Интересно, он дурак по жизни, петросянит ради лулзов или просто пропагондон от псевдокоммунистов?
Некий однофамилец президента Украины Евгений Порошенко пишет про поступление в советский вуз:
опять же не нужно чуши, какой в опу блат и взятки? Я вообще-то тоже учился в доегэшные времена, так вот не было никакого блата и никаких взяток, кто как мог, тот так и поступал, а за взятку брать -- себе дороже, тебе же потом с ним возиться.
Источник.
Мне приходилось даже в застойные брежневские времена читать о том, что какой-то сотрудник вуза, работавший в приёмной комиссии, был посажен за взятки с родителей абитуриентов. Особенно часто это происходило на югах в таких вузах, как медицинский и юридический: учиться на инженера можно было бесплатно, в некоторых провинциальных вузах был даже недобор - программа трудная, чтобы её освоить, надо сильно впахивать, а зарплата после окончания копеечная при полной невозможности самому брать взятки или получать гонорары. Не брали взяток и в пединститутах, по причине малого спроса на их дипломы, хотя их выпускники могли иметь такую неслабую подработку, как репетиторство (но это если попасть работать в крупный город, в каких-нибудь Вязниках, Алексине, Сасове, Белой Калитве или Селижарове родители не стали бы, экономя на водке, нанимать ребятёнку репетитора: плохо учится - пойдёт в рабочие, как его собственные отец и дед).
А вот материал, свидетельствующий о коррупции при поступлении в вузы даже при Сталине, не говоря уже про брежневские времена. Причём всё основано на советских документах и публикациях.
Каждый сезон вступительных экзаменов в вузы ставит родителей абитуриентов перед непростым выбором: поверить в объективность экзаменаторов и знания чада или прибегнуть к технологиям стопроцентного поступления. Последние десятилетия эти методики не меняются. Их классификацией занимался обозреватель «Власти» Евгений Жирнов.
Начало моей сравнительно недолгой преподавательской карьеры (как и полагалось при советской власти, отработал положенные три года после университета в техническом вузе) совпало с установочной сессией у первокурсников-заочников. Я рассказывал будущим инженерам-механикам о том, что им предстоит освоить в течение семестра, а эти хорошие, но темные, как говорил их декан, ребята вносили текст моего выступления в свои конспекты. Все, кроме двоих. Они восседали в конце аудитории, безостановочно улыбались и ничего не записывали. Пришлось спросить: «Почему?» «Ми вас винимательно-винимательно слюшаем», - не переставая лучезарно улыбаться, ответил один из них. Потом они все-таки признались, что умеют писать только по-грузински. Это как-то не сочеталось с тем, что за два месяца до того оба написали на четверки вступительные сочинения. Но старшие и более опытные коллеги по кафедре объяснили мне, что задавать вопросы о том, как поступают в институт такого рода студенты, считается некорректным, если не сказать бестактным.
«Позвонил Филиппу Денисовичу, и девочку приняли в университет»
Собственно, методик гарантированного поступления всего две - по протекции и за взятку. До революции, правда, был и еще один способ - продажа сведений об экзаменаторах и задаваемых ими вопросах. В издававшихся малыми тиражами и стоивших весьма солидных денег пособиях для поступающих рассказывалось, что, к примеру, в Политехническом институте экзамен по химии принимает профессор такой-то, который туг на правое ухо, но не признает этого. Поэтому садиться к нему отвечать следует исключительно со стороны здорового уха. Не расслышав ответа, он впадает в раздражение и непременно ставит низкий балл. Описывались также излюбленные вопросы всех экзаменаторов и приводились снабженные решениями задачи, которые они чаще всего предлагают поступающим.
Конечно, гарантий авторы и издатели пособий покупателям не давали. Но экзаменаторы тогда менялись сравнительно редко, данные о них, видимо, соответствовали действительности, а малейшие изменения тут же вносились в новые издания справочника. И потому книжечки пользовались неизменным спросом у соискателей студенческих мест.
Естественно, с началом эпохи войн и революций, появлением рабфаков и приемом на учебу по принципу социальной близости к пролетариату весь прежний университетский дух вместе с пособиями для поступающих канул в Лету. Но существовавший и до победы исторического материализма способ приема по протекции расцвел при советской власти пышным цветом. Некоторое время почти официально существовали квоты на прием в вузы детей ответственных работников. Но затем их наличие было признано ошибочным, и квоты благополучно заменило телефонное право.
О том, как оно действовало, свидетельствует история, произошедшая 60 лет назад. Летом 1944 года оперуполномоченный Управления госбезопасности по Московской области Л. Скрябин решил поступить в Высшую дипломатическую школу (ВДШ) Наркомата иностранных дел СССР. Вообще-то, в этот спецвуз принимали только людей с высшим образованием, какового у Скрябина не было. Зато у него была фамилия, совпадающая с той, что носил глава внешнеполитического ведомства Молотов до того, как стал революционером. На вопрос о родстве с членом Политбюро Скрябин скромно не отвечал. Но руководство ВДШ решило, что такое сочетание фамилии и службы в госбезопасности не может быть случайным. И опера в нарушение всех инструкций допустили к экзаменам, которые он с оглушительным треском провалил.
Кадровики ВДШ, утешая несостоявшегося слушателя, посоветовали ему поступить пока на факультет международных отношений МГУ. Поднабраться там знаний и снова приходить к ним. Вступительные экзамены, правда, уже закончились. Но если в ректорат позвонят из приемной товарища Молотова, проблем с поступлением, понятное дело, не будет.
В приемной Молотова Скрябин никого не знал, зато был знаком с опером из Второго управления НКГБ Федоровым, курировавшим МГУ. И попросил его о содействии. Затем Федорову позвонил начальник Скрябина и попросил помочь товарищу. Все остальное решилось с помощью единственного звонка. Куратор от ГБ переговорил с ректором Ильей Галкиным, и 5 октября 1944 года Скрябин без экзаменов стал студентом факультета международных отношений. Правда, продлилась его учеба меньше четырех недель. Скорее всего, ректор тоже решил, что помог родственнику Молотова, и при случае кому-то из дипломатов намекнул о своей заслуге. История стала известна самому высокопоставленному однофамильцу. И руководству НКГБ пришлось проводить расследование и оправдываться. От сурового наказания Скрябина спасло только то, что он смог доказать, что нигде не признавал себя родственником члена Политбюро.
Но этот скандал, конечно, не ликвидировал телефонного права. В тот же Московский университет ежегодно поступало немало детей сотрудников ГБ. Один ветеран этой организации жаловался мне, что в 80-е годы внутри центрального аппарата КГБ существовала своеобразная очередь на поступление по блату в МГУ. «Мне отказывали два года подряд, - вспоминал полковник. - Ну я собрался с духом и пошел на прием к председателю - Чебрикову. Он с виду был суровый, но душевный. Выслушал меня, позвонил Филиппу Денисовичу Бобкову, и мою девочку приняли в университет».
«Группа незаконно устроила 36 лиц на учебу в вузы»
«Позвоночных» студентов навязывали вузам все, начиная с сотрудников ЦК, кончая аппаратчиками из райкомов, на территории которых находилось учебное заведение. Тем же, кто не имел связей и влиятельных родственников, оставалось только уповать на власть денег. Формально считается, что до 1970-х вузовского взяточничества как массового явления не было. Были единичные случаи, которые сурово карались. Однако раскрытое в 1962 году дело группы Пхаладзе доказывало, что это не так.
«Установлено,- докладывала прокуратура РСФСР в ЦК,- что бывший работник Московского научно-исследовательского института им. П. Б. Ганнушкина Пхаладзе О. Г. организовал преступную группу, в которую входили некоторые работники 2-го Московского медицинского института, Московского полиграфического института, Всесоюзного заочного института инженеров железнодорожного транспорта и других.
Следствием установлено, что эта группа, беря с родителей и родственников абитуриентов взятки от 15 до 70 тысяч рублей, незаконно устроила 36 лиц на учебу в вузы, получив взяток на общую сумму 390 тысяч рублей (в старом исчислении). (Примечание: деньги в старом, до 1.01.1961, исчислении в 10 раз дешевле новых, то есть 1 рубль старыми деньгами соответствует 10 копейкам новыми - прим. steissd)
По делу привлечено к ответственности 13 человек, в том числе бывший замдекана Московского полиграфического института Басенко И. П., начальник спецотдела 2-го Московского медицинского института Генералов В. Н. и другие».
Получалось, что в то время, когда, к примеру, ставка врача равнялась (до реформы 1961 года) 475 рублям, были люди, способные выложить за поступление чада в институт суммы почти в 150 раз большие. И их было отнюдь не 36. Столько эпизодов прокуратуре удалось доказать. Выделенное в отдельное производство дело Берлина-Квачадзе показывало, что в реальности вузовское взяточничество было куда масштабней. В группе Пхаладзе ему отводилась роль посредника в передаче взяток. Он получил для дальнейшего вручения нужным людям 92 тыс. руб. Однако на посреднический процент с этой суммы, как сочли следователи, трудно содержать семью, любовницу и мать в Одессе, десять лет нигде не работая. Изучение биографии Берлина-Квачадзе выявило массу поразительных деталей:
«Не имея высшего медицинского образования, закончив всего три курса медицинского института,- докладывала прокурор РСФСР,- Берлин-Квачадзе в 1944 году незаконно был допущен к защите кандидатской диссертации в Харьковском медицинском институте и получил звание кандидата медицинских наук. Во время Отечественной войны Берлин-Квачадзе незаконно присвоил себе звание военврача III, II рангов и майора медицинской службы, похитил ордена у подполковника Адушева и рядового Попченко, которые впоследствии выдавал как свои, оформив на них орденскую книжку. Выдавал себя Берлин-Квачадзе за ученого, имеющего 65 научных трудов и изобретений.
Берлин-Квачадзе был неоднократно женат, в том числе на дочери Артюхиной (бывшей заведующей женским отделом ЦК ВКП(б).- ’Власть’), члена КПСС с 1910 года, проживая в этот период вместе с Артюхиной в одном из правительственных домов. Используя родство в тов. Артюхиной, Берлин-Квачадзе поступил на работу в лечебно-санитарное управление Кремля на должность хирурга. Знакомство и дружба с академиками Виноградовым, генерал-майорами медицинской службы Жуковым, Рейзиным и другими были использованы Берлиным-Квачадзе при поступлении на работу в должности завкафедрой Крымского, Кишиневского, Станиславского и Пятигорского медицинских и фармацевтических институтов».
Прокуратура установила также, что как родственник Артюхиной он брал взятки для устройства дел своих знакомых в ЦК. Но в последующие годы его главной специализацией стала передача взяток чиновникам из Минздрава СССР, прежде всего за помощь в устройстве на учебу в медицинские вузы. На то, что доставалось на его долю, Берлин-Квачадзе не только широко жил. Следователи обнаружили его накопления на черный день в одесской квартире его матери, где их заботливо охранял дальний родственник Соломон Уманский.
"Обыском,- рапортовала прокуратура,- обнаружено денег и ценностей на сумму 3,250,720 рублей (в старом исчислении), в том числе:
1) денег 58,782 рубля (в новом исчислении);
2) 44 сберегательные книжки на сумму 41,330 рублей (в новом исчислении);
3) облигаций Госзайма выпуска 1957 года на сумму 1,200,000 рублей (в старом исчислении);
4) облигаций других займов на сумму 1,200,000 рублей (в старом исчислении);
5) семь золотых монет царской чеканки достоинством по 10 рублей каждая".
Если сравнить эти цифры личных сбережений посредника с суммами, полученными за поступление 36 человек, нетрудно увидеть, что количество абитуриентов, ставших студентами-медиками благодаря помощи Берлина-Квачадзе, измерялось, скорее всего, тысячами. А с годами число желающих обменять синие пятерки Госбанка СССР на красные вузовские дипломы становилось все больше.
«Выходцам из семей рабочих и крестьян - 20 баллов»
Правда, масштабное взяточничество на приемных экзаменах не устраивало ни тех, кто не имел требуемых денег, ни тех, кто получал, мягко говоря, не совсем качественных специалистов. О повальной коррупции в вузах юга страны шел поток писем в газеты, ЦК и правительство. Из Киргизии, например, в 1975 году сообщали, что во Фрунзенском институте искусств «без взятки - от 400 до 600 рублей - даже документы не принимают у абитуриентов».
Когда поток жалоб становился слишком полноводным, чиновники из ЦК и Минвуза делали попытки несколько ограничить взяточную вольницу. К примеру, в 1970 году изучался чехословацкий опыт приема в вузы, как обеспечивающий «социальный состав принимаемых в учебные заведения, соответствующий социальной структуре общества». Иными словами, помогающий поступлению детей рабочих и крестьян. В ЧССР, как докладывало посольство в Праге, ввели новую систему приема: «Вводится единая система условий приема по количеству полученных баллов (очков). Максимальное количество баллов - 240, в том числе:
- по результатам успеваемости в средней школе поступающий может получить до 100 баллов;
- по результатам вступительных экзаменов в вуз - до 100 баллов.
Кроме того, ’для выравнивания внешних условий’ дополнительно засчитываются:
а) выходцам из семей рабочих и крестьян - 20 баллов;
б) выходцам из экономически менее развитых районов - 10 баллов;
в) тем, независимо от того, где они проживают во время поступления в вуз, которые дали согласие (заключат соглашения) после окончания вуза работать в экономически менее развитых районах,- 10 баллов».
Внедрять в СССР чехословацкую модель все же не стали. Формально - потому что она должна была пройти апробацию временем. По сути - потому что и она могла стать лазейкой, чтобы попасть в вуз. Ведь после того, как были предоставлены льготы при поступлении лицам со стажем, начали покупать липовые записи в трудовых книжках. Открыли подготовительные отделения - и за взятки в числе их слушателей, поступающих в вуз фактически без экзаменов, оказалась масса людей без необходимого пролетарского прошлого.
К середине 80-х, когда я работал преподавателем, система платного поступления в вузы сложилась уже окончательно. Большинство преподавателей профильных кафедр, участвующих в приеме вступительных экзаменов, занимались «болванированием» - репетиторством. Те немногие, кто был допущен к приему экзаменов,- «болванированием» с гарантией поступления. А особо приближенные к верхушке приемной комиссии просто брали взятки и делились с руководством. В нашем институте шептались о том, что бессменный председатель приемной комиссии имеет в сезон до миллиона рублей (зарплата ассистента была 125 рублей в месяц). Половину этой суммы он относит в обком партии и живет спокойно.
На страхе родителей зарабатывали даже технические работники из учебной части и ректората. Они через знакомых брали деньги для передачи в приемную комиссию и, если абитуриент поступал сам, оставляли деньги себе, а если проваливался, возвращали деньги: мол, не взяли.
Сломать эту систему не мог никто. Помню, как-то наших коллег подняли среди ночи офицеры КГБ и попросили составить новые варианты письменного экзамена по математике для соседнего вуза. Кто-то сообщил, что доцент, принимающий экзамены, уже продал варианты правильных ответов ровно тому числу абитуриентов, которые и должны быть зачислены. Утром под контролем суровых ребят из КГБ доцент раздал составленные за ночь новые варианты. Контролеры посидели час и, увидев, что все нормально, ушли. А доцент хлопнул себя по лбу и объявил: "Я же не те билеты вам дал!" И раздал те, ответы на которые лежали в карманах платежеспособных поступающих.
Поэтому теперь, слушая рассказы родителей абитуриентов, пытающихся устроить своих детей на бесплатные места, я ничему не удивляюсь. А почему, собственно, что-то должно измениться?
Источник.
И о том, что в институтах берут в лапу, знал любой советский старшеклассник, имеющий намерение получить верхнее образование. Те, кому платить было нечем (родители жили исключительно на трудовые доходы от зарплаты до зарплаты), придумывали варианты обхода: например, в провинциальных вузах РСФСР, кроме южных её регионов, взяток не брали, и жителям взяточных регионов (вроде виноградных республик - вопреки стереотипам о том, что все «чёрные» - миллионеры, среди грузин или азербайджанцев хватало и честных людей, живущих на зарплату, которые были не в состоянии заплатить несколько десятков тысяч сов. руб. за поступление своих потомков в тбилисский/бакинский медвуз, а также Дона, Кубани и Украины - в последней помимо взяточничества практиковалось срезание евреев по расистским мотивам) при условии нормальной подготовки можно было получить медицинский или юридический диплом в вузах Смоленска, Ярославля, Калинина, Саратова и т.п.
И вот теперь пытаюсь понять, этот однофамилец владельца «Рошена» - дурак, петросян или пропагондон?
опять же не нужно чуши, какой в опу блат и взятки? Я вообще-то тоже учился в доегэшные времена, так вот не было никакого блата и никаких взяток, кто как мог, тот так и поступал, а за взятку брать -- себе дороже, тебе же потом с ним возиться.
Источник.
Мне приходилось даже в застойные брежневские времена читать о том, что какой-то сотрудник вуза, работавший в приёмной комиссии, был посажен за взятки с родителей абитуриентов. Особенно часто это происходило на югах в таких вузах, как медицинский и юридический: учиться на инженера можно было бесплатно, в некоторых провинциальных вузах был даже недобор - программа трудная, чтобы её освоить, надо сильно впахивать, а зарплата после окончания копеечная при полной невозможности самому брать взятки или получать гонорары. Не брали взяток и в пединститутах, по причине малого спроса на их дипломы, хотя их выпускники могли иметь такую неслабую подработку, как репетиторство (но это если попасть работать в крупный город, в каких-нибудь Вязниках, Алексине, Сасове, Белой Калитве или Селижарове родители не стали бы, экономя на водке, нанимать ребятёнку репетитора: плохо учится - пойдёт в рабочие, как его собственные отец и дед).
А вот материал, свидетельствующий о коррупции при поступлении в вузы даже при Сталине, не говоря уже про брежневские времена. Причём всё основано на советских документах и публикациях.
Каждый сезон вступительных экзаменов в вузы ставит родителей абитуриентов перед непростым выбором: поверить в объективность экзаменаторов и знания чада или прибегнуть к технологиям стопроцентного поступления. Последние десятилетия эти методики не меняются. Их классификацией занимался обозреватель «Власти» Евгений Жирнов.
Начало моей сравнительно недолгой преподавательской карьеры (как и полагалось при советской власти, отработал положенные три года после университета в техническом вузе) совпало с установочной сессией у первокурсников-заочников. Я рассказывал будущим инженерам-механикам о том, что им предстоит освоить в течение семестра, а эти хорошие, но темные, как говорил их декан, ребята вносили текст моего выступления в свои конспекты. Все, кроме двоих. Они восседали в конце аудитории, безостановочно улыбались и ничего не записывали. Пришлось спросить: «Почему?» «Ми вас винимательно-винимательно слюшаем», - не переставая лучезарно улыбаться, ответил один из них. Потом они все-таки признались, что умеют писать только по-грузински. Это как-то не сочеталось с тем, что за два месяца до того оба написали на четверки вступительные сочинения. Но старшие и более опытные коллеги по кафедре объяснили мне, что задавать вопросы о том, как поступают в институт такого рода студенты, считается некорректным, если не сказать бестактным.
«Позвонил Филиппу Денисовичу, и девочку приняли в университет»
Собственно, методик гарантированного поступления всего две - по протекции и за взятку. До революции, правда, был и еще один способ - продажа сведений об экзаменаторах и задаваемых ими вопросах. В издававшихся малыми тиражами и стоивших весьма солидных денег пособиях для поступающих рассказывалось, что, к примеру, в Политехническом институте экзамен по химии принимает профессор такой-то, который туг на правое ухо, но не признает этого. Поэтому садиться к нему отвечать следует исключительно со стороны здорового уха. Не расслышав ответа, он впадает в раздражение и непременно ставит низкий балл. Описывались также излюбленные вопросы всех экзаменаторов и приводились снабженные решениями задачи, которые они чаще всего предлагают поступающим.
Конечно, гарантий авторы и издатели пособий покупателям не давали. Но экзаменаторы тогда менялись сравнительно редко, данные о них, видимо, соответствовали действительности, а малейшие изменения тут же вносились в новые издания справочника. И потому книжечки пользовались неизменным спросом у соискателей студенческих мест.
Естественно, с началом эпохи войн и революций, появлением рабфаков и приемом на учебу по принципу социальной близости к пролетариату весь прежний университетский дух вместе с пособиями для поступающих канул в Лету. Но существовавший и до победы исторического материализма способ приема по протекции расцвел при советской власти пышным цветом. Некоторое время почти официально существовали квоты на прием в вузы детей ответственных работников. Но затем их наличие было признано ошибочным, и квоты благополучно заменило телефонное право.
О том, как оно действовало, свидетельствует история, произошедшая 60 лет назад. Летом 1944 года оперуполномоченный Управления госбезопасности по Московской области Л. Скрябин решил поступить в Высшую дипломатическую школу (ВДШ) Наркомата иностранных дел СССР. Вообще-то, в этот спецвуз принимали только людей с высшим образованием, какового у Скрябина не было. Зато у него была фамилия, совпадающая с той, что носил глава внешнеполитического ведомства Молотов до того, как стал революционером. На вопрос о родстве с членом Политбюро Скрябин скромно не отвечал. Но руководство ВДШ решило, что такое сочетание фамилии и службы в госбезопасности не может быть случайным. И опера в нарушение всех инструкций допустили к экзаменам, которые он с оглушительным треском провалил.
Кадровики ВДШ, утешая несостоявшегося слушателя, посоветовали ему поступить пока на факультет международных отношений МГУ. Поднабраться там знаний и снова приходить к ним. Вступительные экзамены, правда, уже закончились. Но если в ректорат позвонят из приемной товарища Молотова, проблем с поступлением, понятное дело, не будет.
В приемной Молотова Скрябин никого не знал, зато был знаком с опером из Второго управления НКГБ Федоровым, курировавшим МГУ. И попросил его о содействии. Затем Федорову позвонил начальник Скрябина и попросил помочь товарищу. Все остальное решилось с помощью единственного звонка. Куратор от ГБ переговорил с ректором Ильей Галкиным, и 5 октября 1944 года Скрябин без экзаменов стал студентом факультета международных отношений. Правда, продлилась его учеба меньше четырех недель. Скорее всего, ректор тоже решил, что помог родственнику Молотова, и при случае кому-то из дипломатов намекнул о своей заслуге. История стала известна самому высокопоставленному однофамильцу. И руководству НКГБ пришлось проводить расследование и оправдываться. От сурового наказания Скрябина спасло только то, что он смог доказать, что нигде не признавал себя родственником члена Политбюро.
Но этот скандал, конечно, не ликвидировал телефонного права. В тот же Московский университет ежегодно поступало немало детей сотрудников ГБ. Один ветеран этой организации жаловался мне, что в 80-е годы внутри центрального аппарата КГБ существовала своеобразная очередь на поступление по блату в МГУ. «Мне отказывали два года подряд, - вспоминал полковник. - Ну я собрался с духом и пошел на прием к председателю - Чебрикову. Он с виду был суровый, но душевный. Выслушал меня, позвонил Филиппу Денисовичу Бобкову, и мою девочку приняли в университет».
«Группа незаконно устроила 36 лиц на учебу в вузы»
«Позвоночных» студентов навязывали вузам все, начиная с сотрудников ЦК, кончая аппаратчиками из райкомов, на территории которых находилось учебное заведение. Тем же, кто не имел связей и влиятельных родственников, оставалось только уповать на власть денег. Формально считается, что до 1970-х вузовского взяточничества как массового явления не было. Были единичные случаи, которые сурово карались. Однако раскрытое в 1962 году дело группы Пхаладзе доказывало, что это не так.
«Установлено,- докладывала прокуратура РСФСР в ЦК,- что бывший работник Московского научно-исследовательского института им. П. Б. Ганнушкина Пхаладзе О. Г. организовал преступную группу, в которую входили некоторые работники 2-го Московского медицинского института, Московского полиграфического института, Всесоюзного заочного института инженеров железнодорожного транспорта и других.
Следствием установлено, что эта группа, беря с родителей и родственников абитуриентов взятки от 15 до 70 тысяч рублей, незаконно устроила 36 лиц на учебу в вузы, получив взяток на общую сумму 390 тысяч рублей (в старом исчислении). (Примечание: деньги в старом, до 1.01.1961, исчислении в 10 раз дешевле новых, то есть 1 рубль старыми деньгами соответствует 10 копейкам новыми - прим. steissd)
По делу привлечено к ответственности 13 человек, в том числе бывший замдекана Московского полиграфического института Басенко И. П., начальник спецотдела 2-го Московского медицинского института Генералов В. Н. и другие».
Получалось, что в то время, когда, к примеру, ставка врача равнялась (до реформы 1961 года) 475 рублям, были люди, способные выложить за поступление чада в институт суммы почти в 150 раз большие. И их было отнюдь не 36. Столько эпизодов прокуратуре удалось доказать. Выделенное в отдельное производство дело Берлина-Квачадзе показывало, что в реальности вузовское взяточничество было куда масштабней. В группе Пхаладзе ему отводилась роль посредника в передаче взяток. Он получил для дальнейшего вручения нужным людям 92 тыс. руб. Однако на посреднический процент с этой суммы, как сочли следователи, трудно содержать семью, любовницу и мать в Одессе, десять лет нигде не работая. Изучение биографии Берлина-Квачадзе выявило массу поразительных деталей:
«Не имея высшего медицинского образования, закончив всего три курса медицинского института,- докладывала прокурор РСФСР,- Берлин-Квачадзе в 1944 году незаконно был допущен к защите кандидатской диссертации в Харьковском медицинском институте и получил звание кандидата медицинских наук. Во время Отечественной войны Берлин-Квачадзе незаконно присвоил себе звание военврача III, II рангов и майора медицинской службы, похитил ордена у подполковника Адушева и рядового Попченко, которые впоследствии выдавал как свои, оформив на них орденскую книжку. Выдавал себя Берлин-Квачадзе за ученого, имеющего 65 научных трудов и изобретений.
Берлин-Квачадзе был неоднократно женат, в том числе на дочери Артюхиной (бывшей заведующей женским отделом ЦК ВКП(б).- ’Власть’), члена КПСС с 1910 года, проживая в этот период вместе с Артюхиной в одном из правительственных домов. Используя родство в тов. Артюхиной, Берлин-Квачадзе поступил на работу в лечебно-санитарное управление Кремля на должность хирурга. Знакомство и дружба с академиками Виноградовым, генерал-майорами медицинской службы Жуковым, Рейзиным и другими были использованы Берлиным-Квачадзе при поступлении на работу в должности завкафедрой Крымского, Кишиневского, Станиславского и Пятигорского медицинских и фармацевтических институтов».
Прокуратура установила также, что как родственник Артюхиной он брал взятки для устройства дел своих знакомых в ЦК. Но в последующие годы его главной специализацией стала передача взяток чиновникам из Минздрава СССР, прежде всего за помощь в устройстве на учебу в медицинские вузы. На то, что доставалось на его долю, Берлин-Квачадзе не только широко жил. Следователи обнаружили его накопления на черный день в одесской квартире его матери, где их заботливо охранял дальний родственник Соломон Уманский.
"Обыском,- рапортовала прокуратура,- обнаружено денег и ценностей на сумму 3,250,720 рублей (в старом исчислении), в том числе:
1) денег 58,782 рубля (в новом исчислении);
2) 44 сберегательные книжки на сумму 41,330 рублей (в новом исчислении);
3) облигаций Госзайма выпуска 1957 года на сумму 1,200,000 рублей (в старом исчислении);
4) облигаций других займов на сумму 1,200,000 рублей (в старом исчислении);
5) семь золотых монет царской чеканки достоинством по 10 рублей каждая".
Если сравнить эти цифры личных сбережений посредника с суммами, полученными за поступление 36 человек, нетрудно увидеть, что количество абитуриентов, ставших студентами-медиками благодаря помощи Берлина-Квачадзе, измерялось, скорее всего, тысячами. А с годами число желающих обменять синие пятерки Госбанка СССР на красные вузовские дипломы становилось все больше.
«Выходцам из семей рабочих и крестьян - 20 баллов»
Правда, масштабное взяточничество на приемных экзаменах не устраивало ни тех, кто не имел требуемых денег, ни тех, кто получал, мягко говоря, не совсем качественных специалистов. О повальной коррупции в вузах юга страны шел поток писем в газеты, ЦК и правительство. Из Киргизии, например, в 1975 году сообщали, что во Фрунзенском институте искусств «без взятки - от 400 до 600 рублей - даже документы не принимают у абитуриентов».
Когда поток жалоб становился слишком полноводным, чиновники из ЦК и Минвуза делали попытки несколько ограничить взяточную вольницу. К примеру, в 1970 году изучался чехословацкий опыт приема в вузы, как обеспечивающий «социальный состав принимаемых в учебные заведения, соответствующий социальной структуре общества». Иными словами, помогающий поступлению детей рабочих и крестьян. В ЧССР, как докладывало посольство в Праге, ввели новую систему приема: «Вводится единая система условий приема по количеству полученных баллов (очков). Максимальное количество баллов - 240, в том числе:
- по результатам успеваемости в средней школе поступающий может получить до 100 баллов;
- по результатам вступительных экзаменов в вуз - до 100 баллов.
Кроме того, ’для выравнивания внешних условий’ дополнительно засчитываются:
а) выходцам из семей рабочих и крестьян - 20 баллов;
б) выходцам из экономически менее развитых районов - 10 баллов;
в) тем, независимо от того, где они проживают во время поступления в вуз, которые дали согласие (заключат соглашения) после окончания вуза работать в экономически менее развитых районах,- 10 баллов».
Внедрять в СССР чехословацкую модель все же не стали. Формально - потому что она должна была пройти апробацию временем. По сути - потому что и она могла стать лазейкой, чтобы попасть в вуз. Ведь после того, как были предоставлены льготы при поступлении лицам со стажем, начали покупать липовые записи в трудовых книжках. Открыли подготовительные отделения - и за взятки в числе их слушателей, поступающих в вуз фактически без экзаменов, оказалась масса людей без необходимого пролетарского прошлого.
К середине 80-х, когда я работал преподавателем, система платного поступления в вузы сложилась уже окончательно. Большинство преподавателей профильных кафедр, участвующих в приеме вступительных экзаменов, занимались «болванированием» - репетиторством. Те немногие, кто был допущен к приему экзаменов,- «болванированием» с гарантией поступления. А особо приближенные к верхушке приемной комиссии просто брали взятки и делились с руководством. В нашем институте шептались о том, что бессменный председатель приемной комиссии имеет в сезон до миллиона рублей (зарплата ассистента была 125 рублей в месяц). Половину этой суммы он относит в обком партии и живет спокойно.
На страхе родителей зарабатывали даже технические работники из учебной части и ректората. Они через знакомых брали деньги для передачи в приемную комиссию и, если абитуриент поступал сам, оставляли деньги себе, а если проваливался, возвращали деньги: мол, не взяли.
Сломать эту систему не мог никто. Помню, как-то наших коллег подняли среди ночи офицеры КГБ и попросили составить новые варианты письменного экзамена по математике для соседнего вуза. Кто-то сообщил, что доцент, принимающий экзамены, уже продал варианты правильных ответов ровно тому числу абитуриентов, которые и должны быть зачислены. Утром под контролем суровых ребят из КГБ доцент раздал составленные за ночь новые варианты. Контролеры посидели час и, увидев, что все нормально, ушли. А доцент хлопнул себя по лбу и объявил: "Я же не те билеты вам дал!" И раздал те, ответы на которые лежали в карманах платежеспособных поступающих.
Поэтому теперь, слушая рассказы родителей абитуриентов, пытающихся устроить своих детей на бесплатные места, я ничему не удивляюсь. А почему, собственно, что-то должно измениться?
Источник.
И о том, что в институтах берут в лапу, знал любой советский старшеклассник, имеющий намерение получить верхнее образование. Те, кому платить было нечем (родители жили исключительно на трудовые доходы от зарплаты до зарплаты), придумывали варианты обхода: например, в провинциальных вузах РСФСР, кроме южных её регионов, взяток не брали, и жителям взяточных регионов (вроде виноградных республик - вопреки стереотипам о том, что все «чёрные» - миллионеры, среди грузин или азербайджанцев хватало и честных людей, живущих на зарплату, которые были не в состоянии заплатить несколько десятков тысяч сов. руб. за поступление своих потомков в тбилисский/бакинский медвуз, а также Дона, Кубани и Украины - в последней помимо взяточничества практиковалось срезание евреев по расистским мотивам) при условии нормальной подготовки можно было получить медицинский или юридический диплом в вузах Смоленска, Ярославля, Калинина, Саратова и т.п.
И вот теперь пытаюсь понять, этот однофамилец владельца «Рошена» - дурак, петросян или пропагондон?