Конформист
Люблю работу, которая не требовательна к времени начала рабочего дня. Вчера я припёрся в десять часов утра, сегодня - в восемь, и меня остановила закрытая дверь, у меня нет ключей. К счастью минут через пять в коридоре замаячил один из коллег старой закалки, привыкший к определённому унифицированному графику, чего современный креакл не понимает и не приемлет. Идиосинкразия к ранним подъёмам берёт своё начало со старших классов, студенчества (встаньте-ка на физкультуру к 8 часам) и далее с работы на заводе, где вставать приходилось вообще засветло. Всё лето. Всё лето я ложился спать ровно в 10 часов вечера, после выпуска "Спокойной ночи, малыши", перед программой "Время", которую тогда уже никто не смотрел.
Ну так вот, вошёл я, с помощью седовласого коллеги, который, кстати, был очень толстым троллем, и тщательно скрывающимся антисоветчиком со стажем, в тёмное просторное помещение и прямиком сел за свой компьютер. Дело требовало продолжать начатое вчера, работать над диссертацией, делать проект на конкурс. Меня окружала тишина. В углах просторных комнат притаились полутени, которые были изгнаны лишь час-полтора спустя. Сотрудники подтягивались к рабочим местам. В атмосфере появились разговоры о даче, о машинах, о планируемых развлечениях на праздниках. Словом, рабочий день в научно - исследовательском центре начался. Спустя ещё некоторое время из-за перегородки, отделявшей соседнее помещение, послышался мат и ор. Рабочий день в отделе по внедрению новой техники тоже начался.
Мне показалось, что наступило самое время, чтобы сделать небольшой перерыв. Посетить уборную, сделать чай. В коридоре, на пути в туалет, обнаружилась разбитая посуда. Она лежала на прямом пути, она лежала на обратном, никто её не трогал, это не входило в обязанности сотрудников на этаже N. Я вернулся за свой компьютер и включил плеер, изолировавшись от внешнего мира наушниками и работая в ритме музыки.
Расчёты шли своим чередом, проект компоновался и рисунки вставали на свои места в нужном масштабе, пока не наступил обед. Меня позвали в ресторан на 4 этаже. Я отказался и пошёл в столовую на 3. Сотрудники могли потратить двести-триста рублей на обед, но купить печеньки к чаю на всех являлось для них трудностью. Поначалу печеньки покупал только я, но позже начали подтягиваться и остальные. Если бы они ещё покупали кофе, это было бы идеально. У нас даже завели специальную систему - выпил чашку кофе, ставь палочку в специальном листочке. Я не ставил палочки, но покупал кофе уже дважды, последний раз засыпая новую порцию в бункер кофемашины, в котором осталось несколько зёрен от моей же предпоследней неудачной закупки кофе. Наблюдая ситуацию с палочками, я сделал вывод, что сделать собственную оценку относительно выпитого кофе для многих людей представляет большую сложность.
Столовая на 3 этаже представляла собой крайне интересное экономическое явление: стандартный комплексный обед стоил 65 рублей, а любой отличающийся набор из произвольных блюд из меню мог вытянуть и на все 200. Интересна даже не разница, понятно, что столовая вынуждена производить так называемое перекрёстное субсидирование, облагая множество нестандартных блюд из меню дополнительным налогом. Самое интересное - это поведение людей. Ни разу не видел длинной очереди за комплексным обедом, но за то длинная очередь часто возникает за не комплексными обедами. Наблюдая эту ситуацию, я сделал вывод, что для человека отнюдь не свойственно рациональное экономическое поведение.
Расправившись со своим комплексным обедом, я пошёл на свой этаж, в свой кабинет, к своему компьютеру. Сегодня я продолжил работать сразу же после обеда. Это время также приятно, потому что я частенько прихожу в пустой кабинет, когда остальные сотрудники ещё обедают. Многое из своей необходимой работы я закончил раньше официального конца рабочего дня, поэтому стал читать новости, и слушал, что происходит рядом.
Коллеги обсуждали проблемы экранопланов, дескать какое было супероружие, можно было бы покрывать дикие расстояние. Аргументы вроде того, что они летают низко-низко и им нужна ровная поверхность не проходили. Мало-по-малу разговор увял и все пялились в свои мониторы о своём. Где-то со стороны обсуждали проблемы общения полов, получения водительских прав, которые нонече и купить нельзя, и на экзаменах валят.
Один из коллег, занимающийся вопросами прочности, ни с того ни с сего затронул проблемы сексуальных меньшинств.
- Сегодня гомосексуалисты, завтра - все остальные, - говорил он. - То же самое в Германии было... Эээх.
Абсолютному большинству на это нечего было сказать. Тема гомосексуализма обходила их жизнь стороной. Кто-то высказался:
- Гей-парад... ну это слишком!
Но самое интересное заключалось в человеке, который сидел спиной к основной дискуссии. Незаметный такой инженеришка, сидел себе и чертил в Юниграфиксе модели и чертежи. Как правило, приходил на работу к 8, стабильно и без опозданий. Это позволяло ему уходить с работы в 16:45. В спорах участия не принимал, порочащих связей не имел. Он повернулся к аудитории всем корпусом и сказал:
- Ненавижу пидарасов! Всё бы сделал, чтобы мой ребёнок гадов не видел, - к слову сказать, он одной рукой выжимал 70 килограмм, у него и динамометр был, - вот кого угодно, а этих не терплю. Чтобы они ещё и на улицах были, и дети это видели... не бывать этому. Я лично за все эти законы. Мало того, лечить их всех надо, это больные люди. И ещё эти ненормальные учебники в школах. Я такой учебник забрал у ребёнка и сам сжёг!
Я пожалел бедных детей с окраин Митино, Ховрино, Химок, чего-нибудь-ещё, которые в окружении своих прекрасных шестнадцатиэтажных зданий увидят пёструю толпу, приплясывающую на разный манер, с редким количеством фриковатых эксгибиционистов и заразятся гомосексуализмом воздушно-капельным путём. В обычной жизни они этих эксгибиционистов как правило наблюдают в обстановке крошечных скверов и без разноцветного плюмажа на голове.
После зажигательного спича, он остановился внезапно. Глаза его были устремлены в пространство, лицо излучало решимость бороться с проказой гомосексуализма. Зачинщик дискуссии опасливо обернулся на него, но ничего не сказал, может быть, потому что сам являлся отцом.
Гомофаг повернулся, спустя некоторое время, присел на своё кресло и продолжил работать, не отвлекаясь на разговоры. Наступало его время, время больших перемен.
Ну так вот, вошёл я, с помощью седовласого коллеги, который, кстати, был очень толстым троллем, и тщательно скрывающимся антисоветчиком со стажем, в тёмное просторное помещение и прямиком сел за свой компьютер. Дело требовало продолжать начатое вчера, работать над диссертацией, делать проект на конкурс. Меня окружала тишина. В углах просторных комнат притаились полутени, которые были изгнаны лишь час-полтора спустя. Сотрудники подтягивались к рабочим местам. В атмосфере появились разговоры о даче, о машинах, о планируемых развлечениях на праздниках. Словом, рабочий день в научно - исследовательском центре начался. Спустя ещё некоторое время из-за перегородки, отделявшей соседнее помещение, послышался мат и ор. Рабочий день в отделе по внедрению новой техники тоже начался.
Мне показалось, что наступило самое время, чтобы сделать небольшой перерыв. Посетить уборную, сделать чай. В коридоре, на пути в туалет, обнаружилась разбитая посуда. Она лежала на прямом пути, она лежала на обратном, никто её не трогал, это не входило в обязанности сотрудников на этаже N. Я вернулся за свой компьютер и включил плеер, изолировавшись от внешнего мира наушниками и работая в ритме музыки.
Расчёты шли своим чередом, проект компоновался и рисунки вставали на свои места в нужном масштабе, пока не наступил обед. Меня позвали в ресторан на 4 этаже. Я отказался и пошёл в столовую на 3. Сотрудники могли потратить двести-триста рублей на обед, но купить печеньки к чаю на всех являлось для них трудностью. Поначалу печеньки покупал только я, но позже начали подтягиваться и остальные. Если бы они ещё покупали кофе, это было бы идеально. У нас даже завели специальную систему - выпил чашку кофе, ставь палочку в специальном листочке. Я не ставил палочки, но покупал кофе уже дважды, последний раз засыпая новую порцию в бункер кофемашины, в котором осталось несколько зёрен от моей же предпоследней неудачной закупки кофе. Наблюдая ситуацию с палочками, я сделал вывод, что сделать собственную оценку относительно выпитого кофе для многих людей представляет большую сложность.
Столовая на 3 этаже представляла собой крайне интересное экономическое явление: стандартный комплексный обед стоил 65 рублей, а любой отличающийся набор из произвольных блюд из меню мог вытянуть и на все 200. Интересна даже не разница, понятно, что столовая вынуждена производить так называемое перекрёстное субсидирование, облагая множество нестандартных блюд из меню дополнительным налогом. Самое интересное - это поведение людей. Ни разу не видел длинной очереди за комплексным обедом, но за то длинная очередь часто возникает за не комплексными обедами. Наблюдая эту ситуацию, я сделал вывод, что для человека отнюдь не свойственно рациональное экономическое поведение.
Расправившись со своим комплексным обедом, я пошёл на свой этаж, в свой кабинет, к своему компьютеру. Сегодня я продолжил работать сразу же после обеда. Это время также приятно, потому что я частенько прихожу в пустой кабинет, когда остальные сотрудники ещё обедают. Многое из своей необходимой работы я закончил раньше официального конца рабочего дня, поэтому стал читать новости, и слушал, что происходит рядом.
Коллеги обсуждали проблемы экранопланов, дескать какое было супероружие, можно было бы покрывать дикие расстояние. Аргументы вроде того, что они летают низко-низко и им нужна ровная поверхность не проходили. Мало-по-малу разговор увял и все пялились в свои мониторы о своём. Где-то со стороны обсуждали проблемы общения полов, получения водительских прав, которые нонече и купить нельзя, и на экзаменах валят.
Один из коллег, занимающийся вопросами прочности, ни с того ни с сего затронул проблемы сексуальных меньшинств.
- Сегодня гомосексуалисты, завтра - все остальные, - говорил он. - То же самое в Германии было... Эээх.
Абсолютному большинству на это нечего было сказать. Тема гомосексуализма обходила их жизнь стороной. Кто-то высказался:
- Гей-парад... ну это слишком!
Но самое интересное заключалось в человеке, который сидел спиной к основной дискуссии. Незаметный такой инженеришка, сидел себе и чертил в Юниграфиксе модели и чертежи. Как правило, приходил на работу к 8, стабильно и без опозданий. Это позволяло ему уходить с работы в 16:45. В спорах участия не принимал, порочащих связей не имел. Он повернулся к аудитории всем корпусом и сказал:
- Ненавижу пидарасов! Всё бы сделал, чтобы мой ребёнок гадов не видел, - к слову сказать, он одной рукой выжимал 70 килограмм, у него и динамометр был, - вот кого угодно, а этих не терплю. Чтобы они ещё и на улицах были, и дети это видели... не бывать этому. Я лично за все эти законы. Мало того, лечить их всех надо, это больные люди. И ещё эти ненормальные учебники в школах. Я такой учебник забрал у ребёнка и сам сжёг!
Я пожалел бедных детей с окраин Митино, Ховрино, Химок, чего-нибудь-ещё, которые в окружении своих прекрасных шестнадцатиэтажных зданий увидят пёструю толпу, приплясывающую на разный манер, с редким количеством фриковатых эксгибиционистов и заразятся гомосексуализмом воздушно-капельным путём. В обычной жизни они этих эксгибиционистов как правило наблюдают в обстановке крошечных скверов и без разноцветного плюмажа на голове.
После зажигательного спича, он остановился внезапно. Глаза его были устремлены в пространство, лицо излучало решимость бороться с проказой гомосексуализма. Зачинщик дискуссии опасливо обернулся на него, но ничего не сказал, может быть, потому что сам являлся отцом.
Гомофаг повернулся, спустя некоторое время, присел на своё кресло и продолжил работать, не отвлекаясь на разговоры. Наступало его время, время больших перемен.