Они толпятся, но как-то справляются
Какие же мы все, люди, многогранные. В нас живут и уживаются разные человечки. Сегодня мой внутренний кагал был выпущен на волю, каждая ипостась оторвалась по полной программе.
Началось все с утреннего ребенка, который скучал, канючил и бессмысленно передвигал мое тело по дому. Утренний взрослый помыл посуду, покормил хор ипостасей и понял, что ребенка надо выгулять. Поскольку ипостаси - существа медленные, вместо запланированных десяти часов благой кагал выскочил из дому в полодиннадцатого, предусмотрительно распечатав маршруты по Нахаль Ягур. Пока взрослый вез ипостасей на стоянку у киббуца, внутри все было тихо и мирно. Мы оставили машину на стоянке возле кладбища. Надпись "изгородь под током" заставила меня сделать крюк, пройти мимо скошенного поля, на краю которого были аккуратно сложены штабелями прессованные, пахнущие травой кубы сена. Пока мой хор затих по причине необычности ситуации: я никогда еще не отправлялась на такие дикие проходки сама, я дошла до узкого прохода в киббуцной изгороди, возле которого стоял зеленый щит Управления парков Израиля с предупреждениями о личной ответственности каждого гражданина за свою безопасность в процессе карабкания по косогорам и осыпям. Плюс, было написано, что следует иметь с собой три литра воды, у меня был только один литр и три яблока "джонатан". Но я не собиралась ходить там больше трех часов. Мне просто надоел степпер, да и Би-Би-Сишный сериал о библейской археологии, где Финкельштейн с Сильверманом кашерно резали священных коров, был отсмотрен весь. Контуры ипостасей слились, и я пошла по зеленой разметке вверх на Кармель. Внутренний ребенок затих, потому что приходилось идти по каменным террасам с постоянным повышением высоты. Он как будто бы сидел у меня на плечах и был слишком поглощен необходимостью удерживать равновесие.
Маршрут был замечателен тем, что проходил по большей части в тени, и это радовало. Сначала было не очень интересно. Просто каменистая тропа, по которой в кроссовках было бы неприятно идти, лодыжка вихляется, а в "тимберлендах" самое оно. Но по мере того, как тропа поднималась вверх, в разных местах открывался вид на Завулонскую долину, пшеничные и хлопковые поля, рыбные пруды.
Как ни странно, внутренний ребенок не ныл свое привычное "какой черт погнал меня на эту галеру". В воздухе стоял маслянистый запах шалфея и чабреца. Постепенно мы дошли до пересохшего русла, я подумала, что весной здесь должно быть хорошо, не зря тропа называется "тропой водопадов", кругом были знакомые булыжники, я прошла крушину, фисташки, земляничные и мастиковые деревья, дубы, кипарисовую свечу.
На повороте у русла стоял потрясающий запах лавра. Там было тенисто и славно, и если бы ноги не скользили на крошащейся земле, было бы совсем хорошо. Я нашла палку из высохшего стебля ферулы, что мне очень помогло продолжать таскать свое тело по каменистому склону. Маршрут не кольцевой, поэтому было ясно, что в какой-то момент все равно придется разворачиваться и возвращаться. Что, собственно, я и сделала, дойдя до какой-то террасы, с который открывался вид на парящие над головой известняковые обрывистые неровные края утеса.
Ипостаси сидели внутри тихо и, наверное, нервничали каждый раз, когда нога подворачивалась на камнях, угрожая свалить меня вниз. Далеко бы я не укатилась, но вылезать было бы больно и неприятно.
По дороге я встретила милую пару пожилых людей с потными и веселыми физиономиями. Я смотрела на этих мужчину и женщину, пока они рассказывали мне, что меня ждет дальше, и наблюдала за их переплетающимися, как объятья, репликами, и мне было тепло и душевно.
Я походила еще минут двадцать, потом ребенок захотел есть, но покапризничать не успел, заткнутый яблоками. Вниз возвращаться было легко. Я переложила посох из правой руки в левую и как-то очень быстро вернулась, всего минут за сорок.
Вскоре я опять увидела встреченную пару, они уже устроили себе пикник в тени под деревом. Поскольку у моего взрослого был родительский день, и запланирован был не только поход, но и кино, надо было поскорее добраться до стоящей за киббуцным ягуровским кладбищем машины. Мой внутренний Сусанин решил не обходить кладбище, а срезать и пройти вдоль изгороди между нею и киббуцным садом. В результате я не пригнулась вовремя, и в меня впилось штук тридцать бугенвиллейных колючек. К этому моменту я уже была мокрая, как мышь, от сусанинских потуг.
В конце концов я добралась до стоянки, народ странно смотрел на встрепанную меня, но я села в машину и поехала в "Синема-сити". Я запланировала 2 варианта: "November man":
и Zero Motivation:
Второй фильм победил. Я заплатила за билет, у меня как раз оставалось двадцать минут, чтобы зайти в туалет, снять мокрую футболку и смыть соль. Что, собственно, я и сделала.
На удивление, внутренний ребенок не клянчил чипсов, наобонявшись, видимо, их запаха у устроивших себе пикник в дальнем углу "Синема-сити" юных распорядителей в черных брюках и рубашках. Рядом два арабских юноши слушали по мобильнику нечто особенно мужское и страдальческое. Фильм был замечателен. Снова, как и в "Примечании", в комнату набилась куча нервно реагирующего друг на друга народа, но уже другой возрастной и половой категории. Безотносительно армейской обстановки, фильм напомнил все послешкольные дозамужественные страдания и изрядно ими повеселил.
К пяти я вернулась домой к икейским карлсонотефтелькам и записала оставшееся в памяти. Уставшие ипостаси где-то дремлют в подсознании, и я, кажется, начинаю испытывать даже некоторое одиночество.
Началось все с утреннего ребенка, который скучал, канючил и бессмысленно передвигал мое тело по дому. Утренний взрослый помыл посуду, покормил хор ипостасей и понял, что ребенка надо выгулять. Поскольку ипостаси - существа медленные, вместо запланированных десяти часов благой кагал выскочил из дому в полодиннадцатого, предусмотрительно распечатав маршруты по Нахаль Ягур. Пока взрослый вез ипостасей на стоянку у киббуца, внутри все было тихо и мирно. Мы оставили машину на стоянке возле кладбища. Надпись "изгородь под током" заставила меня сделать крюк, пройти мимо скошенного поля, на краю которого были аккуратно сложены штабелями прессованные, пахнущие травой кубы сена. Пока мой хор затих по причине необычности ситуации: я никогда еще не отправлялась на такие дикие проходки сама, я дошла до узкого прохода в киббуцной изгороди, возле которого стоял зеленый щит Управления парков Израиля с предупреждениями о личной ответственности каждого гражданина за свою безопасность в процессе карабкания по косогорам и осыпям. Плюс, было написано, что следует иметь с собой три литра воды, у меня был только один литр и три яблока "джонатан". Но я не собиралась ходить там больше трех часов. Мне просто надоел степпер, да и Би-Би-Сишный сериал о библейской археологии, где Финкельштейн с Сильверманом кашерно резали священных коров, был отсмотрен весь. Контуры ипостасей слились, и я пошла по зеленой разметке вверх на Кармель. Внутренний ребенок затих, потому что приходилось идти по каменным террасам с постоянным повышением высоты. Он как будто бы сидел у меня на плечах и был слишком поглощен необходимостью удерживать равновесие.
Маршрут был замечателен тем, что проходил по большей части в тени, и это радовало. Сначала было не очень интересно. Просто каменистая тропа, по которой в кроссовках было бы неприятно идти, лодыжка вихляется, а в "тимберлендах" самое оно. Но по мере того, как тропа поднималась вверх, в разных местах открывался вид на Завулонскую долину, пшеничные и хлопковые поля, рыбные пруды.
Как ни странно, внутренний ребенок не ныл свое привычное "какой черт погнал меня на эту галеру". В воздухе стоял маслянистый запах шалфея и чабреца. Постепенно мы дошли до пересохшего русла, я подумала, что весной здесь должно быть хорошо, не зря тропа называется "тропой водопадов", кругом были знакомые булыжники, я прошла крушину, фисташки, земляничные и мастиковые деревья, дубы, кипарисовую свечу.
На повороте у русла стоял потрясающий запах лавра. Там было тенисто и славно, и если бы ноги не скользили на крошащейся земле, было бы совсем хорошо. Я нашла палку из высохшего стебля ферулы, что мне очень помогло продолжать таскать свое тело по каменистому склону. Маршрут не кольцевой, поэтому было ясно, что в какой-то момент все равно придется разворачиваться и возвращаться. Что, собственно, я и сделала, дойдя до какой-то террасы, с который открывался вид на парящие над головой известняковые обрывистые неровные края утеса.
Ипостаси сидели внутри тихо и, наверное, нервничали каждый раз, когда нога подворачивалась на камнях, угрожая свалить меня вниз. Далеко бы я не укатилась, но вылезать было бы больно и неприятно.
По дороге я встретила милую пару пожилых людей с потными и веселыми физиономиями. Я смотрела на этих мужчину и женщину, пока они рассказывали мне, что меня ждет дальше, и наблюдала за их переплетающимися, как объятья, репликами, и мне было тепло и душевно.
Я походила еще минут двадцать, потом ребенок захотел есть, но покапризничать не успел, заткнутый яблоками. Вниз возвращаться было легко. Я переложила посох из правой руки в левую и как-то очень быстро вернулась, всего минут за сорок.
Вскоре я опять увидела встреченную пару, они уже устроили себе пикник в тени под деревом. Поскольку у моего взрослого был родительский день, и запланирован был не только поход, но и кино, надо было поскорее добраться до стоящей за киббуцным ягуровским кладбищем машины. Мой внутренний Сусанин решил не обходить кладбище, а срезать и пройти вдоль изгороди между нею и киббуцным садом. В результате я не пригнулась вовремя, и в меня впилось штук тридцать бугенвиллейных колючек. К этому моменту я уже была мокрая, как мышь, от сусанинских потуг.
В конце концов я добралась до стоянки, народ странно смотрел на встрепанную меня, но я села в машину и поехала в "Синема-сити". Я запланировала 2 варианта: "November man":
Click to viewи Zero Motivation:
Второй фильм победил. Я заплатила за билет, у меня как раз оставалось двадцать минут, чтобы зайти в туалет, снять мокрую футболку и смыть соль. Что, собственно, я и сделала.
На удивление, внутренний ребенок не клянчил чипсов, наобонявшись, видимо, их запаха у устроивших себе пикник в дальнем углу "Синема-сити" юных распорядителей в черных брюках и рубашках. Рядом два арабских юноши слушали по мобильнику нечто особенно мужское и страдальческое. Фильм был замечателен. Снова, как и в "Примечании", в комнату набилась куча нервно реагирующего друг на друга народа, но уже другой возрастной и половой категории. Безотносительно армейской обстановки, фильм напомнил все послешкольные дозамужественные страдания и изрядно ими повеселил.
К пяти я вернулась домой к икейским карлсонотефтелькам и записала оставшееся в памяти. Уставшие ипостаси где-то дремлют в подсознании, и я, кажется, начинаю испытывать даже некоторое одиночество.