Почему коммунистические власти в СССР были такими борцунами с сексом?
У них первый был вопрос - «Свободу Африке!»,
А потом уж про меня - в части «разное».
Ну, как про Гану - все буфет за сардельками,
Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами,
А как вызвали меня, я свял от робости,
А из зала мне кричат: «Давай подробности!»
© А.Галич, «Красный треугольник»
Само слово приобрело негативную коннотацию, чем и вызвано высказывание одной тётки на телемосту: «У нас секса нет, у нас есть заместо энтого лябовь» (как будто именно секс, а не ненависть, является антонимом любви). Причём борьбу за бесполость публичного пространства возглавили идеологи.
Надо заметить, что классики марксизма не высказывались по данному вопросу. Ленин не согласился с теорией Коллонтай о стакане водки воды, но это было частным мнением гражданина РСФСР В.И.Ульянова, а не программным постулатом теоретика коммунизма В.И.Ленина, произнесённым ex cathedra. Маркс и Энгельс выступали против буржуазной семьи, считая её неофициальной формой проституции (см. «Манифест Коммунистической партии»), но секс как таковой они не осуждали.
Довоенная борьба с распущенностью - это, скорее, форма санитарно-гигиенических мероприятий. Венерические болезни были распространены, а лекарств от них не было. Но к началу 60-х сифилис перестал быть широко распространённой болезнью, но не благодаря тотальным ндравственности и целкомудрённости, а из-за появления антибиотиков и хорошей работе КВД, которые выявляли контакты больных и принудительно излечивали заразившихся.
Тем не менее, борьба с сексом шла по всем фронтам. Супружеские измены могли - по крайней мере, до начала 80-х - обсуждать на партсобрании; развод считался тёмным пятном в биографии, могущим повлечь запрет на турпоездки или командировки за рубеж; советских работников за границей легко вербовали спецслужбы противника, застукав их на внебрачной интрижке - поскольку знали, что мальчика-е**нчика по возвращении домой основательно самого вы**ут во все естественные и противоестественные отверстия, уж лучше изменить родине, за это хотя бы долларами заплатят; слабых на передок девиц ставили на учёт в милиции (посадить, если она не занималась сводничеством, было не за что) и «профилактировали»; за каждую эротическую или просто «ню» сцену в фильме режиссёрам приходилось бороться, как если бы это было какой-то антисоветской пропагандой (из Ростоцкого душу вынули, пока он добился разрешения всё же включить сцену в бане в фильм «А зори здесь тихие», хотя там девицы не трахались ни с мужиками, ни друг с другом, а просто мылись). В комнату студенческого общежития ещё в 70-х мог вломиться патруль ОКОДа (оперативного комсомольского отряда дружинников), и если кого поймают е**щимся, отчисление из вуза почти гарантировано, хотя студенты были совершеннолетними и чаще всего делали это по согласию сторон.
Нет, это было бы понятным во франкистской Испании, где Католическая Церковь имела высокий официальный статус, но в СССР ленинским декретом все виды церквей (включая мечеть, дацан, языческое капище и синагогу) были отделены от государства, и этот декрет никто и никогда не отменял. Почему же коммунисты взяли на себя функции попов (заметим, что в коммунистических ГДР и Венгрии никто так яростно с сексом не боролся, на Кубе - также, запретив проституцию, Фидель не приказал кубинцам завязать х*и в узелок, а кубинкам - заварить автогеном п**ды, и промискуитет был ровно таким же, как и при Батисте или его предшественниках)?
А всё дело в том, что после войны коммунистическую идеологию заменил деревенский этикет, основанный на 11-й заповеди «Не попадайся». То есть, если никто не видит, можно хоть новорожденных младенцев жрать, полив соусом бешамель, винегрет или борделёз, но попался на какой-то ерунде - получишь по полной. Е*лись практически все половозрелые граждане, в браке, вне его, в любом возрасте, пока стоит йух и выделяет смазку киска, а некоторые - даже со своим полом, но нарушивший технику безопасности и засветившийся получал казённый чугуниевый елдак по самую двенадцатиперстную кишку. И именно поэтому Габриэль Гарсия Маркес, побывавший в СССР во время фестиваля в 1957 году, поразился ханжеству советского вполне атеистического официоза, переплюнувшему эту черту колумбийских мухосрансков, населённых набожными индейцами.