(no subject)
Так Бог вырвал из меня всё моё
В проклятии и мучении судьбы
Все миры Его невозвратимо исчезли!
Мне не осталось ничего, кроме мести!
…
Я высоко воздвигну мой престол,
Холодной и ужасной будет его вершина.
Основание его - суеверная дрожь,
Церемониймейстер - сама чёрная агония.
…
Кто посмотрит здоровым взором,
Отвернётся, смертельно побледнев и онемев,
Схваченный слепой и холодной смертностью,
Да приготовит его радость себе могилу.
«Заклинание впавшего в отчаяние», 1837 г.
Ибо он отбивает время и даёт знамения.
Всё смелее и смелее я играю танец смерти.
«Музыкант/Скрипач», 1841 г.
И они тоже: Оуланем, Оуланем!
Это имя звучит, как смерть.
Звучит, пока не замрёт в жалких корчах.
Стой! Теперь я понял.
Оно поднимается из моей души
Ясное, как воздух, прочное, как мои кости…
…
И всё же тебя, олицетворённое человечество,
Силою моих могучих рук
Я могу схватить и раздавить с яростной силой
В то время как бездна сияет предо мной и тобой в темноте,
Ты провалишься в неё, и я последую за тобой
Смеясь и шепча на ухо:
«Спускайся со мною, мой друг!»…
«Оуланем», пьеса, 1837 г.
Адские испарения поднимаются
и наполняют мой мозг,
Пока не сойду с ума
и моё сердце в корне не переменится.
Видишь этот меч?
Князь тьмы продал его мне.
«Музыкант/Скрипач», 1841 г.
Мир должен быть разрушен с проклятиями.
Я сдавлю руками его упрямое бытие.
И, обнимая меня,
он должен безмолвно угаснуть
И затем вниз- погрузиться в ничто,
Совершенно исчезнуть,
не быть, - вот это была бы жизнь…
«Оуланем», пьеса, 1837 г.
Слова, которые я учу,
смешались в дьявольскую смесь.
Так что каждый может думать,
что ему угодно!
Эпиграмма на Гегеля, 1837
С презреньем я швырну мою перчатку
Прямо в лицо миру.
И увижу падение пигмея - гиганта,
Которое охладит мою ненависть.
Тогда богоподобный и победоносный
я буду бродить
По руинам мира,
И вливая в мои слова могучую силу,
Я почувствую себя равным Творцу.
«Человеческая гордость», 1837
Я утратил небо
И прекрасно знаю это.
Моя душа, некогда верная Богу,
Предопределена теперь для ада.
«Бледной дева», 1837
Скоро я прижму вечность к моей груди
И диким воплем изреку проклятие всему человечеству.
«Оуланем», пьеса, 1837 г.
Мои стихи, необузданные и дерзновенные,
Да вознесутся к тебе о, сатана, царь пира.
Прочь с твоим краплением, священник,
И твоим заунывным пением.
Ибо никогда о, священник,
Сатана не будет стоять за тобой.
Твоё дыхание о, сатана,
Вдохновляет мои стихи;
Твоя молния потрясает умы.
Сатана милостив;
Подобно урагану,
С распростёртыми крыльями он проносится.
О, народы! О, великий сатана!
"Hat ein Gott mir alles hingerissen,
Fortgewälzt in Schicksalsfluch und Joch,
Seine Welten - alles - alles missen!
Eines blieb, die Rache blieb mir doch!
"Einen Thron will ich mir auferbauen,
Kalt und riesig soll sein Gipfel sein,
Bollwerk sei ihm übermenschlich Grauen,
Und sein Marschall sei die düst're Pein!
"Wer hinaufschaut mit gesundem Auge,
Kehre totenbleich und stumm zurück,
Angepackt von blindem Todeshauche,
Grabe selbst die Grube sich sein Glück,
“Des Verzweifelnden Gebet”, Karl Marx, 1837
“Der schlägt mir den Takt, der kreidet die Zeichen;
Muß voller, toller den Todtenmarsch streichen,
“Der Spielmann”, Athenäum. Nr. 4, 23. Januar 1841
“Die sind auch Oulanem, auch Oulanem!
Der Name klingt, wie Tod, er klinge fort,
Bis er im schnöden Träger ausgeklungen.
Halt! hab' ich's jezt? Es steigt aus meiner Seele,
So klar wie Luft, so fest wie meine Knochen,
…
Doch dich, dich fassen meine Jugendarme,
Sie klammern krampfhaft sich um deine Brust,
Der Abgrund gähnt uns beiden Nacht herauf,
Und sinkst du unter, lächelnd folg' ich nach,
Und raun dir zu, hinab! komm' mit Genosse!
"Oulanem", Trauerspiel. 1837
«… Die stieg in den Kopf aus Höllendunst,
Bis das Hirn vernarrt, bis das Herz verwandelt:
Die hab' ich lebendig vom Schwarzen erhandelt.
“Der Spielmann”, Athenäum. Nr. 4, 23. Januar 1841
“Ich spräng' hinein, müßt' ich 'ne Welt zertrümmern,
Die zwischen ihn und mir sich aufgethürmt!
Zerschelln müßt' sie am langgedehnten Fluche,
Die Arme schlüg' ich um das harte Sein,
Und mich umarmend müßt' es stumm vergehn.
Und dann hinab, versinken in dem Nichts,
Ganz untergehn, nicht sein, es wäre Leben,
"Oulanem", Trauerspiel. 1837
Die Worte, die ich lehre, sind in ein teuflisches Durcheinander gefaßt. So mag jeder denken, was er will.
Epigramm an Hegel, 1837
Mit Verachtung werfe ich der Welt den
Fehdehandschuh voll ins Gesicht
Und beobachte den Zusammenbruch dieses Zwergriesen,
Dessen Fall meinen Haß nicht ersticken wird.
Götterähnlich darf ich wandeln.
Siegreich ziehen durch ihr Ruinenreich.
Jedes Wort ist Glut und Handel,
Meine Brust dem Schöpferbusen gleich.
"Menschenstolz", 1837
„So hab' ich den Himmel verscherzt,
ich weiß es genau.
Meine Seele, die einst Gott gehörte,
ist nun für die Hölle bestimmt."
“Das bleiche Mädchen”, 1837
Bald preß' ich Ewigkeit an's Herz und heule
Der Menschheit Riesenfluch in sie hinein.
"Oulanem", Trauerspiel. 1837
Ungezügelt und verwegen sollen meine Verse aufsteigen
Zu dir, o Satan, König des Banketts.
Hinweg mit deiner Besprengung, oh Priester, und deinem Geleier,
Denn nie soll Satan, o Priester, hinter dir stehen.
Dein Atem, o Satan, inspiriert meine Verse,
Wenn ich aus meiner Brust den Göttern trotze.
Von den priesterlichen Königen und unmenschlichen Königen.
Dein ist der Blitz, der die Gemüter erzittern läßt.
O Seele, die da wandert weit vom geraden Wege,
Satan ist gnädig. Sieh Heloise!
Wie der Wirbelwind seine Flügel entfaltet,
Geht er vorüber, o Volk, Satan der Große!
Последнее стихотворение не принадлежат Марксу, а взято из круга его зятя, мужа Элеаноры, Эдварда Авелинга, читавшего лекции на тему «О плохости Бога» и защищавшего право на богохульство, который судя по всему принадлежал к сатанистам.
Что касается непрямой речи, в которой Маркс выражает эти мысли через персонажей своих стихов и поэм, то вряд ли человек, сознательно или подсознательно служащий дьяволу, заявит о своей лояльности открыто под страхом вызвать подозрение и стать жертвой преследования. Однако данные стихи уже в большой мере раскрывают подлинные чувства и воззрения Маркса через информацию о морально-этических порогах в позволении себе тем, понятий, содержаний и языка в этих текстах.
Так, можно быть уверенным в отсутствии у К. Маркса какого-либо количества богобоязненности, страха перед судом Божиим, и Сатаной, как врагом человека. Человек верующий может отсюда легко сделать выводы о духовной сути и также вероятных жизненных траекториях такого индивидуума, ибо подобные установки легко притягивают к себе всяческие злые силы, побороть человек может лишь с помощью и волей на то Бога.
Если посмотреть на прочие факты, указывающие на связь Маркса с дьяволом - как например тот, что живший далеко не в нищете Маркс, смог из 7 родившихся у него детей вырастить до зрелого возраста лишь троих и две из троих дочерей покончили жизнь самоубийством, и подобные этому факты, его связь с темными силами становится очевидной.
Самая младшая дочь Элеонора рассказывала, как в детстве отец рассказывал ей зловещую сказку о колдуне, имевшем лавку с игрушками и бывшем постоянно в долгах. Чтобы как-то рассчитываться по долгам, он вынужден был продавать самые ценные из его игрушек ... Дьяволу. Сказка длилась в течение многих месяцев и некоторые из приключений колдуна наводили на маленькую девочку дикий ужас.