Страстная Суббота, День Победы
Ад был взят и разрушен. Изо всех событий на Страстной неделе это, пожалуй, самое замалчиваемое, самое странное - слишком уж для многих миропорядок без ада непредставим. А в каком же КПЗ тогда томятся согрешившие в ожидании приговора? Где же справедливость - неужто убийцы и насильники попадают не в ад? Что же тогда описывает Дант?..
А что он, кстати, описывает? Внутрь земли воронкой уходят его девять кругов - прямо в камни, в породу. Донельзя непривлекательное жилище, где за любой выступ или откос цепляется непотребный грешник. Пещера, скрещённая - извините - с «бомжатником». Для подобного, правда, есть более скупая характеристика, однословная - развалины. Да, а чего Вы ещё хотели? Ад-то был разрушен, и развалины остались на его месте. В центре, нестерпимо ледяном посреди всеобщего пламени, вмёрзший в этот центр по грудь, восседает верховный, так сказать, главнокомандующий. Царь горы, обращённой вспять и внутрь. И напрасно старается ад предстать могущественным и неприступным - достаточно ведь спросить у того, центрового: «Ну, где твоя победа?»
В переложении на современный язык есть иногда свой резон. Вот расскажите кому-нибудь из современных: есть, мол, пещера в скале, дыра такая каменная. По всей её подкладке, по сковородке раскалённой бегает по своим мелким делам всякая нечисть - шпана, в общем. А который авторитет у этих рогатых - тот забился в самую глубь, промёрзшую, что твой кондей. Сидит там себе на троне, загнанный подалее, чем МБХ, но утверждает, что он-то и есть князь мира сего, а пещера его не разрушена, а наоборот даже, никаким каменным палатам не уступит…
Ох, много чего услышите в ответ. Неправдоподобно это (князь мира - он же отец лжи). Черти вообще неправдоподобны. Иисус Христос был, существовал, ходил по этой песчаной, каменистой земле Иерусалимской, что днём жаркая, а ночью - стылая. Пил вино, ломал хлеб. Провёл ночь в Гефсиманском саду. Распят был на кресте деревянном, должно быть, обтёсанном. А чертенята - в шерсти, с рогами и копытами, без роду-племени, что в любую щёлку прошмыгнут… - да они, подозреваю, сами в себя не верят. Вроде как высокое начальство доклад читает. Цифры, графики, выкладки… Слушаешь - и слышишь: для проформы гудят себе под нос. Только что в коридоре - живой был человек, с коллегами шутил, закусывал смачно, секретаршу ущипнул. Вышел на трибуну - сам себе не верит, сам в себя - тоже. Где тот, что живой был? Нигде. Этот, на трибуне, лицом похож, но разве же это он?..
Ад был взят, как Берлин. Сравнение это хромает, конечно - Берлин вроде бы полюсом абсолютного зла не был, и боролись-де с фашизмом, а не с немцами, которые - просто столичные жители, берлинцы, ну не повезло им с местом и временем действия… Как грешники в аду - всё-таки, как их ни суди, не черти. Пытаются как-то существовать в подступающей тьме. А временами их или их близких угоняют на фронт. И не виноваты грешники в проделках чертей - в своих виноваты, а в этих нет. Посмотришь со стороны милосердия - ни один народ не заслужил Гитлера, и каждый по отдельности заслуживает снисхождения (задумайтесь над этим словом!! снисхождения к себе - в ад…). А со стороны справедливости - излюбленный, но неопровержимый довод нечисти: сами выбрали, сами… Действием своим и бездействием своим выбрали - кто Гитлера в парламент, кто геенну в штамп вечной прописки. Поскольку грешники, как и мы все. Если ангелов и чертей не брать в расчёт - не наша юрисдикция, те безгрешны, эти богоборцы, - то здесь и сейчас, как и везде и всегда, борьба между Царством Небесным и геенной огненной ведётся людьми. То есть - поголовно грешниками, с обеих сторон.
А что же до чертей - или, пардон, до фашистских главарей, раз взята эта метафора? Что они делают незадолго до, или во время разрушения их ставки, их города и предместий? Они уходят вглубь, в девятый круг, в глухой бункер - и сидят там, говорят, говорят, говорят до боли. Чувствуют: стоит замолкнуть, прекратить предсмертное верещание, и вечная немота охватит гортань. Но рано или поздно все сдаются, все кончают недозволенные речи. И тогда один выходит и травится ядом, со всей семьёй. А другой вешается, а третий стреляется. И коченеет бесконечным холодом труп самого главного под пылающим Берлином.
Потом внезапно оказывается, что разрушение ада или взятие Берлина - ещё не конец света, а только разве что его начало. Прошло чуть более полувека - ничтожный срок, - и на месте ставки всеми ненавидимого исчадия вполне мирное предместье современного миропорядка. Не главное, не центральное - это да. Но куда лучшее, чем было в 1945 - или в 1933, если на то пошло.
А ведь у немцев другого Берлина не было. Им там жить всю жизнь и несколькими поколениями. И ведь смогли, отмыли добела и дочиста. Объяви же в аду день открытых дверей - останется рогатый мин-херц без единого подданного. В адской области нечего терять, кроме цепей и котлов.
Давайте же, держа в уме всё вышесказанное, представим, что взятие Берлина замалчивается. Пятьдесят пять лет, и сотню, и две тысячи лет. И детей, взрослых и не очень, всё пугают странами Оси, и Гитлером, который бродит и завывает и гремит цепями где-то в Латинской Америке. Как средство воспитания - довольно эффективно, где-то перед Фредди Крюгером и после Бабая. Как образ жизни и мысли - ?..
Впрочем, разве же в Берлине был ад? У Сидура есть такая картина: ветеран хватает себя за грудь, силясь точно передать собеседнику взволнованную память. Называется - «Рассказ о медалях: там был ад». Да, ад был там. Несколько лет ад пылал незаживающей язвой от Волги до Одры. И всё новые и новые толпы людей уходили на фронт - в геенну, действительно ко всем чертям. Это были, повторюсь, не ангелы - грешники, как и все мы (да ещё под верховным управлением грешников несоизмеримо больших, равных, пожалуй, бонзам противной стороны; так оно в жизни обычно и случается). Тем не менее, битву с адом вели именно они, больше некому. И победили его - именно они. Зря хают Бродского «русофобом» за то, что солдат наравне с маршалом поместил в адскую область: что-то такое очень важное он сформулировал. До и после войны жили советские люди - ну не в аду, так в очень откровенном чистилище. В 1941 их направили в ад, а к 1945 отозвали обратно в Лимб:
…Смело входили в чужие столицы,
Но возвращались в страхе в свою…
Проведшие всю жизнь между адом и чистилищем - следует ли им так уж надеяться на перемену обстановки в посмертном бытии? Грехи разочтут на Страшном Суде - и как я считаю, наших фронтовиков в рай пустят всех. Но пока - пока - пока почему бы и не поговорить с Жуковым именно там, где «кругом земля дымится, чужая земля»? Тем более, что ад - разрушен.
Собственно, ад и должен быть разрушен.
Развалины - это его естественное состояние.
А что он, кстати, описывает? Внутрь земли воронкой уходят его девять кругов - прямо в камни, в породу. Донельзя непривлекательное жилище, где за любой выступ или откос цепляется непотребный грешник. Пещера, скрещённая - извините - с «бомжатником». Для подобного, правда, есть более скупая характеристика, однословная - развалины. Да, а чего Вы ещё хотели? Ад-то был разрушен, и развалины остались на его месте. В центре, нестерпимо ледяном посреди всеобщего пламени, вмёрзший в этот центр по грудь, восседает верховный, так сказать, главнокомандующий. Царь горы, обращённой вспять и внутрь. И напрасно старается ад предстать могущественным и неприступным - достаточно ведь спросить у того, центрового: «Ну, где твоя победа?»
В переложении на современный язык есть иногда свой резон. Вот расскажите кому-нибудь из современных: есть, мол, пещера в скале, дыра такая каменная. По всей её подкладке, по сковородке раскалённой бегает по своим мелким делам всякая нечисть - шпана, в общем. А который авторитет у этих рогатых - тот забился в самую глубь, промёрзшую, что твой кондей. Сидит там себе на троне, загнанный подалее, чем МБХ, но утверждает, что он-то и есть князь мира сего, а пещера его не разрушена, а наоборот даже, никаким каменным палатам не уступит…
Ох, много чего услышите в ответ. Неправдоподобно это (князь мира - он же отец лжи). Черти вообще неправдоподобны. Иисус Христос был, существовал, ходил по этой песчаной, каменистой земле Иерусалимской, что днём жаркая, а ночью - стылая. Пил вино, ломал хлеб. Провёл ночь в Гефсиманском саду. Распят был на кресте деревянном, должно быть, обтёсанном. А чертенята - в шерсти, с рогами и копытами, без роду-племени, что в любую щёлку прошмыгнут… - да они, подозреваю, сами в себя не верят. Вроде как высокое начальство доклад читает. Цифры, графики, выкладки… Слушаешь - и слышишь: для проформы гудят себе под нос. Только что в коридоре - живой был человек, с коллегами шутил, закусывал смачно, секретаршу ущипнул. Вышел на трибуну - сам себе не верит, сам в себя - тоже. Где тот, что живой был? Нигде. Этот, на трибуне, лицом похож, но разве же это он?..
Ад был взят, как Берлин. Сравнение это хромает, конечно - Берлин вроде бы полюсом абсолютного зла не был, и боролись-де с фашизмом, а не с немцами, которые - просто столичные жители, берлинцы, ну не повезло им с местом и временем действия… Как грешники в аду - всё-таки, как их ни суди, не черти. Пытаются как-то существовать в подступающей тьме. А временами их или их близких угоняют на фронт. И не виноваты грешники в проделках чертей - в своих виноваты, а в этих нет. Посмотришь со стороны милосердия - ни один народ не заслужил Гитлера, и каждый по отдельности заслуживает снисхождения (задумайтесь над этим словом!! снисхождения к себе - в ад…). А со стороны справедливости - излюбленный, но неопровержимый довод нечисти: сами выбрали, сами… Действием своим и бездействием своим выбрали - кто Гитлера в парламент, кто геенну в штамп вечной прописки. Поскольку грешники, как и мы все. Если ангелов и чертей не брать в расчёт - не наша юрисдикция, те безгрешны, эти богоборцы, - то здесь и сейчас, как и везде и всегда, борьба между Царством Небесным и геенной огненной ведётся людьми. То есть - поголовно грешниками, с обеих сторон.
А что же до чертей - или, пардон, до фашистских главарей, раз взята эта метафора? Что они делают незадолго до, или во время разрушения их ставки, их города и предместий? Они уходят вглубь, в девятый круг, в глухой бункер - и сидят там, говорят, говорят, говорят до боли. Чувствуют: стоит замолкнуть, прекратить предсмертное верещание, и вечная немота охватит гортань. Но рано или поздно все сдаются, все кончают недозволенные речи. И тогда один выходит и травится ядом, со всей семьёй. А другой вешается, а третий стреляется. И коченеет бесконечным холодом труп самого главного под пылающим Берлином.
Потом внезапно оказывается, что разрушение ада или взятие Берлина - ещё не конец света, а только разве что его начало. Прошло чуть более полувека - ничтожный срок, - и на месте ставки всеми ненавидимого исчадия вполне мирное предместье современного миропорядка. Не главное, не центральное - это да. Но куда лучшее, чем было в 1945 - или в 1933, если на то пошло.
А ведь у немцев другого Берлина не было. Им там жить всю жизнь и несколькими поколениями. И ведь смогли, отмыли добела и дочиста. Объяви же в аду день открытых дверей - останется рогатый мин-херц без единого подданного. В адской области нечего терять, кроме цепей и котлов.
Давайте же, держа в уме всё вышесказанное, представим, что взятие Берлина замалчивается. Пятьдесят пять лет, и сотню, и две тысячи лет. И детей, взрослых и не очень, всё пугают странами Оси, и Гитлером, который бродит и завывает и гремит цепями где-то в Латинской Америке. Как средство воспитания - довольно эффективно, где-то перед Фредди Крюгером и после Бабая. Как образ жизни и мысли - ?..
Впрочем, разве же в Берлине был ад? У Сидура есть такая картина: ветеран хватает себя за грудь, силясь точно передать собеседнику взволнованную память. Называется - «Рассказ о медалях: там был ад». Да, ад был там. Несколько лет ад пылал незаживающей язвой от Волги до Одры. И всё новые и новые толпы людей уходили на фронт - в геенну, действительно ко всем чертям. Это были, повторюсь, не ангелы - грешники, как и все мы (да ещё под верховным управлением грешников несоизмеримо больших, равных, пожалуй, бонзам противной стороны; так оно в жизни обычно и случается). Тем не менее, битву с адом вели именно они, больше некому. И победили его - именно они. Зря хают Бродского «русофобом» за то, что солдат наравне с маршалом поместил в адскую область: что-то такое очень важное он сформулировал. До и после войны жили советские люди - ну не в аду, так в очень откровенном чистилище. В 1941 их направили в ад, а к 1945 отозвали обратно в Лимб:
…Смело входили в чужие столицы,
Но возвращались в страхе в свою…
Проведшие всю жизнь между адом и чистилищем - следует ли им так уж надеяться на перемену обстановки в посмертном бытии? Грехи разочтут на Страшном Суде - и как я считаю, наших фронтовиков в рай пустят всех. Но пока - пока - пока почему бы и не поговорить с Жуковым именно там, где «кругом земля дымится, чужая земля»? Тем более, что ад - разрушен.
Собственно, ад и должен быть разрушен.
Развалины - это его естественное состояние.