнет рассмотрению и самое послание и все, что будет совершено именем последнего еще до собора. Следовательно, то не будет совершенный Поместный Собор, а лишь какое-то новое исполнительное при Вашей особе учреждение. Более того, призванный установить новый вид высшего церковного управления, он, очевидно, отменит и то самое патриаршество, связью с которым Вы только что попытались обосновать свое послание. Неужели Вы не видите, в какой Вы попали заколдованный круг?
Обратимся теперь к третьей, высшей ступени церковного священноначалия - к соборному разуму Церкви. Может быть, Вам удалось, минуя Собор и Патриарха, непосредственно соприкоснуться с православной совестью русских людей, членов Христовой Церкви, и послание явилось выразителем голоса их?
Нет, этот голос должен был бы уверить Вас в том, что если Вы ищете подлинного свидетельства христианской совести, то Вы прежде всего должны узнать мнение тех, кто по преимуществу носит имя свидетелей Истины, т. е. исповедников, страдальцев за Нее. Вы этого не только не сделали, но, напротив, вовсе отвели их, как погрешивших против той самой власти, о лучших отношениях с коей так усердно заботились. Отвели Вы как свидетелей, так и тех, о ком только предполагали, что они не будут с Вами, сочтя их беспочвенными мечтателями и предложили им даже вовсе, навсегда или временно, устраниться от Вас. То, что осталось после такого отбора, Вы признали своею истинною русскою паствою и стали действовать от ее лица. Неудивительно, что она оказалась в полном согласии с Вами.
Итак, Послание все предусмотрело, чтобы придать Вам вид законности, и все же оно стоит на песке. Ни Патриарх, ни Собор, ни соборный разум Церкви в действительности вовсе не с ним. Послание не только не является их выразителем, но напротив, лишь предварительно отступя от них и подменив лживыми их подобиями, оно облеклось в свои призрачные права.
Скажем прямо, не Церковь Русская изнесла из недр своих это Послание, а, обратно, оторванное от исторической Церкви, оно само легло краеугольным камнем в основание новой «церкви лукавнующих». По своему образу и подобию построило оно и новые логичные ступени своего представительства: явило миру заместителя, стоящего вне и выше своих доверителей; измыслило собор с заранее готовыми деяниями; собрало в свою пользу лишь те голоса, о которых наперед знало, что они должны звучать в согласии с ним.
И эту «срамоту наготы» (Откр. 3, 18), обнаруженную Посланием, не в силах прикрыть и совозникший с ним вместе «временный при заместителе» священный синод. Тщетно стремится сообщить он своему председателю подобие Патриарха, ибо согласно соборному постановлению мыслится при таковом; безумны его притязания быть выразителем голоса Церкви. Синод - это как бы мягкий ковер, которым прикрыты поруганные ступени церковного священноначалия. Они теперь так углажены, что образовали один стремительный скат, по которому Русская Церковь должна низринуться в приготовленную для нее Вами и синодским посланием яму.
Но мерзость запустения простирается далее, она становится на месте святом, проникает в самое святилище Христовых таинств.
Уже за богослужением имя Патриаршего местоблюстителя возносится словно неохотно, без именования его «Господином нашим»; уже от его заместителя исходят предупреждения о скором совершенном прекращении этого возношения за «отсутствием канонического к тому основания»; уже имя самого заместителя, доныне гласно не поминаемое в храмах, стало рядом с именем местоблюстителя и готово вытеснить его; уже имена законных епископов епархий повсюду заменяются новыми, насильственно навязанными высшей властью вопреки церковным канонам; вводится поминовение самих, отрицающих всякую веру гражданских властей, - дело новое и смущающее многие совести, - совершается множество иных противоканонических действий.
Итак, единство Церкви, имеющее, по словам св. священномученика Игнатия Богоносца, свое внешнее выражение в епископе, для целой Русской Церкви, следовательно, - в Патриархе, уже поколеблено в целом Вашим единением с синодом, превысившим свои права до равенства с Вами, по отдельным епархиям - незаконными смещениями местных епископов и заменою их другими.
Святость Церкви, сияющая в мученичестве и исповедничестве, осуждена Посланием, Ее соборность поругана, Ее апостольство, как связь с Господом и как посольство в мир (Ин. 17, 18), разрушено разрывом иерархического преемства (отвод митрополита Петра) и встречным движением в Нее самого мира.
Волны этой небывалой церковной неправды бурно домчались и до нашего города. Смещен без вины и без суда наш митрополит, о чем Вы, Владыко, знаете подробно, хотя и не внемлите ни ему, ни тем, кто просит о нем. Рукоположен, без достаточных оснований и против воли многих православных, новый епископ; принимает участие в Церковном богослужении другой епископ, запрещенный; совершен ряд других церковных беззаконий, о чем Вам сообщат на словах податели сего обращения.
Наше посольство к Вам, Владыко, ближайшим образом вызвано напором этой волны, но, направляясь к Вам, мы знали, что восходим к самому источнику всех последних несчастий, ибо он - в Вашем послании, и потому мы молим Вас не о нуждах нашей лишь епархии, но о всей православной Русской Церкви, членами которой, по милости Божией, являемся, и повторяем то, что нами сказано было в начале: посольство наше к Вам - решительное.
Вы, Владыко, должны отмежевать себя как главу Русской Церкви от собственного своего Послания, объявить его выразителем лишь Вашего личного мнения, необязательным для других членов Русской Церкви, согласно постановлению Собора 1917-18 гг. от 2/15 августа 1918 года, предоставившего установление тех или иных отношений к вопросам государственным совести самих верующих, ибо Церковь наша законоположением самой гражданской власти от государства отделена. Кроме того, Вы должны отменить и перерешить все канонически неправильные деяния, совершенные Вами, синодом и по местам - епархиальными советами в зависимости от Послания.
В настоящий же час нашей встречи мы ждем от Вас простого свидетельства Вашей совести о том, приемлете ли Вы наше обращение или нет, чтобы мы могли оповестить единомышленных нам отцов и братий, уполномочивших нас явиться к Вам, можно ли нам ждать от Вас возврата нашего святого бесправия или наше отречение, которое направлено против Вашего Послания и связанной с ним Вашей деятельности, должно, к великому нашему прискорбию, быть перенесено и на Ваше лицо и, сохраняя иерархическое преемство чрез Митрополита Петра, мы будем вынуждены прекратить каноническое общение с Вами».
Текст взят из общедоступных источников