Весьма уважаемый мною историк В.А. Шнирельман опубликовал недавно статью, в которой изложил как раз те сомнения, которые мучили меня много лет - в отношении методологических ограничений реконструкции праиндоевропейских реалий быта и культуры по словарным данным. Причём на обширном этнографическом материале.
Шнирельман В.А. Междисциплинарный подход и этногенез Я-то баловалась пустячками типа реконструкции латинского *coccolatum из европейских обозначений шоколада, а тут множество познавательных фактов. Например, что некоторые племена охотников-собирателей поливают поля диких растений (притом сами не сажают). В популярных представлениях, никаких промежуточных форм между земледелием и собирательством не бывает: история земледения излагается так, что кто-то увидел всходы оброненных семян, догадался посадить специально, и с тех пор все радостно стали пахать и сеять. А оказывается, не факт. И вот у этих индейцев в языке есть слова "поле" и "поливать", как если бы они были земледельцами. А слова "сеять" нет.
Вообще же интересный вопрос: откуда вообще появляются новые слова? Вот, например, для праиндоевропейского реконструируется слово "железо" (и соответствующая реалия). Но ведь железа раньше не было. Положим, первое племя открыло для себя способ выплавить железо. Откуда взять название для нового материала? Заимствовать не у кого, другие ещё железа не выплавляют. Ну, можно назвать как-нибудь типа "серая бронза" или "дешёвая бронза". Это значит, что исходник означал бронзу, а не железо. Окей, а у бронзы название откуда взялось? Перенесли на неё название меди? А в честь чего медь назвали?
Более или менее ясно только с золотом - там название явно по цвету "жёлтое". Но названия металлов, из которых делали орудия, вряд ли перенесены с золота.
И да, русское слово "чугун" происходит от тюркского cojun "медь", заимствованного уже в весьма недавнее время.