Наука
Доказано, чем проще взаимодействие между людьми, тем быстрее движется наука. В России наука движется быстрее только через задние проходы. Через богом забытую проходную, вдали от фасада института, я уже второй раз пробегал, фактически, не предъявляя документов, которых для легального входа в этот институт у меня и не было. В моём институте сидящие на всех КПП большевики, недобитые ещё в 37 году, бдительно наблюдают за каждым развёрнутым пропуском, и там такой номер был бы раскрыт. В альма матер успешно шёл другой номер - можно было скопировать чей-нибудь пропуск на цветном принтере, и не давая его долго рассматривать, бежать через вертушку.
Миновав проходную, я оказался на знакомой территории, напоминающей промзону и быстро прошёл к кабинету того самого человека, который доверил почти незнакомым людям свою диссертацию. Мы её заботливо скопировали, сшив и снабдив обложкой, настолько благословенен был дар, и теперь я нёс её обратно. Никаких особенных вопросов к учёному мужу я, к сожалению не имел, потому что не смог объять необъятное, особенно без помощи суперкомпьютера.
Владимир Владимирович оказался на месте и раскладывал стопки документов у меня на столе. Пока я вытаскивал кирпич, он успел включить лампу и уже разбирался с каким-то увесистым трудом, рассматривая его в лупу. Я вернул "кирпич" и поблагодарил. Извинившись, что оторвал его от дела, спросил кое-какие вопросы по диссертации его предшественника. Он ничего не помнил.
- Ну ладно... тогда, - подытожил я, - вашей темой я пока не занимался, решил закончить старую задачу, поэтому вопросов у меня пока нет никаких. Буду разбираться с работой С. А.
- Слушай, ты наверное знаешь что тут к чему, - начал Владимир Владимирович, - подскажи, о чём тут речь идёт?
Я посмотрел на бумаги. Текст был на английском.
- Вот, этот абзац.
- Уплотнения были изготовлены из сплава алюминия 6061... А, ниже абзац, наверное? Диаметр сот три целых пятнадцать сотых миллиметра, высота три целых двадцать пять сотых миллиметра. Конструктивные параметры уплотнения, в общем.
Владимир Владимирович молчал, рассматривая буквы в лупу. На него такое находило, он брал паузу, погружённый, казалось, во что угодно, кроме диалога. Я рассматривал его лысую голову. Над лбом кожа блестела, отполированная жизнью, а над ушами пробивалась белая редкая щетина. Вопрос проплешин был мудро снят радикальной стрижкой, интересно было, в каком возрасте. Сейчас ему должно было быть уже немало, свою диссертацию Владимир Владимирович защитил ещё в прошлом веке.
- А что это такое? Вот, в скобках? Не могу понять.
- Дюймы. Размер в дюймах.
- И на чертеже?
- И на чертеже в дюймах. Американская система.
- Ноль сто двадцать пять. Понятно. Вот, мне принесли тут материал...
На столе лежали стопки бумаг. Толщина каждой стопки внушала уважение, на титульных листах были наклейки.
- А, техасский университет, - узнал я знакомые заглавия, - знаю, сам скачивал работы из репозитория. Он у них открытый. Это диссертации.
- Диссертации?
- Да, диссертации. Магистерские.
- Там ещё одна лежит, докторская. Или как у них там. Доктор философии.
- Да, так.
- Посмотрим список литературы, - Владимир Владимирович открыл последнюю страницу, и начал читать, - так, так.. Бенкерт и Вахтер
- Бенкерт и Вахтер? Старая работа, восьмидесятые. Вы, должно быть, хорошо с ними знакомы.
- Да, я ещё их эксперименты считал, - при этих словах у меня в башке зашевелила своими шестерёнками миниатюрная машинка времени. То, что я ничего из себя не представляю, мне было ясно довольно давно. Но тут я с особой остротой осознал свою никчёмность, ибо из работ Бенкерта и Вахтера я улавливал немного, а перед мной был человек, который сам всё просчитал. Старая школа. Всё, что я видел всю свою жизнь, начиная от кабинета физики в школе, исчерпывалось неработающими приборами, раскуроченными розетками, ракетными двигателями с забитыми бычками и бумажками трубопроводами. Всё, чему меня учили, ограничивалось переписыванием методических пособий. От паники при получении задания на курсовой проект "Как я буду это делать?", до унизительного осознания в необходимости повторения расчёта из разваливающейся книжечки в двадцать страниц, лежал семестр. Спустя примерно три года такой практики, я попробовал сделать что-то необычное, за что был прилюдно опущен преподавателем на сессии. Спасало только то, что этим моим чем-то воспользовалось ещё человек пять, вперёд меня защитивших проекты.
Я начал собираться, положил блокнот в сумку. Владимир Владимирович решил поделиться частицой знания и сказал:
- Я был у Рюрика Олеговича, он просчитал сотовые уплотнения, мы очень долго обсуждали результаты. Три часа.
- У Рюрика Олеговича? Просчитал? Ничего себе - не выдержал я.
И моё удивление в общем - то справедливо. Первая публикация Рюрика Олеговича по теме датировалась 1974 годом. Даже Бенкерт и Вахтер от него отставали. Ему было 94 года, о чём можно было догадаться по имени, не спрашивая его даты рождения на кафедре. Это такое развлечение, отгадывать по имени. Вот моего лектора по Высшей математике звали Рэм. Революция Электрификация Мир, для тех, кто не в курсе. Рюрик Олегович до сих пор решал задачи.
- Да, просчитал. Но теоретическая кривая всё равно круче экспериментальной. Возможно, так и должно быть: теоретическая жёсткость выше экспериментальной.
- Ну это, в общем, не плохо. Идёт в запас...
- Ну да. Но расхождения есть. Он пробовал разные модели, менял параметры, но не получается рассчитать так, чтобы всё соответствовало.
Недавно, я встречался со своим научным руководителем в своём институте, и он мне украдкой сетовал, что его место на кладбище подсидела семья брата. Жаль, что он не освоил интернет, потому что теперь в нашем фантастическом городе места на кладбище можно выбрать онлайн. Мне было его жаль, хотя его сетования я не воспринимал как жалобы. Для человека, тушившего падающие на чердаки зажигательные бомбы, пережившего эвакуацию, возвращение отца из концлагеря после немецкого плена, для такого человека, проблема с занятым местом на кладбище приобретала бытовой характер.
Старика, умирающего то ли от рака, то ли от химиотерапии, и рисующего схему эксперимента, я просто слушал, не задавая вопросов.
Среди всех этих сильно постаревших учёных, в кабинетах которых можно было найти планы семинаров по научному коммунизму, выделялась очень узкая прослойка научных работников и инженеров в возрасте от сорока до пятидесяти. Увы, чаще всего это были люди с травмами переходного периода. Они получали маленькую зарплату сейчас, они вообще не получали её двадцать лет назад, они были чаще всего задротами, они не могли руководить собой, не то что маленьким коллективом, работающим, как правило, задарма. И часто случалось так, что я чувствовал себя Рэдэриком Шухартом, вытаскивая по очереди из шкафов разнообразные индикаторы, датчики, приборы вообще, слабо понимая для чего они нужны на самом деле, но усиленно соображая, чем они могли бы пригодиться в моём деле.
Напоследок, Владимир Владимирович спросил:
- А ты когда защищаться - то будешь?
Я знал, что этот вопрос должен возникнуть рано или поздно, но всё равно не подготовился к нему. Работа была не моей. Точнее, тема Владимира Владимировича не имела ничего общего с той темой, по которой я писал свою диссертацию. По его теме я помогал другу, частично заменяя ему научного руководителя, и во многом решая его задачи из-за сильного дефицита времени. Если бы мы начали совместную работу раньше, мы бы сделали диссертацию, даже две, не напрягаясь за два года, и немного напрягаясь - за год. Но его руководитель был неадекватен теме, и скорее имел личный материальный интерес в определённой информации, нежели реальную способность и желание руководить в этой области. К тому же он очень любил проводить время на рыбалке или дома с внуками.
- Я буду защищаться через год ещё. Вот у моего друга уже подошёл срок, - расплывчато ответил я.
- А, через год...
- У меня ещё есть время, - подытожил я, - ну ладно... огромное вам спасибо за помощь. Я продолжу работать, как наберутся вопросы, буду вам звонить и просить встречи. До свидания.
- До свидания, - ответил Владимир Владимирович, и я прошёл в узкий коридор, спустился по лестнице вниз и вышел вон из корпуса. Чуть позже, я понял, что моя работа напоминает состязание на суперсовременном японском мотоцикле с рамой из углеродного волокна, управляемым компьютером двигателем, устройство которого я понимаю лишь в очень общих чертах с простым новозеландским стариком-изобретателем, который разобрал и собрал свой мотоцикл девятьсот бородатого года несколько раз, вручную его допилил, и установил рекорд на десятки лет вперёд.