Книга
Поскольку от музыки на данный момент я удалился по непонятным мне причинам - то ли надоело, то ли музыка не тортовая пошла - буду писать о книгах. Предприятие довольно рисковое, предполагающее изрядную долю смелости и, конечно же, нашего родимого чувства собственной важности. Тем не менее, они пока составляют главный предмет моего интереса, именно живого и неугасающего пока что.
Сперва, думалось запилить отчет по книгам за год, но потом вспомнил, что тут только за осень наберется столько, что хватит на целый журналец. К тому же вспоминать все прочитанное - хуже муки не придумаешь: кто, куда, да какого имени-роду, племени, зачем (это ж главное), завязка, развязка, климакс мать его, суть прочитанного, которой обычно и сам автор не может сформулировать, что часто случается при интервью с каким-то едва вменяемым режиссером, снявшим смачный в своей скабрезности и пошлости фильм (конечно же, так думает исконное быдло), и на резонные вопросы о смысле фильма интервьюер получает в ответ недоумевающие взгляды «мытця»; опосля, изворотливый критик, естественно, придумает отговорку, облекши все свои мудрствования насчет просмотренного фильма в такую емкую и одновременно безапелляционную фразу: «ОН ТАК ИССЛЕДУЕТ ЗЛО». Ну, я сердечно рад, передавайте ему привет, но иногда лучше свои «извержения» держать на полочке в чулане рядом с банками для солений и велосипедом «Тиса»…
Что-то отвлекся. Продолжаем. Обилие книжной продукции, прошедшей через мои руки за период неполных четырех месяцев можно объяснить тем фактом, что ВНЕЗАПНО мне понравилась книга, и не просто там писулька, а, как оказалось, годный кусок мастера, да настолько годный, что решил я заценить и второй роман автора - Курта Воннегута то есть - Галапагосы. А первым был Рецидивист, Jailbird по-буржуйски. Так вот что-то он зацепил внутри (как говорит изощренное быдло - «во внутри»), какое-то колесико, гвынтык, что давно порядочно проржавевший и закоснелый механизм начал свое поступательное движение - читать захотелось чевой-то. Это ощущение сродни тому, когда ты, праздно возвращаясь из университета, тулишь мимо по-бомжацки изящного АТБ, секундное раздумие - и ты уже в очереди у кассы с банкой такой вкусной, такой сахаристой, бежевой, как кожа белуги, сгущенкой, уже все естество трясется и молит о том, чтобы время и эта бабка двигались побыстрее, чтоб ты поскорее прибежал домой и даже не открыл - порвал эту банку консервным ножом и откушал этого насколько вредного, настолько приносящего блаженство продукта нашего пищепрома. Вот только от книг чувство пресыщения появляется не так скоро, как от выеденной банки сгущенного молока, так что пока я читаю от времени к времени.
Напишу я, понятное дело, о свежаке, ибо, по изложенным выше причинам, нет мочи и желания вспоминать былое (олололол, сколько пафоса). А в этой роли сегодня выступит у нас четвертый томик полного собрания сочинений отличника боевой и политической подготовки, полного кавалера ордена славы и ударника социалистического труда… нет, не товарищ Шмейерсон, а простой и скромный литератор середины (не хочу переходить на украинскую раскладку, чтобы написать латинскими цифрами номер века) 19 века - Салтыков-Щедрин. Буквально за пять минут до написания сего творения, извлек я его с полки, четвертый том-то, дабы ознакомиться с критикой, а то ведь нельзя с таким рылом да сами знаете в какой ряд. Открыл, читаю, вижу, что начинается старая песня не о главном, а вообще ни о чем: классовое неравенство, еще Ленон в таком-то году предсказал, что Янукович станет президентом Украины, автор метко и едко высмеивает существовавший капиталистический строй, порождавший неравенство и соиальную напряженность, что привело к осуществлению ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРСЬКОЙ РЕВОЛЮЦИИ… Оставил я это дело, ибо критики хоть и полезные, но не все, и уж точно не советского образца. Я токмо удивлялся, где они все это там прочитали. Может, мы с ними разные редакции читали, или у них есть специальные очки для чтения между строк, разработанные специально военной промышленностью США - не знаю, вообщем. Интересно другое: чего я вообще вдруг сделал поворот на 180 (где кнопка с градусами,бляди) градусов и обратился заново к русской литературе, с чего, собственно, когда-то, при Сталине-то, и начал? Ну, положим, мне опять надоело читать корявые и до инфернального полоумия идиотские переводы вроде бы неплохих романов современных и не очень заокеанских авторов. Почему-то на наших просторах можно добиться годного перевода при условии, что дрыщ стал классиком и непременно покоиться в могиле. Вот Берджесса сытно переводят, no complaint of mine, а вот давеча-то прикупил дешевенький триллер весьма содомитского характера под авторством Роберта Бейкера (кто такой вообще?), из серии альтернатива, и люто пожалел об этом потом. Гнетущее впечатление от перевода слегка смазал сюжет и вообще наполненность книги событиями, а так гореть бы в аду этой книженции и быть дико испещренной моими зверскими правками прямо не отходя от кассы - в тексте романа. Так вот, ужо в одном месте сидели у меня эти горе переводчики, и я махнул так рукой, присвистнул эх-ма, и пошел к полке с русскими классиками и начал выглядывать следующую жертву моего извращенного ума. На глаза попадались то Чехов (вы же понимаете, все тупые пё. читают его, как говорил Карлин: there is no chsv in this problem), товарищ Горький, которого вообще нет желания не токмо читать, но и видеть, Агата Кристи каким-то хреном затесалась в эту поважную компанию, ну, и тут пред очи мои предстало оно - ололол то есть. Я вспомнил, что как-то совсем обошел мужика вниманием, пора наверстывать, тем более у него там есть годные подтрунивания над всем походу. Та и пишет, шельма, захватывающе, в чем я убедился непосредственно при чтении: вот хоть о пятилетке и доярках пиши, а все равно вкусно читается. К тому же, и опять же, его ж никто почти не читает, какие там тп - немногие профессора помнят такое фамилие. Alea jacta est (какой я крутой жеж, блять). Это все были недосужие трололо и шютке, а теперь о главном мотиве. Собственно, всегда было интересно почитать не «за» жизнь и проблемы дворян, к тому же корявым языком как у Герцена (ебаный же либерал), и не чернуху с остросоциалом матерым, как у сами знаете кого, а вот что-то нейтральное, без фанатизму, но за жизнь на районе, чтоб по понятиям разложено. Таки нашел автора, таки да - качае. Не то чтобы бери топор - руби навоз, но где-то рядом.
Ближе к телу. Там был один роман страниц чуть больше, чем на триста, и несколько рассказов не менее интересного содержания. Изначально, я просто достал все десять томов и просматривал содержание каждого, определяя по названиям, что может быть потенциально интересным для меня на данную минуту времени, таким чином выбрал четыре тома, а начал с Дневника Провинциала в Петербурге. Название уже предвещало веселое повествование и кучу историй различного характера. Название себя оправдало, конечно. Историй полно, но что-то мне подсказывает, что это и не дневник получился вовсе. То есть как оно было: кучка незатейливых посанов отправляется в стольный град вот именно от нечего делать - тоска деревенская сосет и гложет, к тому же распоряжаться по хозяйству ни разу не барское дело, вон есть Изя Кацман, я ему мзду плачу, нехай отрабатывает, а мужики пущай слушаются его. Каждому перевалило примерно за тридцать, то есть ну вообще мужиков на разврат потянуло. Посаны запиливаются в Grand Hotel (непременно гранд, иначе и не отель вовсе, а шарашкина контора какая-то), и у каждого есть некое дело, называемое странным словом «концессия». Целыми днями они ходят в какие-то присутствия, департаменты, чего-то просят, домогаются, втираются в доверие, посещают салоны, иногда в стриптиз ходят, конечно, умеренный, там им только ножки позволено посмотреть, не более, но они уже ликуют от такого счастья на их голову. И один, значит, наш герой праздно шатается по кабакам да трактирам. В какой-то момент, на половине повествования, мне показалось, что он написал Страх и ненависть за много лет до профессора журналистики, ибо угар, содомия, а также бессмысленность всего предприятия и бытия поражают размахом и широтой.
Центральным моментом этих интересных рассуждений я бы назвал поиск причины, по которой его дядя на деревне от точно такого же времяпровождения получает огромный плезир, а вот они тут и сотой доли не могут извлечь из всего этого действа с выставлением ножек Шнайдерши и фрондированием корявым французским в среде таких же и покруче идиотов. Но не буду пересказывать, дабы без вскрытия карт, а то неинтересно потом читать будет. Не советую читать роман, если вы либераст и так далее по списку. Во многих мелочах и не очень часто можно заметить характерные черты тогдашней элиты всего общества (это сейчас было прямо как цитатой из учебника по истории КПСС за 38 год), которая еще не очнулась от пореформенного дурмана и свалившейся на голову всем гражданам свободы, из коих больней всего пришибло, как вы догадались, низшие слои. И прожекты по свержению, упраздениню, сокращению и уничтожению, и всякие конференции статистов всего мира, и общество пенкоснимателей, о котором я тоже умолчу для сохранения вашего же интереса к книге, - все это те вехи, по которым мы отличим людей 60-ых конца 70-ых годов 19 века.
Вот перед этой книгой был у меня на кресле сборник русской сатиры 20-ых годов 20 века, со всякими Ильфами да Зощенками, но что-то начал я читать эти рассказики и тупо перехотелось - не могу я этот жанр терпеть, какая-то неполноценная форма повествования. Я, конечно, не хочу подосрать на могилу О’Генри и прочим товарищам, но таково мое отношение. А тут чевой-то нормально пошло, без казусов вовсе. То ли меня его стиль привлек окончательно, то ли еще чего, но уж точно не сами герои. Они, в принципе, нарицательные все, чему подтверждением может служить традиция использовать «говорящие» фамилии. Проблемы людей довольно приземленные: одного выбрасывают по выслуге, что есть вполне справедливо, ибо пансион тебе дали, так чего еще надо, хороняка?, а он все горюет об этом, в голове крутятся все размышления интересного толка (сами почитаете), пойти на обед к былым соратникам уже не может - половой Федька только так вставляет подсрачника от ворот-поворот; другой товарищ просто человек без упрека и соринки в глазу, «мухи в жизсть не обидел», прослужил честно царю и отечеству всю жизнь, уже готовился спокойно испустить дух, ан нате к концу карьеры детем обзавелся, какой-никакой смысл существования появился, цель бытия, крылья аж распустил, только вот деть в бурное время достиг своего полнолетия и отправился покорять столичную тусовку - и, видать, не того понахватался, а отцу-то и страшно за это, чтоб, чай, не влез в дерьмецо-то. Короче говоря, почти проблема отцов и детей, но без хардкора.
Почему-то у других писателей я не встречал такого всеобъемлющего психоанализа разных типов людей из разных слоев общества, а тут удовлетворил свой аппетит, заполнил нишу, так сказать.
Ну, да хватит ужо, на очереди роман Стругацких, но не скажу, какой.
ЗЫ: И не дай боже вы вздумаете читать Щедрина. Выпейте пива, господа.
Сперва, думалось запилить отчет по книгам за год, но потом вспомнил, что тут только за осень наберется столько, что хватит на целый журналец. К тому же вспоминать все прочитанное - хуже муки не придумаешь: кто, куда, да какого имени-роду, племени, зачем (это ж главное), завязка, развязка, климакс мать его, суть прочитанного, которой обычно и сам автор не может сформулировать, что часто случается при интервью с каким-то едва вменяемым режиссером, снявшим смачный в своей скабрезности и пошлости фильм (конечно же, так думает исконное быдло), и на резонные вопросы о смысле фильма интервьюер получает в ответ недоумевающие взгляды «мытця»; опосля, изворотливый критик, естественно, придумает отговорку, облекши все свои мудрствования насчет просмотренного фильма в такую емкую и одновременно безапелляционную фразу: «ОН ТАК ИССЛЕДУЕТ ЗЛО». Ну, я сердечно рад, передавайте ему привет, но иногда лучше свои «извержения» держать на полочке в чулане рядом с банками для солений и велосипедом «Тиса»…
Что-то отвлекся. Продолжаем. Обилие книжной продукции, прошедшей через мои руки за период неполных четырех месяцев можно объяснить тем фактом, что ВНЕЗАПНО мне понравилась книга, и не просто там писулька, а, как оказалось, годный кусок мастера, да настолько годный, что решил я заценить и второй роман автора - Курта Воннегута то есть - Галапагосы. А первым был Рецидивист, Jailbird по-буржуйски. Так вот что-то он зацепил внутри (как говорит изощренное быдло - «во внутри»), какое-то колесико, гвынтык, что давно порядочно проржавевший и закоснелый механизм начал свое поступательное движение - читать захотелось чевой-то. Это ощущение сродни тому, когда ты, праздно возвращаясь из университета, тулишь мимо по-бомжацки изящного АТБ, секундное раздумие - и ты уже в очереди у кассы с банкой такой вкусной, такой сахаристой, бежевой, как кожа белуги, сгущенкой, уже все естество трясется и молит о том, чтобы время и эта бабка двигались побыстрее, чтоб ты поскорее прибежал домой и даже не открыл - порвал эту банку консервным ножом и откушал этого насколько вредного, настолько приносящего блаженство продукта нашего пищепрома. Вот только от книг чувство пресыщения появляется не так скоро, как от выеденной банки сгущенного молока, так что пока я читаю от времени к времени.
Напишу я, понятное дело, о свежаке, ибо, по изложенным выше причинам, нет мочи и желания вспоминать былое (олололол, сколько пафоса). А в этой роли сегодня выступит у нас четвертый томик полного собрания сочинений отличника боевой и политической подготовки, полного кавалера ордена славы и ударника социалистического труда… нет, не товарищ Шмейерсон, а простой и скромный литератор середины (не хочу переходить на украинскую раскладку, чтобы написать латинскими цифрами номер века) 19 века - Салтыков-Щедрин. Буквально за пять минут до написания сего творения, извлек я его с полки, четвертый том-то, дабы ознакомиться с критикой, а то ведь нельзя с таким рылом да сами знаете в какой ряд. Открыл, читаю, вижу, что начинается старая песня не о главном, а вообще ни о чем: классовое неравенство, еще Ленон в таком-то году предсказал, что Янукович станет президентом Украины, автор метко и едко высмеивает существовавший капиталистический строй, порождавший неравенство и соиальную напряженность, что привело к осуществлению ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРСЬКОЙ РЕВОЛЮЦИИ… Оставил я это дело, ибо критики хоть и полезные, но не все, и уж точно не советского образца. Я токмо удивлялся, где они все это там прочитали. Может, мы с ними разные редакции читали, или у них есть специальные очки для чтения между строк, разработанные специально военной промышленностью США - не знаю, вообщем. Интересно другое: чего я вообще вдруг сделал поворот на 180 (где кнопка с градусами,бляди) градусов и обратился заново к русской литературе, с чего, собственно, когда-то, при Сталине-то, и начал? Ну, положим, мне опять надоело читать корявые и до инфернального полоумия идиотские переводы вроде бы неплохих романов современных и не очень заокеанских авторов. Почему-то на наших просторах можно добиться годного перевода при условии, что дрыщ стал классиком и непременно покоиться в могиле. Вот Берджесса сытно переводят, no complaint of mine, а вот давеча-то прикупил дешевенький триллер весьма содомитского характера под авторством Роберта Бейкера (кто такой вообще?), из серии альтернатива, и люто пожалел об этом потом. Гнетущее впечатление от перевода слегка смазал сюжет и вообще наполненность книги событиями, а так гореть бы в аду этой книженции и быть дико испещренной моими зверскими правками прямо не отходя от кассы - в тексте романа. Так вот, ужо в одном месте сидели у меня эти горе переводчики, и я махнул так рукой, присвистнул эх-ма, и пошел к полке с русскими классиками и начал выглядывать следующую жертву моего извращенного ума. На глаза попадались то Чехов (вы же понимаете, все тупые пё. читают его, как говорил Карлин: there is no chsv in this problem), товарищ Горький, которого вообще нет желания не токмо читать, но и видеть, Агата Кристи каким-то хреном затесалась в эту поважную компанию, ну, и тут пред очи мои предстало оно - ололол то есть. Я вспомнил, что как-то совсем обошел мужика вниманием, пора наверстывать, тем более у него там есть годные подтрунивания над всем походу. Та и пишет, шельма, захватывающе, в чем я убедился непосредственно при чтении: вот хоть о пятилетке и доярках пиши, а все равно вкусно читается. К тому же, и опять же, его ж никто почти не читает, какие там тп - немногие профессора помнят такое фамилие. Alea jacta est (какой я крутой жеж, блять). Это все были недосужие трололо и шютке, а теперь о главном мотиве. Собственно, всегда было интересно почитать не «за» жизнь и проблемы дворян, к тому же корявым языком как у Герцена (ебаный же либерал), и не чернуху с остросоциалом матерым, как у сами знаете кого, а вот что-то нейтральное, без фанатизму, но за жизнь на районе, чтоб по понятиям разложено. Таки нашел автора, таки да - качае. Не то чтобы бери топор - руби навоз, но где-то рядом.
Ближе к телу. Там был один роман страниц чуть больше, чем на триста, и несколько рассказов не менее интересного содержания. Изначально, я просто достал все десять томов и просматривал содержание каждого, определяя по названиям, что может быть потенциально интересным для меня на данную минуту времени, таким чином выбрал четыре тома, а начал с Дневника Провинциала в Петербурге. Название уже предвещало веселое повествование и кучу историй различного характера. Название себя оправдало, конечно. Историй полно, но что-то мне подсказывает, что это и не дневник получился вовсе. То есть как оно было: кучка незатейливых посанов отправляется в стольный град вот именно от нечего делать - тоска деревенская сосет и гложет, к тому же распоряжаться по хозяйству ни разу не барское дело, вон есть Изя Кацман, я ему мзду плачу, нехай отрабатывает, а мужики пущай слушаются его. Каждому перевалило примерно за тридцать, то есть ну вообще мужиков на разврат потянуло. Посаны запиливаются в Grand Hotel (непременно гранд, иначе и не отель вовсе, а шарашкина контора какая-то), и у каждого есть некое дело, называемое странным словом «концессия». Целыми днями они ходят в какие-то присутствия, департаменты, чего-то просят, домогаются, втираются в доверие, посещают салоны, иногда в стриптиз ходят, конечно, умеренный, там им только ножки позволено посмотреть, не более, но они уже ликуют от такого счастья на их голову. И один, значит, наш герой праздно шатается по кабакам да трактирам. В какой-то момент, на половине повествования, мне показалось, что он написал Страх и ненависть за много лет до профессора журналистики, ибо угар, содомия, а также бессмысленность всего предприятия и бытия поражают размахом и широтой.
Центральным моментом этих интересных рассуждений я бы назвал поиск причины, по которой его дядя на деревне от точно такого же времяпровождения получает огромный плезир, а вот они тут и сотой доли не могут извлечь из всего этого действа с выставлением ножек Шнайдерши и фрондированием корявым французским в среде таких же и покруче идиотов. Но не буду пересказывать, дабы без вскрытия карт, а то неинтересно потом читать будет. Не советую читать роман, если вы либераст и так далее по списку. Во многих мелочах и не очень часто можно заметить характерные черты тогдашней элиты всего общества (это сейчас было прямо как цитатой из учебника по истории КПСС за 38 год), которая еще не очнулась от пореформенного дурмана и свалившейся на голову всем гражданам свободы, из коих больней всего пришибло, как вы догадались, низшие слои. И прожекты по свержению, упраздениню, сокращению и уничтожению, и всякие конференции статистов всего мира, и общество пенкоснимателей, о котором я тоже умолчу для сохранения вашего же интереса к книге, - все это те вехи, по которым мы отличим людей 60-ых конца 70-ых годов 19 века.
Вот перед этой книгой был у меня на кресле сборник русской сатиры 20-ых годов 20 века, со всякими Ильфами да Зощенками, но что-то начал я читать эти рассказики и тупо перехотелось - не могу я этот жанр терпеть, какая-то неполноценная форма повествования. Я, конечно, не хочу подосрать на могилу О’Генри и прочим товарищам, но таково мое отношение. А тут чевой-то нормально пошло, без казусов вовсе. То ли меня его стиль привлек окончательно, то ли еще чего, но уж точно не сами герои. Они, в принципе, нарицательные все, чему подтверждением может служить традиция использовать «говорящие» фамилии. Проблемы людей довольно приземленные: одного выбрасывают по выслуге, что есть вполне справедливо, ибо пансион тебе дали, так чего еще надо, хороняка?, а он все горюет об этом, в голове крутятся все размышления интересного толка (сами почитаете), пойти на обед к былым соратникам уже не может - половой Федька только так вставляет подсрачника от ворот-поворот; другой товарищ просто человек без упрека и соринки в глазу, «мухи в жизсть не обидел», прослужил честно царю и отечеству всю жизнь, уже готовился спокойно испустить дух, ан нате к концу карьеры детем обзавелся, какой-никакой смысл существования появился, цель бытия, крылья аж распустил, только вот деть в бурное время достиг своего полнолетия и отправился покорять столичную тусовку - и, видать, не того понахватался, а отцу-то и страшно за это, чтоб, чай, не влез в дерьмецо-то. Короче говоря, почти проблема отцов и детей, но без хардкора.
Почему-то у других писателей я не встречал такого всеобъемлющего психоанализа разных типов людей из разных слоев общества, а тут удовлетворил свой аппетит, заполнил нишу, так сказать.
Ну, да хватит ужо, на очереди роман Стругацких, но не скажу, какой.
ЗЫ: И не дай боже вы вздумаете читать Щедрина. Выпейте пива, господа.