подменная идентичность, или Какой из меня Петруша Гринёв?
Недавно обсуждали с rayskiy_sergei подбор произведений для школьной программы, и мне опять вспомнились мои школьные проблемы с "Капитанской дочкой".
Дело даже не в том, что этот текст сложен для семиклассников. Дело в том, как его преподносить в школе, в 7-м ли, в 11-м ли классе. Я уже не застала советской трактовки, в которой Пугачёв был исторически прогрессивен, а Гринёв, бедняжка, этого не понимал. Но новая постсоветская трактовка для меня оказалась ещё более лживой. Меня заставляли идентифицироваться с Петрушей Гринёвым и твердить про "честь смолоду".
Пикантность же заключается в том, что мои предки по материнской линии - крепостные крестьяне Оренбуржья. Правда, родословная прослеживается только до середины 19-го века, но не нужно большой натяжки, чтобы представить себе: мои предки могли быть среди тех ужасных, с отрезанными носами и ушами людей, которые пытались повесить Гринёва. Гринёва, конечно, жалко, но идентифицироваться с ним для меня невозможно. Как и невозможно (тем более в 13 лет) понять, отчего он так взъелся на Швабрина, когда тот предложил подарить Маше пару серёг. Какая, блин, честь смолоду? Моих предков пороли на конюшне, их женщин барин матросил направо и налево.
Получается всё шиворот-навыворот. "Капитанская дочка" в школе предназначена для приобщения к некоей "нашей истории" и "нашей культуре", но именно потому, что я-то свою историю немного знаю, для меня школьная история - не моя. Кто эти "мы", что за "наше"? Не является ли это приобщение - формой манкуртизации, подменой? Только человек, напрочь лишённый реальной исторической памяти, может без размышлений принимать пространство, в котором сосуществуют красноармейцы в будённовках и барышни в кринолинах, лепечущие по-французски, как "наше".
Маразматический вывод постколониализма - "нам не нужен Шекспир, потому что он писал для белых англосаксов" - при всей своей маразматичности, является ответом на реально существующий вопрос. То, что ответ неправильный, не меняет существа вопроса.
Парадокс заключается в том, что литература действительно эффективно служит инструментом обеспечения исторической и культурной преемственности (как растащили на цитаты Грибоедова! как мы узнаём друг друга по ключевым фразам из Стругацких!). Но только тогда, когда ей не навязывают эту функцию и не конструируют эту преемственность по заранее заданному шаблону.
Дело даже не в том, что этот текст сложен для семиклассников. Дело в том, как его преподносить в школе, в 7-м ли, в 11-м ли классе. Я уже не застала советской трактовки, в которой Пугачёв был исторически прогрессивен, а Гринёв, бедняжка, этого не понимал. Но новая постсоветская трактовка для меня оказалась ещё более лживой. Меня заставляли идентифицироваться с Петрушей Гринёвым и твердить про "честь смолоду".
Пикантность же заключается в том, что мои предки по материнской линии - крепостные крестьяне Оренбуржья. Правда, родословная прослеживается только до середины 19-го века, но не нужно большой натяжки, чтобы представить себе: мои предки могли быть среди тех ужасных, с отрезанными носами и ушами людей, которые пытались повесить Гринёва. Гринёва, конечно, жалко, но идентифицироваться с ним для меня невозможно. Как и невозможно (тем более в 13 лет) понять, отчего он так взъелся на Швабрина, когда тот предложил подарить Маше пару серёг. Какая, блин, честь смолоду? Моих предков пороли на конюшне, их женщин барин матросил направо и налево.
Получается всё шиворот-навыворот. "Капитанская дочка" в школе предназначена для приобщения к некоей "нашей истории" и "нашей культуре", но именно потому, что я-то свою историю немного знаю, для меня школьная история - не моя. Кто эти "мы", что за "наше"? Не является ли это приобщение - формой манкуртизации, подменой? Только человек, напрочь лишённый реальной исторической памяти, может без размышлений принимать пространство, в котором сосуществуют красноармейцы в будённовках и барышни в кринолинах, лепечущие по-французски, как "наше".
Маразматический вывод постколониализма - "нам не нужен Шекспир, потому что он писал для белых англосаксов" - при всей своей маразматичности, является ответом на реально существующий вопрос. То, что ответ неправильный, не меняет существа вопроса.
Парадокс заключается в том, что литература действительно эффективно служит инструментом обеспечения исторической и культурной преемственности (как растащили на цитаты Грибоедова! как мы узнаём друг друга по ключевым фразам из Стругацких!). Но только тогда, когда ей не навязывают эту функцию и не конструируют эту преемственность по заранее заданному шаблону.