потому что
А через пятнадцать дней он только порой агонизирующе подергивался, у него свербило в горле и жутко ныл рассаженый палец.
Да. Мой тридцативосьмилетний Друг, мы будем ездить к этому дому, пока я не пожелаю ему счастья и не пойду к другому, как говорится в одной старой пословичке. И я снова застоплю машину на углу холодных улиц, и в следующий раз дверь прищемит мне все пальцы - так, чтоб сразу. И, может быть, я даже пойду заниматься делом. Я запоминаю возраста людей лучше, чем имена. Я помню одно имя, какое ношу орденом во внутреннем кармане рюкзака. Другие я различаю плохо и зрение у меня не очень. Мы скоро идем к сорокалетнему на концерт и напьемся там, как ангелы по вечерам пьют в чистилище, as it is. Друг, мне больно. Понимаешь? Еще немного, и я пойду преподавать английский, но не туда, куда я хочу, а прыщавым физматам в политехническом. Б-г должен мной гордиться, я не поминала его имя всуе, даже когда вчера увидела кровавый шматок у основания ногтя, я начала смеяться и я хорошая девочка. Друг, я уже второй раз прихожу умирать на Васильевский Остров, потому что я Лолита, а вы не читали. И про местного Бродского это была шутка, моя научрук как раз выбрала мне тему для диплома по его англоязычной поэзии, а я не люблю английский, я русский люблю. Хау ду ю ду, души-потемки погашенных окон? Друг, я хочу войти в вагон метро и увидеть его, в вагоне метро невозможно положить трубку, потому что связь не ловит. Кажется, у меня ангина или рак горла, я не знаю. Я скорее молотый перец чем ваниль, поэтому не могу сказать, что там свербят несказанные слова. Вчера меня обнимал юный мальчик, я надела на голову пакет (себе) и - а вот он и позвонил мне, я до последнего ждала, что там высветится другое имя, но нет. Я сказала ему, что мне сейчас очень нужна рука, не та, которую лермонтовски некому подать, а левая, чтобы печатать этот пост; сейчас это важно. Я не могу целоваться с другими. Был гитарист в Ярославле, но он играет мне Компаньеру и Форэвайл и тем же вечером снимал телок в Коктейле, а значит, летального исхода не может быть. Друг, я вчера точно простудилась под окнами, какие там к чертовой матери поцелуи. А сегодня я еще преподаю и после того, что случилось на ступеньках Балтийского дома со всеми нами, я не знаю, что делать. Надо составлять программу и надо... а что надо, если я не войду в красную дверь? Пожалуй, это сейчас важнее всего. Друг, мой кофе остыл, главное, чтобы у него никогда не остывал. И у тебя. Иначе все будет совсем плохо.
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя
Да. Мой тридцативосьмилетний Друг, мы будем ездить к этому дому, пока я не пожелаю ему счастья и не пойду к другому, как говорится в одной старой пословичке. И я снова застоплю машину на углу холодных улиц, и в следующий раз дверь прищемит мне все пальцы - так, чтоб сразу. И, может быть, я даже пойду заниматься делом. Я запоминаю возраста людей лучше, чем имена. Я помню одно имя, какое ношу орденом во внутреннем кармане рюкзака. Другие я различаю плохо и зрение у меня не очень. Мы скоро идем к сорокалетнему на концерт и напьемся там, как ангелы по вечерам пьют в чистилище, as it is. Друг, мне больно. Понимаешь? Еще немного, и я пойду преподавать английский, но не туда, куда я хочу, а прыщавым физматам в политехническом. Б-г должен мной гордиться, я не поминала его имя всуе, даже когда вчера увидела кровавый шматок у основания ногтя, я начала смеяться и я хорошая девочка. Друг, я уже второй раз прихожу умирать на Васильевский Остров, потому что я Лолита, а вы не читали. И про местного Бродского это была шутка, моя научрук как раз выбрала мне тему для диплома по его англоязычной поэзии, а я не люблю английский, я русский люблю. Хау ду ю ду, души-потемки погашенных окон? Друг, я хочу войти в вагон метро и увидеть его, в вагоне метро невозможно положить трубку, потому что связь не ловит. Кажется, у меня ангина или рак горла, я не знаю. Я скорее молотый перец чем ваниль, поэтому не могу сказать, что там свербят несказанные слова. Вчера меня обнимал юный мальчик, я надела на голову пакет (себе) и - а вот он и позвонил мне, я до последнего ждала, что там высветится другое имя, но нет. Я сказала ему, что мне сейчас очень нужна рука, не та, которую лермонтовски некому подать, а левая, чтобы печатать этот пост; сейчас это важно. Я не могу целоваться с другими. Был гитарист в Ярославле, но он играет мне Компаньеру и Форэвайл и тем же вечером снимал телок в Коктейле, а значит, летального исхода не может быть. Друг, я вчера точно простудилась под окнами, какие там к чертовой матери поцелуи. А сегодня я еще преподаю и после того, что случилось на ступеньках Балтийского дома со всеми нами, я не знаю, что делать. Надо составлять программу и надо... а что надо, если я не войду в красную дверь? Пожалуй, это сейчас важнее всего. Друг, мой кофе остыл, главное, чтобы у него никогда не остывал. И у тебя. Иначе все будет совсем плохо.
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя