Стадия обработки - Глава Десять - заключительная
ГЛАВА ДЕСЯТЬ
Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжело больны, или втайне ненавидят окружающих. Правда, возможны исключения.
(М.А. Булгаков)
- Паш, ты извини меня, - чувствуя неловкость начал Максим. Как всегда бывает в подобных ситуациях, он не находил нужных слов. Хотелось многое сказать, но получалось выдавить из себя только это сухое «извини». Мозги лихорадочно работали в поисках нужных фраз. Максиму было стыдно, и он не знал, как отреагирует Пашка. С потерей друга он уже мысленно смирился, но выпал шанс вновь вернуть его, и этот шанс так не хотелось выпускать из рук. Максим искренне завидовал в тот момент людям, которые могут собрать в нужный момент все свои душевные силы и направить их на достижение своих целей.
- Ты о чем? - равнодушно спросил его Пашка, не переставая пялиться в свой монитор.
Полчаса назад Максим пришел на работу. Ему хотелось поскорее рассказать обо всем Пашке. Он представлял себе, как будет говорить о своих впечатлениях, как красочно он опишет все то, что узнал вчера. И что Пашка, услышав все это, поймет, улыбнется и простит его. Поэтому Максим сразу же направился в вотчину менеджеров по работе с клиентами, где, собственно, и находилось Пашкино рабочее место.
- Я не прав был, думая, что это ты проговорился, - попытался назвать причину своего визита Максим. Смутно он осознавал, что Пашка все и так прекрасно понимает, и что нет необходимости отвечать на этот вопрос. Только почему-то эти здравые мысли совсем не желали одержать верх над овладевшим Максимом волнением.
Пашка ничего не отвечал. Он, казалось, вообще не замечал присутствия Максима, и продолжал работать, а может быть делать вид, что работает. Стоять так рядом с ним было глупо. Язык все равно не ворочался, во рту пересохло, как-будто с дикого похмелья. Максим задержался еще на какое-то время, наблюдая за тем, как стрелочка на экране монитора, ведомая Пашкиной мышью, носилась, как умалишенная, из стороны в сторону, и быстро вышел из кабинета. Надежда на то, что он сможет вернуть лучшего друга, по собственной вине утраченного, растаяла. Но к собственному удивлению Максим не испытывал диких упаднических настроений в тот момент. Прошло уже достаточно времени с тех пор, как он смирился с потерей Пашки. Он уже воспринимал это как свершившееся, что уже не получится изменить. Вместо горького разочарования его съедала злость на себя.
- «Почему», - спрашивал он себя, - «я не смог сделать все так, как хотел?»
Хотелось искусать всего себя за волнение, ввергнувшее его в состояние паралича. За то, что в тот момент, когда от него требовалось собраться, он, наоборот, стоял перед Пашкой как школьник, не выучивший уроки и отвечавший у доски. Чтобы хоть как-то прекратить заниматься самобичеванием и отвлечься, Максим погрузился в работу. Он даже не заметил, как рабочий день подошел к концу. Его усердие было прервано Ленкой, которая уже собиралась домой.
- Ты опять решил поработать сверх нормы? - спросила она, торопливо одевая плащик.
- Да. Завтра обсуждают план производства. Надо подготовиться, - устало отозвался Максим, - а ты куда так торопишься?
- На свидание, - с кокетливой улыбкой произнесла Ленка.
- Кто этот счастливчик? - равнодушно спросил ее Максим.
- Да так, - не стала вдаваться в подробности Ленка и убежала.
Максим остался один. В «аське», как назло, уже никого не было. В кабинете стало тихо. Только едва слышимый шум вентилятора в компьютере ровным гудением нарушал тишину. Максим сидел, уставившись несфокусированным взглядом в стену. В голове вихрем проносились мысли об Оксане, Пашке, работе. Максим думал о том, что во всех, пожалуй, самых важных сторонах жизни любого нормального человека, он далеко не преуспел.
- Мы пиво идем сегодня пить? - вдруг раздался громкий и как обычно веселый голос Пашки в опустевшем кабинете.
Максим вздрогнул от неожиданности и даже немного подпрыгнул на своем стуле. Он ошарашено смотрел на внезапно появившегося в кабинете Пашку, который стоял и улыбался.
- Чего ты пялишься на меня, как на икону? - спросил Пашка.
Наконец, Максим вышел из оцепенения. Ему хотелось скакать от радости, ведь перед ним стоял прежний Пашка, к которому Максим испытывал столько теплых дружеских чувств.
- Идем, конечно, - радостно отозвался он, наконец. В голове, как напоминание, пролетела мысль о том, что завтра опять будет битва за план, и что Максим был еще не готов участвовать в ней, если потребуется. Но он живо прогнал эти бредни. Пусть, решил он, комбинатовские тузы хоть головы себе разобьют друг другу, защищая свои интересы. Максима это уже нисколько не волновало, ведь он вновь обрел старого друга.
Так Максим не гулял, наверное, ни разу в жизни. Он завалился домой в семь утра, объехав с Пашкой все злачные заведения города, которые работали ночью в будний день. Что и говорить, оба они были счастливы в этот день, а когда человек счастлив, он совершенно не думает о том, что будет завтра. Ложиться спать не было смысла, хотя голова раскалывалась, и Максим чувствовал, что его слегка пошатывает. Он решил, что оставшееся время до выхода на работу будет просто пялиться в телевизор. Глядя на нарочито бодрые лица ведущих какой-то утренней программы, его взяло отвращение, чувствуя, насколько истощенным ночными похождениями был его организм. В голове мелькнула мысль о том, что неплохо было бы не идти сегодня на работу, сказавшись больным, но он отказался от подобного искушения, решив, что при обсуждении плана ему надо обязательно присутствовать. Тогда, подумал он, пожалуй, стоит подготовить все материалы, касающиеся проекта плана продаж, но эта мысль внушила ему еще большее отвращение, чем показная бодрость ведущих в телевизоре.
Его пригласили в кабинет к генеральному директору еще до обеда. Это было странно, ведь план обычно обсуждали уже во второй половине дня. Больше всего в этот момент Максима интересовал вопрос, дышит ли он перегаром, или нет. Надеясь на то, что с тех пор, как он закончил куролесить, прошло не так много времени, перед тем, как идти на ковер, он попросил Ленку оценить степень выхлопа изо рта. Та сразу же развеяла все надежды Максима, сказав ему, что можно даже не дышать ей в лицо, мол, в кабинете и так смердит, и никакая жвачка его не спасет. Максим удрученно поперся в кабинет к генеральному, представляя себя в роли вельможи времен великой французской революции, подымающегося на эшафот к гильотине. Он надеялся, что выкрутится как-нибудь, а засевший в нем алкоголь лишь придавал уверенности и оптимизма.
- Здравствуйте, - поприветствовал он всех участников этого совещания, состав которого не менялся уже долгое время.
- Проходи Максим, проходи, давно тебя ждем, - мягко пригласил его главный финик, сидевший, как и обычно, поближе к генеральному директору.
Все поздоровались с Максимом, кроме Алексея Евгеньевича. Но другого от своего бывшего шефа Максим и не ожидал.
- Алексей Евгеньевич настаивает, что объем дополнительного производства должен быть доведен до двадцати процентов, - продолжал Игорь Валерьевич, - мы бы хотели узнать твое мнение на этот счет, поскольку ты у нас теперь вроде независимого эксперта выступаешь.
Максим хотел поначалу держаться поближе к входной двери, чтобы не одарить присутствующих свежим перегаром из своей глотки. Но генеральный директор пригласил того подойти поближе, мотивируя просьбу своей близорукостью. Видя, как сидевшие ближе всех к нему начальники производства и снабжения стали воротить свои носы, Максим почувствовал, как заполыхали его щеки. Ему стало очень стыдно перед этими людьми, которые всегда по-доброму относились к нему, и даже сейчас, не выдавали его, а героически продолжали сидеть на своих местах.
- Я считаю, что объем дополнительного производства не должен быть больше трех процентов, - начал Максим, гордый собой тем, что помнил установку главного финика. Все остальное в этот момент ему казалось деталями, а детали такие большие люди, перед которыми он выступал, не обсуждают.
По лицу Игоря Валерьевича скользнула довольная улыбка. Вероятно, он уже подсчитывал, сколько денег заработает в качестве премии от конкурентов.
- Эта цифра требует доказательства, - прервал наблюдения Максима Алексей Евгеньевич.
- Да, Максим, мы бы хотели получить обоснование твоего мнения, - согласился с Крутовым генеральный директор.
Голова совсем отказывалась соображать. Максим достал из папки и положил на стол свои недоделанные графики, на ходу придумывая обоснование наугад произнесенной цифры. Начальники производства и снабжения для приличия быстро посмотрели в бумаги, и, не вникая, передали их далее, генеральному директору, который, напротив очень внимательно стал их изучать.
В это время Максим стал расплывчато объяснять свою позицию. Он говорил о том, какие данные ему удалось добыть от дружественных магазинов. Вчера он успел поговорить только с тремя. Он сумел их убедить в том, что рынок мебели продолжал падать, но эти три магазина вместе взятые закупали не более пяти процентов от общего объема выпускаемой комбинатом мебели.
- На данных только этих покупателей нельзя основывать свое мнение, - прервал сбивчивый монолог Максима Алексей Евгеньевич.
- Почему? - оживился Игорь Валерьевич, который уже по ходу доклада Максима понимал, что появились какие-то сложности.
- Потому что это мелкие торговцы, их мнение не определяет динамику рынка, - грубо отрезал Алексей Евгеньевич и добавил, пристально глядя Максиму в глаза, - даже если это именно их мнение, а не вашего консультанта.
- Что вы хотите этим сказать? - настороженно спросил Крутова главный финик.
- Я лично разговаривал с самыми крупными нашими покупателями, - отозвался тот, причем с собственниками, а не наемной шелупонью.
- И что они говорят? - дипломатично осведомился генеральный директор.
- То же, что и я вам - они рассчитывают, что мы зарезервируем им приблизительно на двадцать процентов больше объемов, указанных в заявках. Хотите, при вас опрошу их?
- Да, пожалуй, нам стоит прислушаться к их мнению. Ведь это наши ключевые покупатели, - задумчиво произнес генеральный директор.
Главный финик побледнел, но не терял хладнокровия. На его лице, никогда не выражавшем эмоции, прочитывалась лихорадочная мыслительная деятельность. Он искал выход из ситуации и сдаваться не собирался. Максим только сейчас стал понимать, что вляпался он по самые гениталии. И что будет после совещания, на котором, уже очевидно, Игорь Валерьевич, проиграл, Максим даже боялся представить.
- Я не могу согласиться с таким положением дела, - начал Игорь Валерьевич.
- Почему? - спокойно спросил его генеральный директор.
- По моему мнению, полагаясь на доводы Алексея Евгеньевича, мы совершаем ошибку. Во-первых, повышая по сравнению с прошлым месяцем объем дополнительного производства на шестнадцать процентов, мы сильно рискуем не распродать выпущенную продукцию. А во-вторых, мы опять резко повысим наши затраты. Чем мы обоснуем это акционерам?
- Нет. Алексей Евгеньевич прав, - ответил тому генеральный директор, - Мы не можем потерять наших ключевых покупателей, иначе комбинат полностью лишится самостоятельности, а я этого допустить не могу. Что касается затрат, то, Игорь Валерьевич, при продаже всей мебели, мы их с лихвой компенсируем, и вы это прекрасно знаете. Алексей Евгеньевич, я считаю, что ваш проект плана продаж должен быть утвержден. Еще есть мнения?
Мнений больше не поступало. Все, за исключением главного финика, были согласны с позицией Крутова, и план производства был утвержден. Генеральный директор объявил об окончании совещания, и все его участники поспешили ретироваться. Максим хотел было уже улизнуть поскорее к себе в кабинет, подальше с глаз Игоря Валерьевича, но тот окликнул его в коридоре, и пригласил на беседу к себе в кабинет.
- Ты очень слабо сегодня подготовился, - начал Игорь Валерьевич, после того, как уселся в свое глубокое кресло и почти скрылся за огромным столом. Он говорил спокойно, вежливо, но за этой дипломатичностью Максим слышал железные угрожающие нотки.
- Вы же сами слышали, что позиция Крутова была сильнее. Ключевые покупатели запросили на двадцать процентов выше объема в заявках. И потом, он может говорить напрямую с собственниками, а я такой возможности не имею.
Игорь Валерьевич внимательно выслушал оправдания Максима, но они не произвели на того никакого впечатления:
- А кто тебе сказал, что Крутов не убедил тех в необходимости повышенных объемов? - холодно спросил финик, - сейчас ты ищешь оправдания с большим рвением, чем на совещании.
- Нет, просто я пытаюсь обосновать вам, почему Алексей Евгеньевич сегодня смог добиться своего.
- Мне не надо ничего доказывать. Я и сам прекрасно все понимаю. И причину вижу в том, что ты не проделал той работы, которую смог сделать Крутов.
Максим не нашелся что ответить и сидел, потупив голову. Ему хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор. А Игорь Валерьевич продолжал свою воспитательную речь:
- И такая твоя работа меня абсолютно не устраивает. Ты не хочешь больше работать на комбинате?
- Хочу, - хмуро ответил Максим, вспомнив, как необходимо ему было остаться там, из-за Оксаны.
- У тебя есть только одна возможность сделать это. Если ты сможешь обосновать отсутствие дополнительного производства в плане производства на следующий месяц.
- Это нереально, я думаю, - буркнул Максим, - Крутов сможет доказать минимум пятнадцать процентов.
- Вот ты и постарайся, чтобы он не смог, - закончил разговор Данилевич, - в противном случае можешь сразу писать заявление.
Максим вышел в хмуром расположении духа. Задача, которая стояла перед ним была просто невыполнима. Естественно, собственники магазинов-покупателей прислушаются скорее к мнению руководителя, а не его подчиненного. Тем более, что с владельцами ключевых магазинов-покупателей Максим никогда не общался. Крутову было гораздо проще: ему стоило переговорить с несколькими основными покупателями, и дело было в шляпе. А Алексей Евгеньевич, безусловно, на следующий месяц также тщательно подготовится, как это было и на этот раз. Надо было что-то придумывать, и Максим, согласившись с мудрой точкой зрения Скарлетт О’Хара, решил, что займется этим, когда окончательно протрезвеет, а именно, завтра.
На работе делать было нечего. Все равно сегодня, решил он, никто его уже не хватится, и поэтому Максим, не испытывая угрызений совести, отправился трезветь. Он бесцельно бродил по широким проспектам своего города, по знакомым ему улицам, но все вокруг казалось ему каким-то новым. В городе уже полноправно хозяйничала весна. Вместе с природой, оживали и молодые особи женского пола, особенно те, что были не отягощены любовными отношениями с мужчинами. Деревья и женщины, как выражался Александр Иванович, начинали переходить на летнюю форму одежды. Только вместо министра обороны, им приказывал это делать его высокоблагородие - май. Естественно, мужскую часть населения города, эти перемены не могли не радовать. Кто-то любовался женщинами и растительностью, а кто-то, увы, только деревьями.
Вновь и вновь Максим ловил себя на мысли, что ему чего-то не хватает. Он испытывал щемящее чувство одиночества. Вглядываясь в незнакомые ему лица прохожих, он искал там теплоты и понимания, но не находил ничего, кроме отчужденности. Вокруг мелькали какие-то бездушные человекоподобные существа, погруженные только в свои проблемы, и не желавшие вылезти из своего мирка. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным перед этим большим и чужим ему миром. И чем больше он думал об этом, тем сильнее осознавал, что Оксана была единственным человеком, к которому безумно хотелось прижаться крепко-крепко, уткнуться носом в ее шею и не отпускать уже никогда. Он уже целых две недели не видел ее. Встречи мельком на работе были не в счет, да и те стали какими-то обыденными. На комбинате Оксана всем своим видом старалась показать окружающим, что ничего между ней и Максимом не происходит, и что если они и общаются, то исключительно по рабочим вопросам. Ее конечно можно было понять, ведь она была замужем, и лишние сплетни ей ни к чему. Максима же за все эти месяцы порядком достала вся эта конспирация. Ему хотелось не редких встреч тайком у себя на квартире, а полноценных человеческих отношений. И ему уже осточертело делить ее с другим человеком. Собравшись с духом, он достал телефон и позвонил Оксане.
- Алло, - раздался такой родной голос Оксанки, и у Максима защемило все внутри.
- Оксан, привет, - отчего то волнуясь, сказал Максим.
- А-а, это ты, привет. А почему тебя в «аське» нет? - ровным, как гладильная доска, тоном спросила она.
- Да я тут гуляю, - ответил Максим, и сразу же поймал себя на мысли, что, как и обычно, отдал ей в разговоре инициативу.
- Решил забить на работу сегодня?
- Я был там, но дел особых нет, и решил прогуляться.
- Понятно.
Воцарилось неловкое молчание. Оксана, очевидно, ждала, когда Максим объявит о цели своего звонка, но тот, привыкнув к роли ведомого, не знал что сказать. Наконец, понимая всю нелепость положения, он выдавил из себя:
- Оксан, я очень хочу встретиться с тобой сегодня. Мне нужно увидеть тебя.
- Извини, не смогу. Сегодня муж приезжает из командировки, мы хотели куда-нибудь сходить, - холодным, как лед, голосом ответила Оксана.
- Оксан, - заорал в трубку Максим так, что, наверно можно было бы и не использовать телефон. Оксана бы и так все услышала, - мы уже сто лет не виделись. Ты всегда отвечаешь отказом на мои предложения встретиться. Я люблю тебя, люблю, слышишь? Определись, прошу тебя, кто тебе нужен - я или он.
- Это не телефонный разговор, - сухо отрезала она.
- Пойми, что меня на части разрывает. Я хочу быть с тобой. Всегда. И такие отношения, как сейчас, ведь это не может столько продолжаться, - из Максима рвались беспорядочные фразы. Все то, о чем он каждый день думал, и очень хотел ей сказать. Сколько раз, поднимая разговор на эту тему, он наталкивался на глухую стену полного нежелания с ее стороны, обсуждать их отношения. Но в этот раз, дойдя до точки кипения, чувства обрели словесную форму, нашли благоприятный момент и вылились на Оксану.
Разговор был окончен. Она прекратила его, очевидно полагая, что с человеком в состоянии аффекта бессмысленно о чем-то разговаривать. Максима трясло. Глаза застилала пелена слез. Он ничего уже не соображал. Просто шел, не видя ничего перед собой.
Постепенно Максим стал приходить в себя. Свежий весенний ветер и приветливое солнышко быстро вернули ему рассудок. Он пытался рассуждать. Этот разговор с Оксаной не выходил у него из головы весь день. Что она предпримет теперь, спрашивал он себя. Опять не будет с ним разговаривать неделю? Или пошлет теперь его подальше? Глубоко засевшая в нем надежда, вера в то, что все будет хорошо, заставляли его думать, что вдруг она позвонит, и скажет, что сделала свой выбор в его пользу. Но время шло, а она не звонила. Около полуночи стало ясно, что ждать звонка бессмысленно. Он лег на кровать и распластался, глядя в потолок. Спать совсем не хотелось, несмотря на то, что предыдущую ночь он провел без сна. Под утро ему все же удалось сомкнуть глаза на пару часов. Но это было скорее какое-то забытье, нежели нормальный сон. На работу Максим пошел разбитый, как старое корыто, и, как не трудно догадаться, в скверном расположении духа, отчего-то волнуясь.
Включив «аську», Максим увидел офлайновое сообщение. Послание было от Оксаны, и отправлено было минут за десять до прихода Максима на работу. Оксанин цветочек был красного цвета и сполз куда-то вниз, после того, как Максим открыл окно сообщений:
«Максим, извини, но нам надо перестать видеться. Я замужняя девушка, и не собираюсь разводиться. Я вообще не думала этого делать. Ты очень хороший человек, но ты не так меня понял».
Максим ошарашенными глазами перечитывал в сотый раз Оксанкино послание. Глаза - были единственной частью его тела, которая двигалась в тот момент. Он, наверно, даже дышать перестал.
«Так значит, я все себе придумал?» - спрашивал он себя.
Оксана изъяснилась в категоричной форме, так свойственной ей. Даже от письма исходила ее нетерпимость к возражениям. Раз она так захотела, значит так должно быть, и никто не имеет права менять ее решение. Максиму даже в голову не пришло писать ответ, звонить и требовать объяснений. Он просто смирился с ее решением, настолько слабее он себя ощущал.
- Не расстраивайся, не стоит того, - глухой, как-будто через тепличную пленку, услышал Максим голос Ленки, откуда то сзади.
- Тебя просил кто-то это читать? - грубо спросил ее Максим.
- Извини. Просто ты сидишь уже полчаса, как мумия, я позвала тебя, ты не откликался, вот я подошла и увидела случайно, - оправдываясь, ответила Ленка.
- Не зачем случайно заглядывать в чужие мониторы, - зло буркнул Максим, делая акцент на слове «случайно».
- Пойдем, покурим, поговорим, - терпеливо предложила ему Ленка.
- Не хочу я разговаривать, - чуть ли не крича, ответил ей Максим. Он чувствовал, как к глазам подступали слезы.
- Пошли, пошли, - спокойно настаивала Ленка, и легонько потянула его за предплечье. Максим послушно поднялся и пошел за ней.
В курилке по счастью никого не было. Максим уселся на бетонный пол и обхватил голову руками. В мозгах не шевелилась ни одна извилина. Они там замерли, как вещество при температуре, близкой к абсолютному нулю. Хотелось плакать. Просто, чтобы никто не видел. Убежать, спрятаться, и отсиживаться в одиночестве, пока не отпустит. Максиму почему-то вспомнилось, как в детстве, когда его наказывали родители, он испытывал такое же дикое желание убежать от них, спрятаться под стол, или, если повезет, то зарыть, как страус, голову под подушку.