Стрень-брень, гусельки... СКАЗЫ от М. Л. Михайлова, автора ЖЕНЩИНЫ, ИХ ВОСПИТАНИЕ И ЗНАЧЕНИЕ В СЕМЬ

[stiv_berg]

МИХАИЛ ЛАРИОНОВИЧ МИХАЙЛОВ (1829-1865), автор "ЖЕНЩИНЫ, ИХ ВОСПИТАНИЕ И ЗНАЧЕНИЕ В СЕМЬЕ И ОБЩЕСТВЕ" (офиц. публ. - 1860)
....
ПРИЛОЖЕНИЕ
СКАЗКИ
....
КОТ И ПЕТУШОК
Жили-были кот с петушком, жили ладно, дружно, одному без другого еда не еда, радость не радость. Петушок кота, как отца, почитал; кот петушка, словно сына, любил.
Пошел однажды кот на охоту и говорит петушку:
- Смотри ты, петушок! в окошко не выглядывай, головки не высовывай: поселилась тут в лесу лиса-курятница - как раз утащит.
Только ушел кот, а лиса и тут: спроведала, что старшова дома нет. Стала под окошко, да и говорит тоненьким голоском, ласково так:
- Петушок, петушок, золотой гребешок, масляна головка, сметанный лобок! выгляни в окошко, дам тебе кашки на красной ложке!
«Кто это, - думает петушок, - меня так ласково зовет? Дай-ка посмотрю».
Забыл совсем, что ему кот говорил, и выглянул в окошко.
А лиса только того и ждала, схватила петушка и потащила к себе.
Стал петушок громко кликать:
- Котинька! котик! несет меня лиса во дремучие леса, за широкие долы, за высокие горы, за быстрые реки.
Услыхал кот, побежал к петушку на выручку. Отнял его у лисы.
- Эх, - говорит, - не послушался ты меня, петушок... быть бы тебе лисой съедену, кабы я подальше зашел да тебя не услыхал.
Немного спустя собрался кот опять из дому, опять говорит петушку:
- Смотри ты, петушок! в окошко не выглядывай, головки не высовывай. Того и гляди опять лиса утащит.
Как ушел кот, лиса опять к петушку. Стала под окошком, говорит:
- Петушок, петушок, золотой гребешок, масляна головка, сметанный лобок! пойдем на гуменце золотые яблочки катать.
Польстился петушок на золотые яблочки, забыл совсем, что ему кот говорил, выглянул в окошко.
Схватила его лиса и потащила к себе.
Стал петушок громко кликать:
- Котинька! котик! несет меня лиса во дремучие леса, за широкие долы, за высокие горы, за быстрые реки.
Услыхал кот, побежал петушку на выручку. Отнял его у лисы.
- Эх,- говорит, - не послушался ты меня, петушок... быть бы тебе лисой съедену, кабы я подальше зашел да тебя не услыхал.
Спустя немного собрался кот опять из дому и говорит петушку:
- Ну, смотри же ты, петушок! в окошко не выглядывай, головки не высовывай. Того и гляди лиса утащит. А я уйду теперь далеко; и будешь кричать - не услышу.
Как ушел кот, лиса опять к петушку. Стала под окошко, говорит:
- Петушок, петушок, золотой гребешок, масляна головка, сметанный лобок! твои курочки на завалинке пшеничку клюют, тебя, петушка, зовут.
«Это уж не лиса меня зовет, - думает петушок, - можно выглянуть».
И выглянул. А, лиса схватила его и понесла к себе.
Стал он кричать:
- Котинька! котик! несет меня лиса во дремучие леса, за широкие долы, за высокие горы, за быстрые реки.
Кричал он, кричал, а кота не докричался; и несла его лиса по горам да подолам и принесла его к себе в избушку, в темный лес.
Как воротился кот домой да увидал, что петушка нет, взяло его горе.
- Эх,- говорит, - петушок, петушок! сколько я наказывал тебе: «Не выглядывай в окошко!» Так нет - опять-таки не послушался. Вот и попался теперь лисе в зубы.
Надо мне тебя выручать идти. Хорошо еще, коль тебя лиса и с косточками не съела.
Пошел кот на базар, купил себе кафтан, красные сапожки, шапочку, сумку, саблю и гусельки, нарядился гусляром и приходит к лисьей избушке. Стал под окошком, на гуслях заиграл и запел:
....
Стрень-брень, гусельки,
Золотые струнушки!
За горами высокими,
За долами широкими,
За реками быстрыми,
Во лесу дремучиим,
Там жила-была лиса
Во своем златом гнезде.
У лисы четыре дочери:
Одна-то дочь - Чучелка...
....
Было дело на масленице, лиса блины пекла. Услыхала она песню.
- Ах,- говорит, - гусляр прохожий! Да как складно поет! Поди-ка, Чучелка, вынеси ему блинок.
Понесла Чучелка коту блинок. Он блин-то в рот, а ее саблей в бок - да в сумку.
А сам опять на гуслях заиграл, опять запел:
....
Стрень-брень, гусельки,
Золотые струнушки!
За горами высокими,
За долами широкими,
За реками быстрыми,
Во лесу дремучиим,
Там жила-была лиса
Во своем златом гнезде.
У лисы четыре дочери:
Одна-то дочь - Чучелка,
Другая - Пачучелка...
....
- Ах, - говорит лиса, - в жизнь мою этакого гусляра не слыхивала! Поди-ка, Пачучелка, вынеси ему еще блинок.
Понесла Пачучелка коту блинок. Он блин-то в рот, а ее саблей в бок - да в сумку.
А сам опять на гуслях заиграл, опять запел:
....
Стрень-брень, гусельки,
Золотые струнушки!
За горами высокими,
За долами широкими,
За реками быстрыми,
Во лесу дремучиим,
Там жила-была лиса
Во своем златом гнезда.
У лисы четыре дочери:
Одна-то дочь - Чучелка,
Другая - Пачучелка,
А третья - Подай-Челнок...
....
- Ах,- говорит лиса,- и тебя, Подай-Челнок, поминает! Поди-ка и ты вынеси ему блинок.
Пошла Подай-Челнок, понесла коту блинок. Он блин-то в рот, а ее саблей в бок - да в сумку,
А сам опять на гуслях заиграл, опять запел:
....
Стрень-брень, гусельки,
Золотые струнушки!
За горами высокими,
За долами широкими,
За реками быстрыми,
Во лесу дремучиим,
Там жила-была лиса
Во своем златом гнезде.
У лисы четыре дочери:
Одна-то дочь - Чучелка,
Другая - Пачучелка,
А третья - Подай-Челнок,
А четверта - Подмети-Шесток.
....
- Вот уж гусляр так гусляр, - говорит лиса, - знает, как хозяев чествовать! Надо ему еще блинок дать. Поди-ка, Подмети-Шесток, вынеси.
Пошла Подмети-Шесток, понесла коту блинок.
Он блин-то в рот, а ее саблей в бок - да в сумку.
Подождала-подождала лиса... гусляр петь перестал, а нейдут в избу ни Чучелка, ни Пачучелка, ни Подай-Челнок, ни Подмети-Шесток... Говорит она петушку:
- Петушок, петушок, поди-ка кликни их: что они там баклушничают.
Как вышел петушок да увидал кота, уж и рот было раскрыл, хотел на радостях «кукареку!» закричать; да кот ему не дал крикнуть.
Беги, - говорит, - скорей от беды домой!
И пустился петушок, сколько было духу, по горам да по долам к своему старому жилью.
Положил кот гусельки в сторону, прибодрился, приосанился, пошел сам к лисе в избушку.
Идет да поет:
....
Идет кот на ногах,
В красныих сапогах,
Несет саблю на плече.
А сумочку при бедре,
Хочет лису порубить,
Ее душу загубить.
....
Как заслышала лиса эту песню, метнулась было туда-сюда, да как раз и попалась коту навстречу. Как рубнул он ее сабелькой по голове - она и не визгнула.
Воротился кот домой, а петушок, уж давно там.
- Вот, - говорит кот, - кабы слушался ты меня, петушок, не было бы тебе никакого горя... Польстился на Лисьи увертки: хорошо еще, что не зажарила тебя да не съела.
Петушок крыльями захлопал, кричит:
- Кукареку! не буду... кукареку! не буду...
И стали они опять жить по-прежнему - ладно и дружно.
* * *
ДУМЫ
Выкопал мужик яму в лесу, прикрыл ее хворостом: не попадется ли какого зверя.
Бежала лесом лисица. Загляделась по верхам - бух в яму!
Летел журавль. Спустился корму поискать, завязил ноги в хворосте; стал выбиваться - бух в яму!
И лисе горе, и журавлю горе. Не знают, что делать, как из ямы выбраться.
Лиса из угла в угол мечется - пыль по яме столбом; а журавль одну ногу поджал - и ни с места, и все перед собой землю клюет, все перед собой землю клюет. Думают оба, как бы беде помочь.
Лиса побегает, побегает, да и скажет:
- У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
Журавль поклюет, поклюет, да и скажет:
- А у меня одна дума!
И опять примутся - лиса бегать, а журавль клевать.
«Экой, - думает лиса, - глупый этот журавль! что он все землю клюет? Того и не знает, что земля толстая и насквозь ее не проклюешь».
А сама все кружит по яме да говорит:
- У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
А журавль все перед собой клюет да говорит:
- А у меня одна дума!
....
Пошел мужик посмотреть, не попалось ли кого в яму.
Как заслышала лиса, что идут, принялась еще пуще из угла в угол метаться и все только и говорит:
- У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
А журавль совсем смолк и клевать перестал.
Глядит лиса - свалился он, ножки протянул и не дышит, Умер с перепугу, сердечный!
Приподнял мужик хворост; видит - попались в яму лиса да журавль: лиса юлит по яме, а журавль лежит, не шелохнется.
- Ах ты! - говорит мужик, - подлая лисица! Заела ты у меня этакую птицу!
Вытащил журавля за ноги из ямы; пощупал его - совсем еще теплый журавль; еще пуще стал лису бранить.
А лиса-то бегает по яме, не знает, за какую думушку ей ухватиться: тысяча, тысяча, тысяча думушек!
- Погоди ж ты! - говорит мужик, - я тебе помну бока за журавля!
Положил птицу подле ямы - да к лисе.
Только что он отвернулся, журавль как расправит крылья да как закричит:
- У меня одна дума была!
Только его и видели.
А лиса со своей тысячью, тысячью, тысячью думушек попала на воротник к шубе.
* * *
ДВА МОРОЗА
Гуляли по чистому полю два Мороза, два родные брата, с ноги на ногу поскакивали, рукой об руку поколачивали.
Говорит один Мороз другому:
- Братец Мороз Багровый нос! как бы нам позабавиться - людей поморозить?
Отвечает ему другой:
- Братец Мороз Синий нос! коль людей морозить - не по чистому нам полю гулять. Поле все снегом занесло, все проезжие дороги замело; никто не пройдет, не проедет. Побежим-ка лучше к чистому бору! Там хоть и меньше простору, да зато забавы будет больше. Все нет-нет, да кто-нибудь и встретится по дороге.
Сказано - сделано, Побежали два Мороза, два родные брата, в чистый бор. Бегут, дорогой тешатся: с ноги на ногу попрыгивают; по елкам, по сосенкам пощелкивают. Старый ельник трещит, молодой сосняк поскрипывает. По рыхлому ль снегу пробегут - кора ледяная; былинка ль из-под снегу выглядывает - дунут, словно бисером ее нею унижут.
Послышали они с одной стороны колокольчик, а с другой бубенчик: с колокольчиком барин едет, с бубенчиком - мужичок. Стали Морозы судить да рядить, кому за кем бежать, кому кого морозить.
Мороз Синий нос, как был помоложе, говорит:
- Мне бы лучше за мужичком погнаться. Его скорее дойму: полушубок старый, заплатанный, шапка вся в дырах, на ногах, кроме лаптишек, ничего. Он же никак дрова рубить едет... А уж ты, братец, как посильнее меня, за барином беги. Видишь, на нем шуба медвежья, шапка лисья, сапоги волчьи. Где уж мне с ним! не совладаю.
....
Мороз Багровый нос только подсмеивается.
- Молод еще ты, - говорит, - братец!.. Ну, да уж быть по-твоему. Беги за мужичком, а я побегу за барином. Как сойдемся под вечер, узнаем, кому была легка работа, кому тяжела. Прощай покаместь!
- Прощай, братец!
Свистнули, щелкнули, побежали.
Только солнышко закатилось, сошлись они опять на чистом поле. Спрашивают друг друга:
- Что?
- То-то, я думаю, намаялся ты, братец, с барином-то,- говорит младший,- а толку, глядишь, не вышло никакого. Где его было пронять!
Старший посмеивается себе.
- Эх, - говорит, - братец Мороз Синий нос, молод ты и прост. Я его так уважил, что он час будет греться, не отогреется.
- А как же шуба-то, да шапка-то, да сапоги-то?
- Не помогли. Забрался я к нему и в шубу, и в шапку, и в сапоги да как зачал знобить!.. Он-то ежится, он-то жмется да кутается; думает: дай-ка я ни одним суставом не шевельнусь, авось меня тут мороз не одолеет. Ан не тут-то было! .Мне-то это и с руки. Как принялся я за него - чуть живого в городе из повозки выпустил. Ну, а ты что со своим мужичком сделал?
- Эх, братец Мороз Багровый нос! плохую ты со мной шутку сшутил, что вовремя не образумил. Думал - заморожу мужика, а вышло, он же отломал мне бока.
- Как так?
- Да вот как. Ехал он, сам ты видел, дрова рубить. Дорогой начал было я его пронимать; только он все не робеет - еще ругается: такой, говорит, сякой этот мороз. Совсем даже обидно стало; принялся я его пуще щипать да колоть. Только ненадолго была мне эта забава. Приехал он на место, вылез из саней, принялся за топор. Я-то думаю: «Тут мне сломить его». Забрался к нему под полушубок, давай его язвить. А он-то топором машет, только щепки кругом летят. Стал даже пот его прошибать. Вижу: плохо - не усидеть мне под полушубком. Под конец инда пар от него повалил. Я прочь поскорее. Думаю: «Как быть?» А мужик все работает да работает. Чем бы зябнуть, а ему жарко стало. Гляжу - скидает с себя полушубок. Обрадовался я. «Погоди же, говорю, вот я тебе покажу себя». Полушубок весь мокрехонек. Я в него - забрался везде, заморозил так, что он стал лубок лубком. Надевай-ка теперь, попробуй! Как покончил мужик свое Дело да подошел к полушубку, у меня и сердце взыграло: то-то потешусь! Посмотрел мужик и принялся меня ругать все слова перебрал, что нет их хуже. «Ругайся! - думаю я себе, - ругайся! А меня все не выживешь!» Так он бранью не удовольствовался. Выбрал полено подлиннее да посучковатее да как примется по полушубку бить. По полушубку бьет, а меня все ругает. Мне бы бежать поскорее, да уж больно я в шерсти-то завяз - выбраться не могу. А он-то колотит, он-то колотит! Насилу я ушел. Думал, костей не соберу. До сих пор бока ноют. Закаялся я мужиков морозить.
- То-то!
* * *
ВОЛГА И ВАЗУЗА
Большая река Волга, которую русский народ зовет и матушкой и кормилицей, и малая речка Вазуза, про которую знают только в тех местах, где она протекает, вышли из земли по соседству одна с другой малыми ручьями и заспорили, кто из них будет больше, кто сильнее, кому будет почет и старшинство. Спорили-спорили, да как друг дружку не переспорили, так и решили на том, чтобы лечь им вместе спать, и которая раньше встанет да прежде прибежит к Хвалынскому морю, та и больше и сильнее, той и почет и старшинство.
Легла Волга спать; легла и Вазуза. Волга заснула, а Вазуза не спит; думает, как бы ей Волгу обогнать. Поднялась она ночью потихоньку, выбрала дорогу попрямее да поближе и шибко-шибко пустилась с гор по долам к морю Хвалынскому.
Проснулась Волга на заре и пошла себе ни тихо, ни скоро, а средним ходом. Нечего было ей днем ни плутать, ни мест выбирать, и догнала она Вазузу у города Зубцова и грозно на нее напустилась за ее обман. Много Вазуза за ночь пути пробежала, немало ей было труда себе дорогу торить, изустала она, измучилась, да как увидала Волгу, что та и полна, и широка, и силы в ней много, испугалась, притихла, назвалась меньшой ее сестрой и стала просить: «Прими меня, Волга, к себе на руки, снеси меня в синё море!
Не попомнила Волга зла, взяла Вазузу и понесла ее в глубокое море Хвалынское, только с тем уговором, чтобы бессонная Вазуза по веснам ее раньше будила.
И держит Вазуза уговор крепко и верно: Волга еще спит, а она уж пробуждается от тяжелого зимнего сна и бежит к старшей сестре и зовет: «Вставай, Волга! пора!»
* * *
ТРОЕ ДОРОЖНЫХ
Собрались в путь-дорогу три приятеля Пузырь, Соминка да Лапоть. Вздумалось им на свет посмотреть и себя показать.
Приходят они к реке и стали; не знают, как через реку переправиться.
Говорит Лапоть:
- Перевези нас, Пузырь, на себе!
А Пузырь говорит:
- Нет, лучше пускай Соломинка через реку перетянется, с берега на берег; а ты да я перейдем по ней, как по мосту.
- Ладно!
Легла Соломинка поперек реки. Пошел по ней лапоть; она и подломилась. Лапоть упал в воду и утонул.
А Пузырь над ними хохотал-хохотал - да и лопнул.
* * *
ПРИЛОЖЕНИЕ
СКАЗКИ
Известно восемь сказок, обработанных Михайловым и опубликованных в журналах «Подснежник» (1858) и «Народное чтение" (1859). Сказки, опубликованные в «Подснежнике», вошли без подписи Михайлова, так как имя его в те годы было запрещено упоминать в печати, в сборник «Русские народные сказки», изданный в 1864 году Овсянниковым.
Представляющие наибольший интерес из обработок Михайлова включены в настоящее издание.
Произведения устно-поэтического народного творчества, в том число сказки, Михайлов считал важнейшим историческим памятником, в котором «доходит до нас народная дума», выражением верований, чувств, надежд, радостей и горя народа (см. рецензию Михайлова на «Песни, собранные И. В. Киреевским». РС,1860, № 11, отд. II, стр. 33). Приветствуя издание народных песен и сказок, Михайлов советовал собирателям фольклора сохранять прежде всего их народно-поэтическую основу, доискиваться их первоначальных источников, бережно относиться к их языку, не засорять его диалектизмами. Так, в рецензии на этнографический отдел «Пермского сборника» Михайлов писал: «Нам кажется, что в сказках важнее всего содержание или, пожалуй, эпические их приемы, а не язык; а эта точность в записывании всякого «ищо» или «ишшо» вместо«еще», всякого «топеря» или «типеря» вместо «теперь» только затрудняет и сердит читающего, не принося в то же время ни малейшей пользы никому, будь читающий даже самый рьяный филолог. Уж если непременно охота сохранить эти «ишшо» и «топеря», не лучше ли бы упомянуть о них в отдельном примечании? По крайней мере с ними встретился бы в книге только раз,а не кололи бы они глаз на каждой строчке... разве не одинаково выговорит всякий русский, всех местностей и всех сословий, слово «что» или «родится», как вы ни напишете его, так ли, или этак, например: «што», «родитца» (PC, 1860, № 5, отд. II, стр. 47).
Обработки Михайловым сказок свидетельствуют о стремлении его передать богатство и чистоту народного языка, о тонком понимании традиционных поэтических приемов повествования, характерных дин произведений народного творчества. Вот что говорилось об обработках Михайлова в журнале «Подснежник», где впервые появились некоторые из них, в специальном примечании от редакции: «Предлагаемые русские сказки - сказки народные: народ их сложил, в народе они живут и передаются от отца к детям. Помещая время от времени в нашем журнале эти сказки без всяких прикрас и прибавлений и заботясь единственно о правильности и чистоте языка, мы имеем в виду познакомить юных читателей с произведениями нашей народной фантазии» («Подснежник, журнал для детского и юношеского возрастов, издаваемый В.Н. Майковым», СПБ 1858, № 1, стр. 17).
....
КОТ И ПЕТУШОК
Печатается по журналу «Подснежник», 1858, № 1. Сюжет сказки - один из наиболее распространенных. До Михайлова сказка на этот сюжет под заглавием «Кот, лиса и петух» была напечатана Афанасьевым в 1856 году во II выпуске «Народных русских сказок» и К. Авдеевой в 1856 году в сборнике «Русские сказки для детей, рассказанные нянюшкой А. Черепьевой» (третье издание) под заглавием «Сказка о петушке». Источником сказки Михайлова можно считать запись Афанасьева. Использована Михайловым также и публикация Авдеевой, из которой могли быть заимствованы песни кота-гусляра. Но язык песен и всей сказки в обработке Михайлова значительно поэтичнее и богаче (см. «Систематический указатель тем и вариантов русских народных сказок А.М. Смирнова», т. 16, СПБ 1912).
ДУМЫ
Печатаются по журналу «Народное чтение», 1859, кн. V, как и три следующие сказки.
Другие записи этого сюжета неизвестны. Возможно, что Михайлов не только обработал, но и сам записал его.
....
ДВА МОРОЗА
Запись подобного сюжета встречается лишь в «Сборнике великорусских сказок», составленном А.М. Смирновым и изданном архивом Русского географического общества в 1917 году. В сказке из сборника А.М. Смирнова поспорившие два мороза взялись заморозить один - барина в медвежьей шубе, другой - бурлака; заморозить бурлака не удалось, так как он выпил водки и поскакивал с ноги на ногу.
....
ВОЛГА И ВАЗУЗА
Известна в записи В. И. Даля, которая была опубликована в 1858 году в IV выпуске «Народных русских сказок» Афанасьева под заглавием «Вазуза и Волга».
....
ТРОЕ ДОРОЖНЫХ
Известна в записи В.И. Даля, которая была опубликована Афанасьевым в IV выпуске «Народных русских сказок» в 1858 году. Этот же сюжет встречается в сборниках народных сказок под заглавиями «Боб, соломинка и лапоть» и «Кому горе, кому смех».
....
СОДЕРЖАНИЕ
Адам Адамыч. ...5/545*
Перелетные птицы. ...124/ 550
Голубые глазки. ...393/557
Шелковый платок. ...408/557
Зеленые глазки. ...428/557
Сибирские очерки
Аграфена. ...433/557
Кукушка. ...442/558
За пределами истории (За миллионы лет). ...458/559
Приложение
Сказки. ...523 563
Примечания. ...535
* Курсивом [вторая цифра] указаны страницы примечаний.
....
PF (музЫка - щас-с). Раймонд Паулс_L'opera_Сестра Керри++.m4a
....
P.S. ...примерно так см. art - "в лёХкую":


За сим,
GlorGcom и pro