прелесть - в нее впасть надо постараться
ПРЕЛЕСТЬ (в аскетическом смысле).
Все-таки мне непонятно, как в нее устойчиво впадать.
Обычный религиозно озабоченный человек по синусоиде живет, несколько раз на дню впадая и в прелесть, и в смирение - и выпадая из оных. Это кольцо, поэтому можно начать откуда угодно:
…-гордость (условно пускай это будет вершина)-падение-самоуничижение (условно - нижняя точка)-смирение-благодать-гордость-падение- само… и т.д..
Впасть в устойчивую прелесть все-таки трудно, если не оторваться начисто от реальности, ну как при психозе. Как я общаюсь с окружающими - главный критерий реальности моих религ.переживаний. Какие бы видения и откровения я ни видал, если я при этом зол на противного соседа, дерьмо им цена, этим видениям и откровениям.
Это типа гомеостатический механизм, есть обратная связь: падение - устраняющая состояние постоянной прелести.
Держи ум во аде и не отчаивайся (Силуан) и прочие парадоксы призваны соединить две крайности и избавить от синусоиды. Что по-человечески не слишком возможно.
Однако упорно пребывать в прелести - это надо очень постараться. Как сложно любому человеку постараться стать устойчивым психотиком или подлецом - не получится нарочно.
Вот Брянчанинов пугает прелестью и приводит пример - но это именно пример такого человека, над которым все смеются. Вряд ли это такая уж опасная прелесть. В смысле - опасная для других. Опасная была бы типа, когда все хвалят и восхищаются. Но это скорее касается императоров, политиков и звездных старцев. А тут все видят убогого человека, пример неудачный.
Зиму 1828/1829 года проводил я в Площанской пустыни (Орловской епархии). В то время жил там старец, находившийся в прелести. Он отсек себе кисть руки, полагая исполнить этим евангельскую заповедь, и рассказывал всякому, кому угодно было выслушать его, что отсеченная кисть руки соделалась святыми мощами, что она хранится и чествуется благолепно в Московском Симонове монастыре, что он, старец, находясь в Площанской пустыни в пятистах верстах от Симонова, чувствует, когда Симоновский архимандрит с братиею прикладываются к руке. Со старцем делалось содрогание, причем он начинал шипеть очень громко: он признавал это явление плодом молитвы, но зрителям оно представлялось извращением себя, достойным лишь сожаления и смеха. Дети, жившие в монастыре по сиротству, забавлялись этим явлением и копировали его перед глазами старца. Старец приходил в гнев, кидался то на одного, то на другого мальчика, трепал их за волоса. Никто из почтенных иноков обители не мог уверить прельщенного, что он находится в ложном состоянии, в душевном расстройстве.
Все-таки мне непонятно, как в нее устойчиво впадать.
Обычный религиозно озабоченный человек по синусоиде живет, несколько раз на дню впадая и в прелесть, и в смирение - и выпадая из оных. Это кольцо, поэтому можно начать откуда угодно:
…-гордость (условно пускай это будет вершина)-падение-самоуничижение (условно - нижняя точка)-смирение-благодать-гордость-падение- само… и т.д..
Впасть в устойчивую прелесть все-таки трудно, если не оторваться начисто от реальности, ну как при психозе. Как я общаюсь с окружающими - главный критерий реальности моих религ.переживаний. Какие бы видения и откровения я ни видал, если я при этом зол на противного соседа, дерьмо им цена, этим видениям и откровениям.
Это типа гомеостатический механизм, есть обратная связь: падение - устраняющая состояние постоянной прелести.
Держи ум во аде и не отчаивайся (Силуан) и прочие парадоксы призваны соединить две крайности и избавить от синусоиды. Что по-человечески не слишком возможно.
Однако упорно пребывать в прелести - это надо очень постараться. Как сложно любому человеку постараться стать устойчивым психотиком или подлецом - не получится нарочно.
Вот Брянчанинов пугает прелестью и приводит пример - но это именно пример такого человека, над которым все смеются. Вряд ли это такая уж опасная прелесть. В смысле - опасная для других. Опасная была бы типа, когда все хвалят и восхищаются. Но это скорее касается императоров, политиков и звездных старцев. А тут все видят убогого человека, пример неудачный.
Зиму 1828/1829 года проводил я в Площанской пустыни (Орловской епархии). В то время жил там старец, находившийся в прелести. Он отсек себе кисть руки, полагая исполнить этим евангельскую заповедь, и рассказывал всякому, кому угодно было выслушать его, что отсеченная кисть руки соделалась святыми мощами, что она хранится и чествуется благолепно в Московском Симонове монастыре, что он, старец, находясь в Площанской пустыни в пятистах верстах от Симонова, чувствует, когда Симоновский архимандрит с братиею прикладываются к руке. Со старцем делалось содрогание, причем он начинал шипеть очень громко: он признавал это явление плодом молитвы, но зрителям оно представлялось извращением себя, достойным лишь сожаления и смеха. Дети, жившие в монастыре по сиротству, забавлялись этим явлением и копировали его перед глазами старца. Старец приходил в гнев, кидался то на одного, то на другого мальчика, трепал их за волоса. Никто из почтенных иноков обители не мог уверить прельщенного, что он находится в ложном состоянии, в душевном расстройстве.