Планеты Обезьян 1 - 4
Оригинальную «Планету Обезьян» упрекнуть в чем-то по существу довольно сложно, дитя своего времени - нф-рассказ про космические путешествия и контакт с другими цивилизациями, наставляющий аудиторию в «золотом правиле этики» и напоминающий о ядерной угрозе. Культурологическую сторону моего внутреннего зрителя единственно разочаровало, что за кадром остались подробности общественного устройства обезьянего мира и истории его становления, особенно чем функции касты орангутангов отличались от функций шимпанзе. Орангутанги вроде бы вели себя, как правящая каста жрецов, но доктор Зариус при этом назывался министром Науки и вообще был осведомлен о всем на свете лучше, чем Зира с Корнелиусом. Имплицитно прописанная идеология франшизы, впрочем представляется, что не так уж и сложна - мудрые обезьяны почувствовали, что шерсть на их подбородках растет не зря и выбрали придерживаться исконной примордиальной традиции, с пути которой люди примерно на той же ступени развития в свое время свернули. Проявление этого историософского измерения делает понятной опасность для обезьян даже знать о возможности человеческой цивилизации, от которой орангутанги их заботливо охраняют.
Сиквел как будто бы делал шаг в направлении развития мира планеты обезьян, в самом начале кастовая система была наглядно продемонстрирована в процессе утраты авторитета жреческим сословием и перехода власти к воинам, первого шага к утере Традиции, и стало понятно, что обезьяны обречены пройти весь тот путь, который выпал людям и в этом русле сюжет разворачивается до логического конца. Механизм, уничтожавший Землю, привели в действие обезьяны, не ведая, что творят, уже после своей победы, когда никакой внешний враг не мог помешать им продолжать прежнее пасторально-демократическое существование. Секта культистов святого фаллаута не играет никакой роли ни в чем, выродившись до наступления полной атрофии того, за что бьются обезьяны: «Мы этичные существа, мы не убиваем своих врагов, мы заставляем их убивать друг друга»,- никакой другой конец ждать их не мог.
«Побег с Планеты обезьян» первые двадцать минут показывает потешных обезьян в костюмчиках, вокруг которых моет пол Геннадий Хазанов, такая грубая смена сцены действия для главных персонажей может развиваться только в двух направлениях - «Аббот и Костелло на Планете Обезьян» или «Зловещие Обезьяны», и слава первых частей обязывала не делать комедию, поэтому чем всё кончится можно было особо не гадать и сосредоточить внимание на деталях. В частности, узнать странную историю того, как обезьянам досталась Земля (что еще более странно - из уст Корнелиуса, который в первой серии вообще о прошлом людей ничего не знал). Идеологически фильм связан с предыдущими довольно обскурно, Зира и Корнелиус здесь - представители обезьянего мира, олицетворяющие собой надежду на золотой век гармоничного единения науки и этики, который в их мире так и не наступил, а в человеческом миф о нём уже помещал его в далеком прошлом. Обезьяны получили ещё один шанс на цивилизацию, отличную от человеческой и первой попытки обезьян (то, что эти две представляли собой одно и то же на протяжении всего фильма разными путями подчеркивается). Реализовываться это будет, впрочем, старым проверенным способом через мессию, явлением которого фильм завершается.
В четвертом фильме мессия вступает в свои права и то, на что в первый раз ушла не одна сотня лет теперь уложилось в тридцать. С точки зрения здравого смысла не может не возникнуть вопрос, как Цезарь планирует строить новый мир с братьями по крови, ничего общего кроме крови с ними не имея. В версии Корнелиуса переломный момент произошел когда из общей массы обезьян выделился тот, кто сказал: «Нет», - т.е. каким бы смелым новатором для своего времени он не был, все таки он был «одним из», с соответственным уровнем интеллектуального развития, Цезарь же не просто отстоит от тех, кого повел на восстание на условные две тысячи лет (хотя на самом деле, здесь даже нельзя представить пролегающую между тем, кто владеет речью и тем, кто её еще не обрел пропасть), но и вырос в каком-то изолированном месте, так что до самого последнего момента вообще ничего не знал о том, что обезьяны живут рядом с людьми. В любом случае, имея дело с надуманной ситуацией имеет смысл наиболее пристальным образом обратиться к её разрешению - в нем обычно заключено то, ради чего надумывалось все остальное. Прозрачным ходом было сделать посредником между людьми и восставшими обезьянами негра, Цезарь не единожды вынуждает того к сотрудничеству, этическим шантажом, напоминая о годах рабства и проводя соответствующие параллели, но и прислушивается к нему, останавливая на самом краю переход от сбрасывания оков к резне. Но более значимым становится «Нет», произнесенное другой обезьяной - первое слово, которое произнесли обезьяны на закате эпохи людей было тем же самым, что и при первой попытке, но теперь оно служило не тому, чтобы начать войну, а тому, чтобы её остановить, значит в какой-то степени попытка удалась.