Театр им. Маяковского. Генрик Ибсен «Враг народа»
Театр им. Маяковского. Генрик Ибсен «Враг народа». Версия Саши Денисовой. Экологическая катастрофа в двух действиях. Режиссер - Никита Кобелев
Наконец-то и театр заметил, что на дворе 2013 год. И что вода вокруг отравлена. И на ватных ногах, бочком, извиняясь и оправдываясь (нет-нет, вы не подумайте, мы только про птичек и водичку - про экологию) вышел на площадь. С белой ленточкой на месте бывшего красного банта. Разве это плохо, что улица постучалась в дверь и дверь отворилась? И неужели началось? Раз Бирнамский лес сошел с места и добрался до сцены Маяковки? Ведь, как известно, «никем и никаким врагом и бунтом ты не победим. Пока не двинется наперерез на Дунсинанский холм Бирнамский лес». И вот, пожалуйста, - «Химкинский лес» уже в двух шагах от Холма. И сейчас нам покажут, как убьют главного героя, как убили героического Михаила Бекетова.
Стоп-стоп. Конечно, все не так. И в мыслях такого не было, да и не театральное это дело - заниматься политической трескотней и оголтелой публицистикой. Однако! Хочешь того или нет, но молодые драматурги и режиссеры рады бы, но не могут не чувствовать предгрозовую атмосферу современности. Наша никак не «устаканивающаяся» «эпоха перемен» постоянно тревожит гражданские чувства и заставляет их (чувства) время от времени вырываться наружу.
И что не начинай ставить - переклички, параллели, пересечения выбранного драматургического материала с нынешней российской действительностью сведут с ума любого режиссера. Так уже было с «Пунтилой» Брехта-Карбаускиса, так теперь случилось с «Врагом народа» Ибсена-Денисовой-Кобелева.
О пьесе Ибсена и ее новой сценической версии
Разве пьеса Ибсена о том, что в лечебницы «федерального» курорта поступает отравленная вода? Это, понятно, лишь фабульные финтифлюшки. Не только вода там отравлена. Люди там отравлены. Жизнь там затхлая, гнилая, отравленная. И за разговорами об общественном благе скрываются лишь своекорыстие, лицемерие, жадность и продажность. И чтобы это продемонстрировать и выстраивается Ибсеном безупречная событийная канва. Примерно половина мировой драматургической классики именно про это: вот сидят милые, добрые, интеллигентные, богобоязненные люди, просто само воплощение добра, блага и христианской морали, но как только чем-то задеты их интересы и благополучие они тут же превращаются в злобных и безжалостных упырей, мстительных и беспощадных.
«Враг народа» Ибсена вполне себе постановочная пьеса для театра ХХI века. (Стоит ли ссылаться на недавние постановки от Остермайера и Додина до Гнездилова?) Не какой-нибудь Тредьяковский или Хемницер. Пружинистая, злободневная, правда, насквозь ницшеанская - «самый сильный человек на свете - это тот, кто наиболее одинок». (Но и поставить ее в ключе «и один в поле воин» - тоже вполне возможно.) Можно ли было делать новую версию - не сомневаюсь, можно. Но вариант Саши Денисовой меня не убедил.
Финтифлюшек («Все что вы хотели узнать об экологии, но боялись спросить» - любой учебник о природной среде просто меркнет на фоне той информации, которую Саша Денисова включает в текст пьесы) становится больше, вместо «врага народа» нам подкладывают «друга семьи» (выстраивая постоянно провисающую лирическую линию), страшный у Ибсена диктат «сплоченного большинства», которое травит героя, ослабляется «пуховиком»-интернетом с разными блогами и фейсбуками, что отчасти снимает абсолютную изоляцию героя в обществе, так важную для драматурга, и, наконец, финал с надеждой (как у Ибсена) начисто переписывается, более того, героя и вовсе убивают (так и хочется процитировать Чехова: «Я имел подлость убить сегодня эту чайку»).
Пьеса в результате стала более болтливой, газетной, водянистой. Пропала динамика, почти исчезло напряжение. Искривилась, просела в результате сюжетная парабола: система разочарований доктора Стокмана (начиная с родного брата и заканчивая обществом в целом) была заменена системой публицистических воззваний на фоне вялотекущей экологической риторики. Все попутные сюжеты, например, о пользе или вреде солнечных батарей, ветряков и приливных гидростанций бьют мимо цели, только отвлекают от сути происходящего. Уж если переписывать, то так, чтобы вновь потребовалось разрешение Министерства внутренних дел, как было в начале ХХ века во время постановки «Доктора Штокмана» в МХТ.
Вот это и волнует меня более всего: распадение драматургического материала, разрушение драматургического единства. Как опытный драматург-короед Саша Денисова подсаживает экологию как лирическую личинку под воротник Ибсена, делает пьесу более семейной, существенно повышая в текстовом растворе содержание жены и дочки главного героя, чтобы закономерно перейти к сентиментальному финалу. (На это работает, например, вставная новелла, в которой жена главного героя рассказывает о жизни на «северах».)
Еще раз. Дело не в том, что пьеса переписана. Дело в том, что в пьесу Ибсена вписана, врезана как глазок в дверь, самостоятельная пьеса Саши Денисовой. Отсюда и попытка режиссера удержаться на двух стульях при постоянном стремлении притянуть к середке две расползающиеся половинки.
И уж совсем неубедительным для меня получился финал. Если уж вы, создателя спектакля, решили укокошить главного героя, то нельзя просто отрубать у пьесы хвост и заменять его стрекозиными крылышками. У любой смерти в классической пьесе есть предвестники; предчувствие гибели появляется задолго до развязки, психологическая атмосфера сгущается и небо чернеет постепенно. У Ибсена главный герой остается жив, но то, что ему порвут брюки и разобьют в его доме окна понятно довольно быстро - драматург последовательно идет по тропке «проблемы будут, но надежда останется». А у Денисовой-Кобелева - как обухом по голове. К смерти Стокмана нас не подвели, нас не заставили переживать и бояться за героя. Раз вы его готовите на заклание, то настройте зал на сочувствие, на слезы, на скорбный «ох». И кто там может убить? Вот эта жалкая шелупонь? Вот эти трусливые слизняки? Конечно, у Ибсена убивать некому: «Да, не характерная ли черта - эта их гнусная трусость? Подите сюда, я вам покажу кое-что. Взгляните, вот тут все камни, которыми они швыряли в окна. Взгляните только. Ей-ей, во всей кучке не найдется больше двух-трех порядочных, крупных булыжников, а то все мелочь, щебень. А уж крику-то сколько было, угроз, клятвенных обещаний свернуть мне шею! На деле же в этом городе нельзя ожидать ничего серьезного!» Неужели талантливый драматург действительно считает, что можно радикально изменить финал никак не переписав, не «озлодеев» характеры персонажей?
И весь этот новый финал, вся эта лирика с мечтами о полете на Марс тоже никак не вытекает из всего хода пьесы. Не из ибсеновской, понятно, а даже из денисовской.
О режиссуре
Теперь, собственно, о режиссерской работе. На мой взгляд, спектакль поставлен виртуозно. Никита Кобелев свободно пользуется всем арсеналом современных режиссерских практик. Нормальная такая боевая режиссура в 3D. Вполне на уровне хитроумной и технически-продвинутой сценографии (художник-постановщик, автор мультимедиа Михаил Краменко), создающей скорее обстановку закоулков космического ангара нежели курорта Кавминвод.
Но все же, все же. Как бы поточнее охарактеризовать этот модный ныне режиссерский стиль. Стиль преследования героев своей постановки, заглядывания в их самые потаенные секреты. Этот режим «нос к носу» я бы назвал «стилем папарацци». Такими классическими «режиссерами-папарацци» являются Константин Богомолов и Кирилл Серебренников. Главное их качество: приближать зрителя к действительности чуть ближе, чем им - зрителям - хотелось бы. Иногда это дает потрясающий сценический эффект, а иногда публика невольно отводит глаза. А иногда и вовсе чувствует себя щенком, которого тычут сами знаете во что. Все дело в пропорциях, вкусе и мастерстве. Причем дело не в «чернухе» - иногда в самых невинных мелочах. Режиссеры-папарацци никогда не оставляют даже кусочка тайны у своих героев, весь товар бесцеремонно выкладывается на прилавок, всё идет на продажу.
И вот именно такое ощущение пребывания в свите режиссера-папарацци меня не покидало почти весь спектакль. Который три часа преследовал, преследовал несчастного доктора Стокмана, наконец, как леди Диану, загнал его в какой-то беспросветный тоннель, и только тут оставил на минуту в покое, отвел камеру в сторону и дал ему наконец спокойно умереть не под режиссерскими софитами.
Не подумайте ничего плохого. Если ставишь спектакль о сиюминутной повседневности, то ты просто обязан быть режиссером-папарацци. Современность - это то, что постоянно сует нос в твои дела. И раз современность - папарацци, то и режиссер спектакля о современности - тоже папарацци. Беда только в том, что не каждому зрителю хочется быть тоже папарацци, и даже просто таскаться следом за мастерами этого дела. А ощущение какой-то всеобщей неловкости в зале все же присутствовало.
Об актерах
Томас Стокман (Алексей Фатеев). Циолковский из Сочи. Смотрит под ноги, но видит звезды. Сильно, хорошо, смело.
Петер Стокман (Игорь Костолевский). Король Лир из ЖЭКа. Поразительно как он умеет на небольшом пятачке выглядеть всегда по императорски-губернаторски. Точно, продуманно, мастерски.
Катрине Стокман (Юлия Силаева). Мать-героиня. «Гляжу в озёра синие, в полях ромашки рву, зовут меня Россиею, россиюшкой зовут». Глубоко, сосредоточенно, но иногда задушевно и сдобно.
Петра (Наталья Палагушкина). Блогерша с «нетрадиционной гражданской позицией». Модный ныне документальный уровень достоверности в игре. Веришь, сочувствуешь, влюбляешься.
Мортен Хиль (Игорь Охлупин). Босс из бывших «красных директоров». Постаревший дракон. Харизматично, академично, высокохудожественно, образцово.
Ховстад (Сергей Удовик). Смершевец из расстрельной команды. Злодеи получаются все лучше и лучше. Причем без всяких штампов и нажима. Убедительно, въедливо, не отмоешься. Отличная работа!
Аслаксен (Константин Константинов). Гееобразный гель. Перетекающий, прилипчивый, с отменными деталями (платочек, лучезарно-подлая улыбка до ушей). Отвратительно-милый. Роль сделана из ничего, но как классно!
Бриллинг (Владимир Гуськов). Клоун на побегушках. Чего изволите. Ярко, бодро, нахально.
Надо ли идти на этот спектакль? Надо! Чтобы видеть как делают «врагов народа» из достойных людей.
P.S. А музыка, которой глушат монолог Стокмана-Фатеева, это не Чайковский, а Штраус! Об этом уже устала писать на своей странице в фейсбуке Юля Силаева, а все без толку.
P.P.S. Между прочим, восьмая премьера за сезон! Это после того, как у Арцибашева с грехом пополам выходило полторы. Вот что значит не воровать! Это же уму непостижимо! Причем, я знаю, например, сколько стоила одна только постановка «Врага народа» - а это цифра с шестью нулями (в рублях). Земной поклон и глубочайшая благодарность Леониду Ошарину и Миндаугасу Карбаускису.
На фото с сайта театра - сцена из спектакля. Слева направо: Наталья Палагушкина, Владимир Гуськов, Алексей Фатеев, Сергей Удовик.