О родительской любви и жертвенности.
Тут - прозой. http://drevo-z.livejournal.com/233801.html
Ниже, в комментах, - стихами. http://drevo-z.livejournal.com/233801.html?thread=15033417#t15033417
Ещё ниже в комментах разворачивается осуждающе-одобряющая дискуссия.
-----------------------------
О тридцати трёх письмах.
Вечером того дня, когда всё подтвердилось, ей позвонил сын.
Счастливый, кричал в трубку, мама! контракт! три года! мама, было девятнадцать кандидатов, мама, ты представь, мама!
Потом чуток успокоился, добавил расстроенно, тут одна проблема, мам, если соглашаться, то прилететь смогу только летом, в августе, ты как, подождёшь?
И к ней пришло правильное решение, мгновенно, как озарило.
Я всегда знала, что у тебя получится, конечно, подожду, как не подождать, послушай, сынок, у меня тоже новости, не такие ослепительные, но какие есть, во-первых, ухожу на пенсию.
Сын заорал, ура! голосую «за», не пропадёт без тебя твоя больница, отдохнёшь по-человечески, деньги сейчас не проблема, а во-вторых, мам, что во-вторых?
Ничего серьёзного, сосуды пошаливают, врач велел никаких телефонов-компьютеров, и правда, как поговорю минуту, так голова раскалывается, не перебивай, пожалуйста, никому и никуда ехать не нужно, жили люди и без телефонов, буду тебе писать каждую неделю, и ты пиши, хоть пару строк, я люблю получать письма, жаль, что сейчас никто никому не пишет, а если срочно, звони Гале, соседке, она мне перескажет, прекрасно я себя чувствую, что ты, как маленький, когда я тебя обманывала.
С утра светило солнце, сейчас снег с дождём, называется апрель, куда подевалась правильная погода, кому мешала.
Она острожно садится к столу, берёт чистый лист и пишет.
Медленно, отдыхая после каждого слова.
Здравствуй, сыночек, ангел мой, радость моя, у меня всё замечательно, отдыхаю и сладостно бездельничаю, не волнуйся, со здоровьем всё хорошо, у подъезда цветёт сирень, тот куст, что мы с тобой посадили, сирень цветёт, пчёлы жужжат, конец весны, начало лета, лучшее время, самое моё любимое.
Всё улажено.
Галя плакала, отказывалась, но дала себя уговорить, и вобщем-то, недорого.
Собственно говоря, не такой уж труд, раз в неделю отправить письмо, проверить почтовый ящик, и если Костя позвонит, поговорить с ним, у Гали получится.
За квартиру заплачено до конца года, с завотделением Игорем Николаевичем договорено, кому другому - отказал бы, не положено, но не зря она двадцать пять лет вместе с ним за операционным столом простояла, и всё не одна будет, люди рядом, не так страшно, на то, что потом понадобится, деньги в конверте, конверт под постельным бельём, верхняя полка, Галя знает.
До августа осталось десять писем.
Плюс ещё одно, последнее.
Успеет, конечно, успеет.
-------------------------------
Френсису несколько лет за двадцать,
он симпатичен и вечно пьян.
Любит с иголочки одеваться,
жаждет уехать за океан.
Френсис не знает ни в чем границы:
девочки, покер и алкоголь…
Френсис оказывается в больнице: недомоганье, одышка, боль.
Доктор оценивает цвет кожи, меряет пульс на запястье руки, слушает легкие, сердце тоже, смотрит на ногти и на белки. Доктор вздыхает: «Какая жалость!». Френсису ясно, он не дурак, в общем, недолго ему осталось - там то ли сифилис, то ли рак.
Месяца три, может, пять - не боле. Если на море - возможно, шесть. Скоро придется ему от боли что-нибудь вкалывать или есть. Френсис кивает, берет бумажку с мелко расписанною бедой. Доктор за дверью вздыхает тяжко - жаль пациента, такой молодой!
Вот и начало житейской драме. Лишь заплатив за визит врачу, Френсис с улыбкой приходит к маме: «Мама, я мир увидать хочу. Лоск городской надоел мне слишком, мне бы в Камбоджу, Вьетнам, Непал… Мам, ты же помнишь, еще мальчишкой о путешествиях я мечтал».
Мама седая, вздохнув украдкой, смотрит на Френсиса сквозь лорнет: «Милый, конечно же, все в порядке, ну, поезжай, почему бы нет! Я ежедневно молиться буду, Френсис, сынок ненаглядный мой, не забывай мне писать оттуда, и возвращайся скорей домой».
Дав обещание старой маме письма писать много-много лет, Френсис берет саквояж с вещами и на корабль берет билет. Матушка пусть не узнает горя, думает Френсис, на борт взойдя.
Время уходит. Корабль в море, над головой пелена дождя.
За океаном - навеки лето. Чтоб избежать суеты мирской, Френсис себе дом снимает где-то, где шум прибоя и бриз морской. Вот, вытирая виски от влаги, сев на веранде за стол-бюро, он достает чистый лист бумаги, также чернильницу и перо. Приступы боли скрутили снова. Ночью, видать, не заснет совсем. «Матушка, здравствуй. Жива? Здорова? Я как обычно - доволен всем».
Ночью от боли и впрямь не спится. Френсис, накинув халат, встает, снова пьет воду - и пишет письма, пишет на множество лет вперед. Про путешествия, горы, страны, встречи, разлуки и города, вкус молока, аромат шафрана… Просто и весело. Как всегда.
Матушка, письма читая, плачет, слезы по белым текут листам: «Френсис, родной, мой любимый мальчик, как хорошо, что ты счастлив там». Он от инъекций давно зависим, адская боль - покидать постель. Но ежедневно - по десять писем, десять историй на пять недель. Почерк неровный - от боли жуткой: «Мама, прости, нас трясет в пути!». Письма заканчивать нужно шуткой; «я здесь женился опять почти»!
На берегу океана волны ловят с текущий с небес муссон. Френсису больше не будет больно, Френсис глядит свой последний сон, в саван укутан, обряжен в робу… Пахнет сандал за его спиной. Местный священник читает гробу тихо напутствие в мир иной.
Смуглый слуга-азиат по средам, также по пятницам в два часа носит на почту конверты с бредом, сотни рассказов от мертвеца. А через год - никуда не деться, старость не радость, как говорят, мать умерла - прихватило сердце.
Годы идут. Много лет подряд письма плывут из-за океана, словно надежда еще жива.
В сумке несет почтальон исправно
от никого никому слова.
© Kladbische, 09-10 гг.
------------------------------------
Ниже, в комментах, - стихами. http://drevo-z.livejournal.com/233801.html?thread=15033417#t15033417
Ещё ниже в комментах разворачивается осуждающе-одобряющая дискуссия.
-----------------------------
О тридцати трёх письмах.
Вечером того дня, когда всё подтвердилось, ей позвонил сын.
Счастливый, кричал в трубку, мама! контракт! три года! мама, было девятнадцать кандидатов, мама, ты представь, мама!
Потом чуток успокоился, добавил расстроенно, тут одна проблема, мам, если соглашаться, то прилететь смогу только летом, в августе, ты как, подождёшь?
И к ней пришло правильное решение, мгновенно, как озарило.
Я всегда знала, что у тебя получится, конечно, подожду, как не подождать, послушай, сынок, у меня тоже новости, не такие ослепительные, но какие есть, во-первых, ухожу на пенсию.
Сын заорал, ура! голосую «за», не пропадёт без тебя твоя больница, отдохнёшь по-человечески, деньги сейчас не проблема, а во-вторых, мам, что во-вторых?
Ничего серьёзного, сосуды пошаливают, врач велел никаких телефонов-компьютеров, и правда, как поговорю минуту, так голова раскалывается, не перебивай, пожалуйста, никому и никуда ехать не нужно, жили люди и без телефонов, буду тебе писать каждую неделю, и ты пиши, хоть пару строк, я люблю получать письма, жаль, что сейчас никто никому не пишет, а если срочно, звони Гале, соседке, она мне перескажет, прекрасно я себя чувствую, что ты, как маленький, когда я тебя обманывала.
С утра светило солнце, сейчас снег с дождём, называется апрель, куда подевалась правильная погода, кому мешала.
Она острожно садится к столу, берёт чистый лист и пишет.
Медленно, отдыхая после каждого слова.
Здравствуй, сыночек, ангел мой, радость моя, у меня всё замечательно, отдыхаю и сладостно бездельничаю, не волнуйся, со здоровьем всё хорошо, у подъезда цветёт сирень, тот куст, что мы с тобой посадили, сирень цветёт, пчёлы жужжат, конец весны, начало лета, лучшее время, самое моё любимое.
Всё улажено.
Галя плакала, отказывалась, но дала себя уговорить, и вобщем-то, недорого.
Собственно говоря, не такой уж труд, раз в неделю отправить письмо, проверить почтовый ящик, и если Костя позвонит, поговорить с ним, у Гали получится.
За квартиру заплачено до конца года, с завотделением Игорем Николаевичем договорено, кому другому - отказал бы, не положено, но не зря она двадцать пять лет вместе с ним за операционным столом простояла, и всё не одна будет, люди рядом, не так страшно, на то, что потом понадобится, деньги в конверте, конверт под постельным бельём, верхняя полка, Галя знает.
До августа осталось десять писем.
Плюс ещё одно, последнее.
Успеет, конечно, успеет.
-------------------------------
Френсису несколько лет за двадцать,
он симпатичен и вечно пьян.
Любит с иголочки одеваться,
жаждет уехать за океан.
Френсис не знает ни в чем границы:
девочки, покер и алкоголь…
Френсис оказывается в больнице: недомоганье, одышка, боль.
Доктор оценивает цвет кожи, меряет пульс на запястье руки, слушает легкие, сердце тоже, смотрит на ногти и на белки. Доктор вздыхает: «Какая жалость!». Френсису ясно, он не дурак, в общем, недолго ему осталось - там то ли сифилис, то ли рак.
Месяца три, может, пять - не боле. Если на море - возможно, шесть. Скоро придется ему от боли что-нибудь вкалывать или есть. Френсис кивает, берет бумажку с мелко расписанною бедой. Доктор за дверью вздыхает тяжко - жаль пациента, такой молодой!
Вот и начало житейской драме. Лишь заплатив за визит врачу, Френсис с улыбкой приходит к маме: «Мама, я мир увидать хочу. Лоск городской надоел мне слишком, мне бы в Камбоджу, Вьетнам, Непал… Мам, ты же помнишь, еще мальчишкой о путешествиях я мечтал».
Мама седая, вздохнув украдкой, смотрит на Френсиса сквозь лорнет: «Милый, конечно же, все в порядке, ну, поезжай, почему бы нет! Я ежедневно молиться буду, Френсис, сынок ненаглядный мой, не забывай мне писать оттуда, и возвращайся скорей домой».
Дав обещание старой маме письма писать много-много лет, Френсис берет саквояж с вещами и на корабль берет билет. Матушка пусть не узнает горя, думает Френсис, на борт взойдя.
Время уходит. Корабль в море, над головой пелена дождя.
За океаном - навеки лето. Чтоб избежать суеты мирской, Френсис себе дом снимает где-то, где шум прибоя и бриз морской. Вот, вытирая виски от влаги, сев на веранде за стол-бюро, он достает чистый лист бумаги, также чернильницу и перо. Приступы боли скрутили снова. Ночью, видать, не заснет совсем. «Матушка, здравствуй. Жива? Здорова? Я как обычно - доволен всем».
Ночью от боли и впрямь не спится. Френсис, накинув халат, встает, снова пьет воду - и пишет письма, пишет на множество лет вперед. Про путешествия, горы, страны, встречи, разлуки и города, вкус молока, аромат шафрана… Просто и весело. Как всегда.
Матушка, письма читая, плачет, слезы по белым текут листам: «Френсис, родной, мой любимый мальчик, как хорошо, что ты счастлив там». Он от инъекций давно зависим, адская боль - покидать постель. Но ежедневно - по десять писем, десять историй на пять недель. Почерк неровный - от боли жуткой: «Мама, прости, нас трясет в пути!». Письма заканчивать нужно шуткой; «я здесь женился опять почти»!
На берегу океана волны ловят с текущий с небес муссон. Френсису больше не будет больно, Френсис глядит свой последний сон, в саван укутан, обряжен в робу… Пахнет сандал за его спиной. Местный священник читает гробу тихо напутствие в мир иной.
Смуглый слуга-азиат по средам, также по пятницам в два часа носит на почту конверты с бредом, сотни рассказов от мертвеца. А через год - никуда не деться, старость не радость, как говорят, мать умерла - прихватило сердце.
Годы идут. Много лет подряд письма плывут из-за океана, словно надежда еще жива.
В сумке несет почтальон исправно
от никого никому слова.
© Kladbische, 09-10 гг.
------------------------------------