Мы рождены чтоб Кафку сделать былью, или А был ли мальчик
Единственный писатель, с которым я чувствую родство, это Кафка.
Если бы он написал детективный сценарий, я бы охотно снял по нему кино.
Дэвид Линч
Слова Дэвида Линча, которые я вынес в качестве эпиграфа, вполне могли бы стать эпиграфом и к фильму "Юрьев день". Скажу больше: это не фильм Серебренникова по сценарию Арабова - это фильм Линча по сценарию Кафки (вспомним, что Кафка увлекался Достоевским). Аналогичные ощущения у меня вызывал "Астенический синдром" Киры Муратовой: та же свинцовая безысходность, та же порнография духа (или, попросту говоря, мозгоебство), та же кундеровская - нет, не невыносимая легкость бытия - метафизика говна. При всем при этом фильм действительно гениальный - насколько может быть гениальной убогость.
Тем, кто его не смотрел, попробую пересказать сюжет - на ассоциативном уровне. Итак, главная героиня - женщина бальзаковского возраста с семитской внешностью и славянским именем Любовь. Она сидит в деревенском нужнике. В одной руке у нее тонкая дамская сигарета, в другой - бутыль с самогоном. Через отверстие в двери нужника (знаете, такое в форме сердечка) она видит классический русский пейзаж: избы в снегу, золотые маковки церквей, медведи с балалайками... От такой сопричастности к народу-богоносцу героине хочется запеть - и она поет хорошо поставленным оперным голосом: "О, Русь моя, жена моя..." Неожиданно доски под ней ломаются - и она падает в зловонную жижу. Весь фильм она там барахтается, а в конце поднимает голову вверх и сквозь прореху в крыше видит солнце. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.