Август, 19-е. Ровно пятнадцать лет назад...
Итак, 20-го августа около десяти часов утра из дверей РТСБ стал выползать гигантский российский флаг. Потом его часто показывали во всех документальных фильмах и хрониках, посвященных путчу. Только никто никогда не сказал, что этот флаг сшит на Товарно-сырьевой бирже, сшит Константином Боровым со товарищи. Этот флаг стал не только символом сопротивления хунте. Тем утром он помог объединить, свести воедино множество людей, рассеянных по огромному городу. До утра 20-го единственным очагом гражданского протеста оставался Дом правительства РСФСР - Белый Дом на Краснопресненской набережной, где собралось по разным оценкам от десяти до сорока тысяч человек. А в целом общество-то безмолвствовало. И, несмотря на призыв Ельцина/Лужкова к бессрочной политической стачке, в то утро большинство москвичей, лавируя между танками и другой бронетехникой, отправилось на работу. А зря.
Флаг длиной около ста метров всё выносили и выносили, брокеры его подхватывали и жиденькая колонна еле-еле стала двигаться по Кирова в сторону Лубянской площади. Нести флаг поначалу было трудновато - рук не хватало, разрывы между людьми достигали семи-восьми метров. Да и желающих подхватить триколор на улице что-то не нашлось - рядом, у центрального почтамта стояло несколько БМПешек, солдаты были вооружены, а офицеры сразу же стали активно переговариваться с начальством, сообщая о буче «капиталистов» из соседнего здания. Очень хорошо запомнил бабушку, которая подошла ко мне и неожиданно… зашипела - таким неприятным оказался ее скрипучий старческий голос. «Куда идете-то? Порядок нарушаете? Ворюги! Скоро из вас наворованное-то вытрясут!» И плюнула в колонну.
А мы потихоньку шли, правда, все время останавливались, поджидая застрявших в пробках коллег и сочувствующих. А возгласы из квартир над нами раздавались очень даже неодобрительные - сильно подозреваю, что тогда на Кирова, нынешней Мясницкой, проживало много бывших работников НКВД - ГПУ - МГБ - КГБ. Лубянка-то рядом. И вот мы вышли на пустую площадь Дзержинского… И как-то похолодело внутри. Честно говоря, я, как человек крайне трусливый, именно здесь ждал первого столкновения с верными ГКЧП войсками. Уж больно неприятно было чувствовать себя под прицелами снайперов и автоматчиков, сидевших в этом мрачном желто-черном здании. Было хорошо видно, что нашу еще очень малочисленную колонну снимают на кинопленку и фотографируют… Но власти промедлили и мы потихоньку стали спускаться вниз по проспекту Маркса в сторону гостиницы Москва и Манежной площади. И тут только язовцы-крючковцы зашевелились. Как же легко нас было запереть на улице Кирова! На просторе же широченного проспекта сделать это было гораздо труднее. И тут со стороны Малой Лубянки (улицы Дзержинского) появилась колонна бронетранспортеров. И машин десять-двенадцать попыталась прижать нас к бровке у Детского мира и заблокировать. Но - не вышло! Машины лавировали, лавировали, лавировали - да не вылавировали. Наша живая цепь все время «просачивалась» между БМП… Стало чуть легче - все поняли, что приказа стрелять и давить нас гусеницами - хотя бы пока - нет. Тоже хлеб.
Да, кстати. Ни Боровой, ни остальные люди в голове нашего шествия, мне кажется, толком не знали, куда удастся дойти - весь центр уже был забит военной техникой и солдатами. А пронесшийся по нашей цепи слух о намеченной остановке и коротком митинге на Манежной тут же улетучился - уже на подходе к Дому Союзов стало ясно, что на Манежную нам не попасть - по оси улицы Горького-Исторического музея впритирку стояли БМПешки. И мы начали поворачивать на Тверскую… Впереди, у Центрального Телеграфа, улица Горького тоже была наглухо перегорожена бронетехникой и армейскими грузовиками. А впереди этой «плотины» стояли люди в бронежилетах, касках и с автоматами… Собственно, на походе к телеграфу и наступил момент истины - или мы их, или они нас. Уверен: пара очередей поверх голов - и мы бы разбежались по подворотням (уточню - я бы разбежался точно), а уж если бы пару очередей более прицельно… ну понятно.
Да, собственно так я и представлял расстрел мирной демонстрации. Уж сколько таких столкновений с полицией в «странах капитала» я насмотрелся по телеку в детстве… О, как бы это было красиво: стрельба, люди пачками валятся на мостовую, я лежу на Тверской с простреленным сердцем, кровь заливает рубашку, я шепчу: «Мама, мама, прости», потухающий взор упирается в пасмурное небо, а сверху меня накрывает скомканный и пробитый пулями горящий российский флаг… Это же симфония! Штука посильнее «Лебединого озера»! Не случилось. И почему-то даже не жалею об этом…
Я твердо знал: советская власть не уступает никогда. Если улица перекрыта - значит, баста, суши весла. Мы медленно продолжали приближаться к бронебаррикаде… И тут случилось чудо. Взвыл броневичок, попятился грузовичок, расступились оловянные солдатики… Нам освободили проход! Рвачам и хапугам, расхитителям народного добра и будущим горе-прихватизаторам, нарушающим общественный порядок! Безоружным идиотам, вышедшим с нелепым флажком против разъяренного быка-гэка-чека и тэпэ… И тут впервые в нашей колонне раздался смех… Люди стали как-то нервно смеяться… Они струсили - не мы! Они разбежались - не мы! Они запачкали штанишки - не мы!
И мы, повеселевшие, двинулись вперед.
Какую-то моральную поддержку мы почувствовали только у Моссовета. Здесь нашему шествию искренне обрадовались, сверху на нас сыпались ксерокопированные указы Ельцина, из динамиков несся, по-моему, голос депутата Станкевича, раздавались первые кричалки. Что-то вроде: «Хуже ига Мамаева руководство Янаева» или «С нами Ельцин и Кобец - хунте наступил пиздец». И здесь впервые наше знамя стали подхватывать новые люди - те, кто по призыву Попова и Лужкова собрались той ночью и утром у здания градоначальника.
Да, стало значительно веселее. А потом была Пушка - Пушкинская площадь, с редакциями «Известий» и «Московских новостей». Из известинских окон торчали российские флаги, люди что-то кричали нам - мы кричали в ответ. Наша колонна все толстела и крепла. Разрывы между людьми сокращались и, наконец, мы пошли уже шаг в шаг друг за другом. И дошли до Маяковки, где стали сворачивать на Садовое кольцо в сторону Нового Арбата. Никогда не забуду, как кричали и махали нам из окон зала Чайковского балерины и танцовщики: «Ансамбль Моисеева с вами!», «Сейчас отрепетируем - и к вам!»
А потом мы проходили мимо посольства США и скандировали «Freedom, Freedom», а морпехи, стоявшие у ворот, отдавали нам честь. И махали, махали нам из окон своим волшебным звездно-полосатым… Такое забыть нельзя…
И дошли мы до Белого Дома, и затащили флаг на верхнюю площадку-балкон, откуда и выступали тогда оборонявшиеся, и выступал Ельцин и многие-многие другие… Мы уже знали, что победим. С Маратом мы ушли от Белого Дома довольно поздним вечером - оставаться на ночь сил уже не было, да и не знали мы тогда, что завтра всё уже кончится (на утро я вновь примчусь к Белому дому и именно там узнаю о полном провале путча и аресте его главных фигурантов). Но это будет завтра, а пока еще никто не знает, что впереди самая страшная ночь, гибель Комаря, Усова и Кричевского - светлая им память! И спасибо всем, кто провел тогда ночь у стен БД! Вы спасли нашу страну!
Много ли звездных часов выпадает за всю жизнь простому человеку? Этот мой многочасовой марш от Почтамта до Дома правительства с российским стягом - те самые звездные часы. В одной из листовок, которые появились в те дни, были в общем-то довольно банальные слова: «Нет ничего для человека выше любви и свободы». В те дни, в те часы мне с друзьями и единомышленниками удалось перевести нашу юную свободу, как девочку-дошкольницу, через дорогу, по которой очумело катились в тартарары обозы отступавшей, гибнущей, смердящей Советской Империи. И я очень рад, что один из пинков под зад этой кровавой империи принадлежит мне. Эй, империя, там у тебе на жо** отпечаток и моего башмака! Прощай, подружка!
Флаг длиной около ста метров всё выносили и выносили, брокеры его подхватывали и жиденькая колонна еле-еле стала двигаться по Кирова в сторону Лубянской площади. Нести флаг поначалу было трудновато - рук не хватало, разрывы между людьми достигали семи-восьми метров. Да и желающих подхватить триколор на улице что-то не нашлось - рядом, у центрального почтамта стояло несколько БМПешек, солдаты были вооружены, а офицеры сразу же стали активно переговариваться с начальством, сообщая о буче «капиталистов» из соседнего здания. Очень хорошо запомнил бабушку, которая подошла ко мне и неожиданно… зашипела - таким неприятным оказался ее скрипучий старческий голос. «Куда идете-то? Порядок нарушаете? Ворюги! Скоро из вас наворованное-то вытрясут!» И плюнула в колонну.
А мы потихоньку шли, правда, все время останавливались, поджидая застрявших в пробках коллег и сочувствующих. А возгласы из квартир над нами раздавались очень даже неодобрительные - сильно подозреваю, что тогда на Кирова, нынешней Мясницкой, проживало много бывших работников НКВД - ГПУ - МГБ - КГБ. Лубянка-то рядом. И вот мы вышли на пустую площадь Дзержинского… И как-то похолодело внутри. Честно говоря, я, как человек крайне трусливый, именно здесь ждал первого столкновения с верными ГКЧП войсками. Уж больно неприятно было чувствовать себя под прицелами снайперов и автоматчиков, сидевших в этом мрачном желто-черном здании. Было хорошо видно, что нашу еще очень малочисленную колонну снимают на кинопленку и фотографируют… Но власти промедлили и мы потихоньку стали спускаться вниз по проспекту Маркса в сторону гостиницы Москва и Манежной площади. И тут только язовцы-крючковцы зашевелились. Как же легко нас было запереть на улице Кирова! На просторе же широченного проспекта сделать это было гораздо труднее. И тут со стороны Малой Лубянки (улицы Дзержинского) появилась колонна бронетранспортеров. И машин десять-двенадцать попыталась прижать нас к бровке у Детского мира и заблокировать. Но - не вышло! Машины лавировали, лавировали, лавировали - да не вылавировали. Наша живая цепь все время «просачивалась» между БМП… Стало чуть легче - все поняли, что приказа стрелять и давить нас гусеницами - хотя бы пока - нет. Тоже хлеб.
Да, кстати. Ни Боровой, ни остальные люди в голове нашего шествия, мне кажется, толком не знали, куда удастся дойти - весь центр уже был забит военной техникой и солдатами. А пронесшийся по нашей цепи слух о намеченной остановке и коротком митинге на Манежной тут же улетучился - уже на подходе к Дому Союзов стало ясно, что на Манежную нам не попасть - по оси улицы Горького-Исторического музея впритирку стояли БМПешки. И мы начали поворачивать на Тверскую… Впереди, у Центрального Телеграфа, улица Горького тоже была наглухо перегорожена бронетехникой и армейскими грузовиками. А впереди этой «плотины» стояли люди в бронежилетах, касках и с автоматами… Собственно, на походе к телеграфу и наступил момент истины - или мы их, или они нас. Уверен: пара очередей поверх голов - и мы бы разбежались по подворотням (уточню - я бы разбежался точно), а уж если бы пару очередей более прицельно… ну понятно.
Да, собственно так я и представлял расстрел мирной демонстрации. Уж сколько таких столкновений с полицией в «странах капитала» я насмотрелся по телеку в детстве… О, как бы это было красиво: стрельба, люди пачками валятся на мостовую, я лежу на Тверской с простреленным сердцем, кровь заливает рубашку, я шепчу: «Мама, мама, прости», потухающий взор упирается в пасмурное небо, а сверху меня накрывает скомканный и пробитый пулями горящий российский флаг… Это же симфония! Штука посильнее «Лебединого озера»! Не случилось. И почему-то даже не жалею об этом…
Я твердо знал: советская власть не уступает никогда. Если улица перекрыта - значит, баста, суши весла. Мы медленно продолжали приближаться к бронебаррикаде… И тут случилось чудо. Взвыл броневичок, попятился грузовичок, расступились оловянные солдатики… Нам освободили проход! Рвачам и хапугам, расхитителям народного добра и будущим горе-прихватизаторам, нарушающим общественный порядок! Безоружным идиотам, вышедшим с нелепым флажком против разъяренного быка-гэка-чека и тэпэ… И тут впервые в нашей колонне раздался смех… Люди стали как-то нервно смеяться… Они струсили - не мы! Они разбежались - не мы! Они запачкали штанишки - не мы!
И мы, повеселевшие, двинулись вперед.
Какую-то моральную поддержку мы почувствовали только у Моссовета. Здесь нашему шествию искренне обрадовались, сверху на нас сыпались ксерокопированные указы Ельцина, из динамиков несся, по-моему, голос депутата Станкевича, раздавались первые кричалки. Что-то вроде: «Хуже ига Мамаева руководство Янаева» или «С нами Ельцин и Кобец - хунте наступил пиздец». И здесь впервые наше знамя стали подхватывать новые люди - те, кто по призыву Попова и Лужкова собрались той ночью и утром у здания градоначальника.
Да, стало значительно веселее. А потом была Пушка - Пушкинская площадь, с редакциями «Известий» и «Московских новостей». Из известинских окон торчали российские флаги, люди что-то кричали нам - мы кричали в ответ. Наша колонна все толстела и крепла. Разрывы между людьми сокращались и, наконец, мы пошли уже шаг в шаг друг за другом. И дошли до Маяковки, где стали сворачивать на Садовое кольцо в сторону Нового Арбата. Никогда не забуду, как кричали и махали нам из окон зала Чайковского балерины и танцовщики: «Ансамбль Моисеева с вами!», «Сейчас отрепетируем - и к вам!»
А потом мы проходили мимо посольства США и скандировали «Freedom, Freedom», а морпехи, стоявшие у ворот, отдавали нам честь. И махали, махали нам из окон своим волшебным звездно-полосатым… Такое забыть нельзя…
И дошли мы до Белого Дома, и затащили флаг на верхнюю площадку-балкон, откуда и выступали тогда оборонявшиеся, и выступал Ельцин и многие-многие другие… Мы уже знали, что победим. С Маратом мы ушли от Белого Дома довольно поздним вечером - оставаться на ночь сил уже не было, да и не знали мы тогда, что завтра всё уже кончится (на утро я вновь примчусь к Белому дому и именно там узнаю о полном провале путча и аресте его главных фигурантов). Но это будет завтра, а пока еще никто не знает, что впереди самая страшная ночь, гибель Комаря, Усова и Кричевского - светлая им память! И спасибо всем, кто провел тогда ночь у стен БД! Вы спасли нашу страну!
Много ли звездных часов выпадает за всю жизнь простому человеку? Этот мой многочасовой марш от Почтамта до Дома правительства с российским стягом - те самые звездные часы. В одной из листовок, которые появились в те дни, были в общем-то довольно банальные слова: «Нет ничего для человека выше любви и свободы». В те дни, в те часы мне с друзьями и единомышленниками удалось перевести нашу юную свободу, как девочку-дошкольницу, через дорогу, по которой очумело катились в тартарары обозы отступавшей, гибнущей, смердящей Советской Империи. И я очень рад, что один из пинков под зад этой кровавой империи принадлежит мне. Эй, империя, там у тебе на жо** отпечаток и моего башмака! Прощай, подружка!