Крым. Щебетовка
Сначала всё было вроде бы ничего. "Ай, дэвушка, что ты дэлаиш сегодня вэчэром и дай померять твой гламурный кытель" или что-то в этом роде.
Я, понятное дело, хихикаю и отбиваюсь, чтовы-чтовы, а сама чёлку поправляю.
Тогда они меня хвать за штаны и тащат, свитер мериносовый испакостили, и прямо в кусты.
Теперь я, как честный человек, не знаю что и думать.
Местные называют это безобразие держи-деревом. Колючки у него парные: одна колет, как иголка, вторая крючком цепляет, вроде рыболовного. Если сразу не вырвешься, к утру из тебя свяжут варежки. А вырваться без потерь не получается. На Кара-Даге держи-дерево растёт одиночно, это было вроде предупреждения. Мы вдоволь насовались в колючки, разглядывая плодики, похожие на инопланетянские блюдца. Идём назад, а они то и дело дёргают: глядиии, какое небо!
Внизу мы впервые замечаем цветущие вишни-абрикосы и приходим к неуверенному мнению, что, кажется, весна. Организм после снега зябнет и отказывается верить.
Хельга и Цёма прощаются с нами - у них свои планы.
На смену им к нам подваливают местные бомжики. Им надо рубль. Мы показываем им "последний рубль", и покупаем на него в магазине килограмма три еды. Садимся на лавочке и уплетаем сыр-кефир-колбасу. Бомжики возмущаются. Один что-то говорил про непочтение к возрасту. Это мы нехорошо. Надо было его хоть через дорогу перевести, что ли...
Полянка ровнёхонькая, закрытая, травка зеленеет, солнышко тупит. Пропало куда-то. Мы сурово посматриваем на тучу, туча с выражением "сами такие" еще более сурово поглядывает на нас. Солнышко сегодня эмо: то капризничало, то вообще повесилось. А его, в наказание, в угол перевесили.
Возле озера отдыхают местные фокусники. Они зелёной водой из умопомрачительно зелёного озера поливают "москвич", отчего тот становится ослепительно белым. Обман зрения, иначе не объяснишь! Лучше б нам дрова наколдовали, а то кругом только хворостинки. Каждая сухая веточка достаётся ценой героических усилий - влезть в горку сквозь заросли держи-дерева, цепляясь за него же, ободрать руки, оставить клок волос... и не достать палочку, скатившись на попе вниз.
От избытка кислорода у меня начинается паранойя. Мне кажется, что меня преследует птичка. Круглая, меньше воробья, серый мундир, ржавый слюнявчик. Зарянка. Я возвращаюсь в лагерь, рассказываю, что за мной следит птичка. Лагерь участвует во всемирном заговоре, все делают вид, что птичка - это неопасно. Ещё бы, у них тут пила и метательный котелок с гречкой, убойная сила примерно семь зарянок. А я там могу запутаться в зарослях колючек, один на один с птицей. У неё голодный вид и целеустремлённость во взгляде.
Но я не трус! Я снова лезу за веткой, съезжаю на попе с холма, пропахивая ботинками траншеи. Зарянка мгновенно садится у моей пятки и принимается вытаскивать из разрытой земли всякую вкуснятину.
Она думала, что я кабан. Чесслово, не похожа. Даже если из меня сделать фоторобот.
Наконец, я нахожу дрова. Высохшие кусты шиповника вперемешку с держи-деревом. Счастье в квадрате, блин!
Я это всё наломала и принесла. Один шип вонзился мне глубоко в руку и обломался, и два дня потом распухшие пальцы не сгибались в кулак. Теперь я хочу медаль и льготную пачку пельменей. Думаю, мне положено как пострадавшей при лесозаготовке.
На костёр и запах моих пельменных мыслей пришли собаки. Одна быстро поняла, что колбасу ей не дадут. И смылась. Вторая принялась нас окружать. Она подходила неожиданно то с одной, то с другой стороны, неожиданно из темноты гавкая. Угрожала большими ушами и запугивала гринписом. Мы на неё топали и кричали. Собака радовалась. Я теперь думаю, что её по паспорту звали Брысь.
Мы отстояли колбасу и улеглись, тщательно спрятав еду.
Ночью я поняла, что мне сильно не хватает ещё пары боков - не затёкших и удобных. А вообще было тепло. Обе палатки храпели протяжно и на разные голоса, как грузинский хор.
Продолжение тут
Я, понятное дело, хихикаю и отбиваюсь, чтовы-чтовы, а сама чёлку поправляю.
Тогда они меня хвать за штаны и тащат, свитер мериносовый испакостили, и прямо в кусты.
Теперь я, как честный человек, не знаю что и думать.
Местные называют это безобразие держи-деревом. Колючки у него парные: одна колет, как иголка, вторая крючком цепляет, вроде рыболовного. Если сразу не вырвешься, к утру из тебя свяжут варежки. А вырваться без потерь не получается. На Кара-Даге держи-дерево растёт одиночно, это было вроде предупреждения. Мы вдоволь насовались в колючки, разглядывая плодики, похожие на инопланетянские блюдца. Идём назад, а они то и дело дёргают: глядиии, какое небо!
Внизу мы впервые замечаем цветущие вишни-абрикосы и приходим к неуверенному мнению, что, кажется, весна. Организм после снега зябнет и отказывается верить.
Хельга и Цёма прощаются с нами - у них свои планы.
На смену им к нам подваливают местные бомжики. Им надо рубль. Мы показываем им "последний рубль", и покупаем на него в магазине килограмма три еды. Садимся на лавочке и уплетаем сыр-кефир-колбасу. Бомжики возмущаются. Один что-то говорил про непочтение к возрасту. Это мы нехорошо. Надо было его хоть через дорогу перевести, что ли...
Полянка ровнёхонькая, закрытая, травка зеленеет, солнышко тупит. Пропало куда-то. Мы сурово посматриваем на тучу, туча с выражением "сами такие" еще более сурово поглядывает на нас. Солнышко сегодня эмо: то капризничало, то вообще повесилось. А его, в наказание, в угол перевесили.
Возле озера отдыхают местные фокусники. Они зелёной водой из умопомрачительно зелёного озера поливают "москвич", отчего тот становится ослепительно белым. Обман зрения, иначе не объяснишь! Лучше б нам дрова наколдовали, а то кругом только хворостинки. Каждая сухая веточка достаётся ценой героических усилий - влезть в горку сквозь заросли держи-дерева, цепляясь за него же, ободрать руки, оставить клок волос... и не достать палочку, скатившись на попе вниз.
От избытка кислорода у меня начинается паранойя. Мне кажется, что меня преследует птичка. Круглая, меньше воробья, серый мундир, ржавый слюнявчик. Зарянка. Я возвращаюсь в лагерь, рассказываю, что за мной следит птичка. Лагерь участвует во всемирном заговоре, все делают вид, что птичка - это неопасно. Ещё бы, у них тут пила и метательный котелок с гречкой, убойная сила примерно семь зарянок. А я там могу запутаться в зарослях колючек, один на один с птицей. У неё голодный вид и целеустремлённость во взгляде.
Но я не трус! Я снова лезу за веткой, съезжаю на попе с холма, пропахивая ботинками траншеи. Зарянка мгновенно садится у моей пятки и принимается вытаскивать из разрытой земли всякую вкуснятину.
Она думала, что я кабан. Чесслово, не похожа. Даже если из меня сделать фоторобот.
Наконец, я нахожу дрова. Высохшие кусты шиповника вперемешку с держи-деревом. Счастье в квадрате, блин!
Я это всё наломала и принесла. Один шип вонзился мне глубоко в руку и обломался, и два дня потом распухшие пальцы не сгибались в кулак. Теперь я хочу медаль и льготную пачку пельменей. Думаю, мне положено как пострадавшей при лесозаготовке.
На костёр и запах моих пельменных мыслей пришли собаки. Одна быстро поняла, что колбасу ей не дадут. И смылась. Вторая принялась нас окружать. Она подходила неожиданно то с одной, то с другой стороны, неожиданно из темноты гавкая. Угрожала большими ушами и запугивала гринписом. Мы на неё топали и кричали. Собака радовалась. Я теперь думаю, что её по паспорту звали Брысь.
Мы отстояли колбасу и улеглись, тщательно спрятав еду.
Ночью я поняла, что мне сильно не хватает ещё пары боков - не затёкших и удобных. А вообще было тепло. Обе палатки храпели протяжно и на разные голоса, как грузинский хор.
Продолжение тут