Кажется, я начинаю понимать за что полюбил рассказы Шукшина. В них появляются живые образы - обычные люди, родственники, соседи, друзья, коллеги. С обычными своими чертами характера. Но через житейские ситуации передаются какие-то сложно осязаемые чувства. Подчас, как всю душу переворошили - сиди потом порядок наводи.
Вот взять, к примеру, рассказ с названием
"Раскас". Комичная вроде история - от шофера ушла жена, а у него свои наивные рассуждения - дескать, вот могла бы и не уходить, простил бы; дескать, чего ей не хватало в доме-то.
Главно я же знаю, почему она сделала такой финт ушами. Ей все говорили, что она похожая на какую-то артистку. Я забыл на какую. Но она дурочка не понимает: ну и что? Мало ли на кого я похожий, я и давай теперь скакать как блоха на зеркале. А ей когда говорили, что она похожая она прямо щастливая становилась. Она и в культ прасветшколу из-за этого пошла, она сама говорила. А еслив сказать кому што он на Гитлера похожий, то што ему тада остается делать: хватать ружье и стрелять всех подряд?
Но как переживает этот шофер, какие детали у него показывает Василий Макарович.
Я все для ей делал. У меня сердце к ей приросло. Каждый рас еду из рейса и у меня душа радуется: скоро увижу...
Еслив уж на то пошло у меня у самого три ордена и четыре медали. И я давно бы уж был ударником коммунистического труда, но у меня есть одна слабость: как выпью так начинаю материть всех. Это у меня тоже не укладывается в голове, тверезый я совсем другой человек. А за рулем меня никто ни разу выпимши не видал и никогда не увидит. И при жене Людмиле я за все четыре года ни разу не матернулся, она это может подтвердить. Я ей грубога слова никогда не сказал. И вот пожалуста она же мне надстраивает такие прямые рога! Тут кого хошь обида возьмет. Я тоже - не каменный.
Он люто ненавидел это слово «репетиция», но ни разу не выказал своей ненависти: жена боготворила репетиции, он боготворил жену. Ему нравилось идти с ней по улице, он гордился красивой женой. Ещё он любил весну, когда она только-только подступала, но уже вовсю чувствовалась даже утрами, сердце сладко поднывало - чего-то ждалось. Весны и ждалось.
Оказывается этот неграмотный шофер и любил по-настоящему и на фронте был и душевно тонкий человек. И вот уже за образом наивного мужичка видишь человека со своим внутренним горем.
Он направился прямиком в чайную. Там взял «полкило» водки, выпил сразу, не закусывая, и пошел домой - в мрак и пустоту. Шёл, засунув руки в карманы, не глядел по сторонам. Все как-то не наступало желанное равновесие в душе его. Он шел и молча плакал. Встречные люди удивлённо смотрели на него… А он шел и плакал. И ему было не стыдно. Он устал.
И возникает ощущение, что Шукшин, как бы, проверяет тебя: будешь ты смеяться над его героем, бросишь его или увидишь за ширмой его настоящего, проникнешься сопереживанием.