нюансы перевода: Конан Дойль и домострой
Недавно обнаружила потрясающие трансформации, которые произошли с русским переводом "Затерянного мира".
В частности:
Глэдис сидела у окна, и ее гордый тонкий профиль оттеняла малиновая штора. Как она была прекрасна! И в то же время как далека от меня! Мы с ней были друзьями, большими друзьями, но мне никак не удавалось увести ее за пределы тех отношений, какие я мог поддерживать с любым из моих коллег-репортеров "Дейли-газетт", - чисто товарищеских, добрых и не знающих разницы между полами. Мне претит, когда женщина держится со мной слишком свободно, слишком смело. Это не делает чести мужчине. Если возникает чувство, ему должна сопутствовать скромность, настороженность - наследие тех суровых времен, когда любовь и жестокость часто шли рука об руку. Не дерзкий взгляд, а уклончивый, не бойкие ответы, а срывающийся голос, опущенная долу головка - вот истинные приметы страсти. (пер. Н. Волжиной)
Мизогиния и домострой, скажете? И напрасно, потому что в оригинале у Конан Дойля речь не совсем о том. Вернее, совсем не о том. Кстати, при чём тут "истинные приметы страсти"? А это остаток оригинала, цензурированного отечественным переводчиком:
She sat with that proud, delicate profile of hers outlined against the red curtain. How beautiful she was! And yet how aloof! We had been friends, quite good friends; but never could I get beyond the same comradeship which I might have established with one of my fellow-reporters upon the Gazette - perfectly frank, perfectly kindly, and perfectly unsexual. My instincts are all against a woman being too frank and at her ease with me. It is no compliment to a man. Where the real sex feeling begins, timidity and distrust are its companions, heritage from old wicked days when love and violence went often hand in hand. The bent head, the averted eye, the faltering voice, the wincing figure - these, and not the unshrinking gaze and frank reply, are the true signals of passion.
То есть у Конан Дойля речь идёт не о том, как "должна" вести себя женщина в обществе мужчины (у него и нет слова "должна" - у него написано "сопутствуют скромность и настороженность", а не "должны сопутствовать", и, кстати, не "скромность", а "робость" - если бы автор имел в виду скромность, он бы написал modesty) и уж тем более не про "честь", а о том, что Глэдис не воспринимает главного героя как мужчину, разговаривает с ним, как с подружкой - и он по этому поводу в отчаянии: трындец, я же её совсем не возбуждаю! Ну, я полагаю, что слова sex и sexual понятны даже тем, кто не знает английского, и понятно, что здесь речь идёт не о значении из учебника биологии (не о "половых клетках беспозвоночных"). Да, вот так вот - в Англии 1912 г. секс был, а у нас в СССР не было.
И старые времена не "суровые" (это слово в русском языке имеет много позитивных коннотаций, а в советской литературе так почти исключительно романтические), а wicked - злые, порочные (слово wicked точно не имело никаких позитивных коннотаций в эпоху Конан Дойля, не уверена, что они и сейчас появились). И не абстрактная "жестокость", а violence, "насилие". Думаю, английский джентльмен вспоминает тут об античной мифологии, в которой боги, воспылав страстью к нимфе, тут же бегут её насиловать. Речь идёт о страхе городской девушки из среднего класса перед неконтролируемой сексуальностью - своей и в особенности потенциального партнёра. Который, однако, сам и является признаком сексуальности, потому что где нет сексуальности - страха нет. Очень английское и очень викторианское, но никакой пропаганды домостроя - в которую этот пассаж превратила переводчица - тут и в помине нет.
А самое смешное, что в романе есть один настоящий домостроевец - профессор Челленджер. С ним фишка в том, что он демонстративно нарушает все принятые нормы поведения среднего класса и позирует в роли какого-то непонятного монстра. Так вот, его хамское обращение с женой почему-то в переводе тоже смягчили. В оригинале он обращается к своей жене woman (по-английски это ОЧЕНЬ грубо, даже наше "баба" не вполне эквивалентно). А в переводе отчего-то - "сударыня"!
Мои книги на Литресе
В частности:
Глэдис сидела у окна, и ее гордый тонкий профиль оттеняла малиновая штора. Как она была прекрасна! И в то же время как далека от меня! Мы с ней были друзьями, большими друзьями, но мне никак не удавалось увести ее за пределы тех отношений, какие я мог поддерживать с любым из моих коллег-репортеров "Дейли-газетт", - чисто товарищеских, добрых и не знающих разницы между полами. Мне претит, когда женщина держится со мной слишком свободно, слишком смело. Это не делает чести мужчине. Если возникает чувство, ему должна сопутствовать скромность, настороженность - наследие тех суровых времен, когда любовь и жестокость часто шли рука об руку. Не дерзкий взгляд, а уклончивый, не бойкие ответы, а срывающийся голос, опущенная долу головка - вот истинные приметы страсти. (пер. Н. Волжиной)
Мизогиния и домострой, скажете? И напрасно, потому что в оригинале у Конан Дойля речь не совсем о том. Вернее, совсем не о том. Кстати, при чём тут "истинные приметы страсти"? А это остаток оригинала, цензурированного отечественным переводчиком:
She sat with that proud, delicate profile of hers outlined against the red curtain. How beautiful she was! And yet how aloof! We had been friends, quite good friends; but never could I get beyond the same comradeship which I might have established with one of my fellow-reporters upon the Gazette - perfectly frank, perfectly kindly, and perfectly unsexual. My instincts are all against a woman being too frank and at her ease with me. It is no compliment to a man. Where the real sex feeling begins, timidity and distrust are its companions, heritage from old wicked days when love and violence went often hand in hand. The bent head, the averted eye, the faltering voice, the wincing figure - these, and not the unshrinking gaze and frank reply, are the true signals of passion.
То есть у Конан Дойля речь идёт не о том, как "должна" вести себя женщина в обществе мужчины (у него и нет слова "должна" - у него написано "сопутствуют скромность и настороженность", а не "должны сопутствовать", и, кстати, не "скромность", а "робость" - если бы автор имел в виду скромность, он бы написал modesty) и уж тем более не про "честь", а о том, что Глэдис не воспринимает главного героя как мужчину, разговаривает с ним, как с подружкой - и он по этому поводу в отчаянии: трындец, я же её совсем не возбуждаю! Ну, я полагаю, что слова sex и sexual понятны даже тем, кто не знает английского, и понятно, что здесь речь идёт не о значении из учебника биологии (не о "половых клетках беспозвоночных"). Да, вот так вот - в Англии 1912 г. секс был, а у нас в СССР не было.
И старые времена не "суровые" (это слово в русском языке имеет много позитивных коннотаций, а в советской литературе так почти исключительно романтические), а wicked - злые, порочные (слово wicked точно не имело никаких позитивных коннотаций в эпоху Конан Дойля, не уверена, что они и сейчас появились). И не абстрактная "жестокость", а violence, "насилие". Думаю, английский джентльмен вспоминает тут об античной мифологии, в которой боги, воспылав страстью к нимфе, тут же бегут её насиловать. Речь идёт о страхе городской девушки из среднего класса перед неконтролируемой сексуальностью - своей и в особенности потенциального партнёра. Который, однако, сам и является признаком сексуальности, потому что где нет сексуальности - страха нет. Очень английское и очень викторианское, но никакой пропаганды домостроя - в которую этот пассаж превратила переводчица - тут и в помине нет.
А самое смешное, что в романе есть один настоящий домостроевец - профессор Челленджер. С ним фишка в том, что он демонстративно нарушает все принятые нормы поведения среднего класса и позирует в роли какого-то непонятного монстра. Так вот, его хамское обращение с женой почему-то в переводе тоже смягчили. В оригинале он обращается к своей жене woman (по-английски это ОЧЕНЬ грубо, даже наше "баба" не вполне эквивалентно). А в переводе отчего-то - "сударыня"!
Мои книги на Литресе