Про шах и мат
Оригинал взят у az в Про шах и мат
Давно собирался записать эту историю, хотя те, кто меня знают лично, наверняка об этом слышали.
Я рос в обычной профессорской семье, заполненной бесчисленным множеством книг. В дом приходили всякие другие ученые люди. Все писали статьи, книги, защищали диссертации. Короче говоря, меня окружал мир образования, науки и культуры. В детстве меня каждый год возили в деревню, которая была на границе Нижегородской (тогда еще Горьковской) и Владимирской областей. В те времена там было крайне мало дачников и много местных. Местные говорили на своем обычном языке, то есть густо, но незлобно, матерились. Матерные слова мне приходилось слышать и в Москве, но именно в деревне я твердо усвоил, что это может быть не руганью, а частью обычной, часто безэмоциональной, речи. Вернувшись из деревни, я подолгу продолжал говорить на этой обычной деревенской фене, временами вводя в фрустрацию тот сегмент научного сообщества, который посещал наш дом.
Однажды моя бабушка, которая была профессором психологии, достала билеты в театр на Доктора Айболита. Билеты распространялись через университет и на спектакле присутствовали дети и внуки прочих сотрудников и частично сами эти сотрудники, так что бабушке было не скучно и без меня. Выглядел я в те времена примерно так:
Для особо торжественных выходов в свет ребенка одевали следующим образом. Хлопчатобумажные детские колготки, поверх них шорты, белая рубашка и галстук. Шорты были синими, рубашка белая, а колготки красные. Так что я выглядел как российский влаг, хотя в те времена никто и не знал, что у России будет такой специальный флаг.
Короче говоря, начался спектакль, я сижу с бабушкой где-то в первых рядах. Айболит выбежал за кулисы и выжидает в засаде, а еще не прошедший диспансеризацию злой Бармалей мечется по сцене в его поисках. По легенде у Бармалея сильно болел зуб и от того он был злой. Я, кстати, Бармалея вполне понимал и не мог до конца осуждать, потому что в те далекие времена люди не знали, что на самом деле страшнее---зубная боль или зубные врачи. Короче, он тоже метался и еще не знал, что будет сослан в Ленинград, где будет угощать детей пирогами и кренделями. Тем не менее, он уже пытался в тот момент наладить контакт с московскими детьми. Выбежав на середину сцены, Бармалей обратился к залу:
- Дети, а куда побежал доктор Айболит?
Тут аудитория разделилась на две части. Часть детей оказалась по-настоящему честными и начала показывать в ту сторону, куда побежал доктор. Остальные---те, кто, наоборот, нормальные, то есть те, кто по жизни отказываются сотрудничать со злодеями---стали показывать в противоположную сторону. И тут я начинал понимать весь смысл этой разводки и всю подлость выбора между честностью и выдачей Айболита. Когда дети перестали показывать пальцами в разные стороны и кричать, я встал в этих своих красных колготках, синих шортиках и в белой рубашке с галстуком и в воцарившейся на секунду тишине, объявил Бармалею:
- Да ты пиздюк!
Бедный Бармалей в долю секунды был этим тут же побежден, так что Горилле и Крокодилу уже осталось только завершить некоторые формальности, а доктор Айболит мог смело выходить из засады. Бабушка, напротив, была в шоке.
Видимо это послужило отправной точкой, и она решила начать борьбу с недопустимой в полемике с бармалеями лексикой. Для этого в ход пошла вся известная к тому моменту психологическая теория и даже практика. Матерные слова бабушка почему-то называла американскими, хотя было очевидно, что в деревне с гордым названием Сапун на реке Оке, где-то между Владимиром и Нижним Новгородом люди говорят как раз не на американском, а на своем родном языке.
Когда наступило лето, мы на дачном участке вырыли лопатой небольшую ямку, в которую мной были сказаны все известные мне к тому времени американские слова. После этого ямка была закопана, а американские слова захоронены. К сожалению или к счастью, но вся мощь психологической теории оказалось бессильной, и из затеи похоронить американские слова нихуя не вышло.
Давно собирался записать эту историю, хотя те, кто меня знают лично, наверняка об этом слышали.
Я рос в обычной профессорской семье, заполненной бесчисленным множеством книг. В дом приходили всякие другие ученые люди. Все писали статьи, книги, защищали диссертации. Короче говоря, меня окружал мир образования, науки и культуры. В детстве меня каждый год возили в деревню, которая была на границе Нижегородской (тогда еще Горьковской) и Владимирской областей. В те времена там было крайне мало дачников и много местных. Местные говорили на своем обычном языке, то есть густо, но незлобно, матерились. Матерные слова мне приходилось слышать и в Москве, но именно в деревне я твердо усвоил, что это может быть не руганью, а частью обычной, часто безэмоциональной, речи. Вернувшись из деревни, я подолгу продолжал говорить на этой обычной деревенской фене, временами вводя в фрустрацию тот сегмент научного сообщества, который посещал наш дом.
Однажды моя бабушка, которая была профессором психологии, достала билеты в театр на Доктора Айболита. Билеты распространялись через университет и на спектакле присутствовали дети и внуки прочих сотрудников и частично сами эти сотрудники, так что бабушке было не скучно и без меня. Выглядел я в те времена примерно так:
Для особо торжественных выходов в свет ребенка одевали следующим образом. Хлопчатобумажные детские колготки, поверх них шорты, белая рубашка и галстук. Шорты были синими, рубашка белая, а колготки красные. Так что я выглядел как российский влаг, хотя в те времена никто и не знал, что у России будет такой специальный флаг.
Короче говоря, начался спектакль, я сижу с бабушкой где-то в первых рядах. Айболит выбежал за кулисы и выжидает в засаде, а еще не прошедший диспансеризацию злой Бармалей мечется по сцене в его поисках. По легенде у Бармалея сильно болел зуб и от того он был злой. Я, кстати, Бармалея вполне понимал и не мог до конца осуждать, потому что в те далекие времена люди не знали, что на самом деле страшнее---зубная боль или зубные врачи. Короче, он тоже метался и еще не знал, что будет сослан в Ленинград, где будет угощать детей пирогами и кренделями. Тем не менее, он уже пытался в тот момент наладить контакт с московскими детьми. Выбежав на середину сцены, Бармалей обратился к залу:
- Дети, а куда побежал доктор Айболит?
Тут аудитория разделилась на две части. Часть детей оказалась по-настоящему честными и начала показывать в ту сторону, куда побежал доктор. Остальные---те, кто, наоборот, нормальные, то есть те, кто по жизни отказываются сотрудничать со злодеями---стали показывать в противоположную сторону. И тут я начинал понимать весь смысл этой разводки и всю подлость выбора между честностью и выдачей Айболита. Когда дети перестали показывать пальцами в разные стороны и кричать, я встал в этих своих красных колготках, синих шортиках и в белой рубашке с галстуком и в воцарившейся на секунду тишине, объявил Бармалею:
- Да ты пиздюк!
Бедный Бармалей в долю секунды был этим тут же побежден, так что Горилле и Крокодилу уже осталось только завершить некоторые формальности, а доктор Айболит мог смело выходить из засады. Бабушка, напротив, была в шоке.
Видимо это послужило отправной точкой, и она решила начать борьбу с недопустимой в полемике с бармалеями лексикой. Для этого в ход пошла вся известная к тому моменту психологическая теория и даже практика. Матерные слова бабушка почему-то называла американскими, хотя было очевидно, что в деревне с гордым названием Сапун на реке Оке, где-то между Владимиром и Нижним Новгородом люди говорят как раз не на американском, а на своем родном языке.
Когда наступило лето, мы на дачном участке вырыли лопатой небольшую ямку, в которую мной были сказаны все известные мне к тому времени американские слова. После этого ямка была закопана, а американские слова захоронены. К сожалению или к счастью, но вся мощь психологической теории оказалось бессильной, и из затеи похоронить американские слова нихуя не вышло.