В последние годы в исторической публицистике активно обживается такой жанр как "личные (локальные) истории".
В его концепции заложен принцип рассмотрения любых исторических периодов не через историю больших форматов: войн, революций, столкновений великих держав, их экономической конкуренции, мировых процессов модернизаций или глобализации.
В противоположность этому, в новой, личной (или "локальной") истории все эти тектонические сдвиги, глобальные исторические переломы рассматриваются через жизнь, страдания, страхи, одного единственного "маленького человека", или одной семьи, или, как максимум, маленького селения или городка.
В общем, все в таком роде, в каком пел один певец-эмигрант из СССР, оказавшийся в Нью-Йорке:
Небоскребы-небоскребы,
а я маленький такой...
То мне страшно, то мне грустно,
То теряю свой покой.
Маленький, маленький... Безусловно, вся эта концепция есть современное выражение крайнего индивидуализма.
Вот некоторые говорят: "Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье".
Так вот, с точки зрения концептуалистов "локальных историй" - к черту это самое "большое" или "всеобщее".
Где там народ, где судьба твоей страны? Ее уже как бы и нет.
Она распадается на миллионы таких локальных историй, в которых есть эмоции от пережитых твоими предками страданий, но уже совершенно непонятно, ради чего они сражались и страдали. Как-то обобщить, найти закономерности, предать исторический смысл в "локальных историях" очень сложно. Они слишком "локальные", слишком индивидуальные.
Но что самое главное, они, эти истории, сегодня уже и осмысливаются тоже в индивидуалистической картине мира, которая отрицает все коллективное. Например такое понятие как "народ"
в таком типе сознания вызывает следующую реакцию:
"Я ненавижу слово “народ” - это какое-то уничижение общества, превращение всех людей в какую-то глыбу какую-то замасленную".
Возвращаясь к майской праздничной теме, которую невозможно сегодня обойти, вспомню еще один вопль индивидуализма:
"сдались бы в 1941 году немцам, давно бы пили баварское пиво".
Не давая пока никаких моральных оценок, я сегодня вместе с вами попытаюсь проверить этот посыл при помощи тех самых "личных историй".
Эти личные истории изложены бывшими малолетними узниками нацистских концентрационных лагерей. Кроме того, это еще и "локальные истории", так как собраны они были именно у нас, в Красноярском крае. Многим из этих детей после освобождения просто некуда было возвращаться, их дома были сожжены, и поэтому многие ехали жить и работать в Сибирь.
Это подлинные истории детей-"острабайтеров", насильно угнанных немцами во время войны в Германию с оккупированной советской территории. Этих детей вместе с их родителями немцы использовали в качестве бесплатной рабочей силы.
Личные истории я беру из книги "
Пленённое детство: сборник воспоминаний".
Издана она в Красноярске издательством ЛИТЕРА-принт, в 2014 году. Всего 120 страниц, издана на деньги немецких фондов, мизерным тиражом в 100 экземпляров.
Давайте вместе попытаемся найти там следы, вкус, запах пенного напитка.
АЛЕКСАНДРОВ Евгений Дмитриевич, 1935 г. р. С 1941 - 1944 находился в Петрозаводском лагере:
"Забрали папу, меня и четырех моих сестер. Привезли в Петразоводск и отправили всех в концлагерь. Лагерь был окружен колючей проволокой, с часовыми на вышках. Было очень голодно и холодно. Детей не кормили. Папа, чтобы мы не умерли с голоду отдавал нам свои пайку хлеба. Младшая сестренка Галя умерла от брюшного тифа, папа от постоянного недоедания умер от голода".
Анищенко (Соколюк) Антонина Дмитриевна 1923-2009:
"Когда началась Великая Отечественная война, я была уже комсомолкой. Немцы, и особенно полицаи, очень жестоко обращались с населением, издевались над людьми.
Мою родную тетю Марию Соколюк так избили за то, что ее братья были партизанами, что у нее из ушей текла кровь, и пальцы на руках были все перебиты. Особенно охотились за комсомольцами. Я боялась, что меня схватят, и пряталась в соседней деревне у двоюродной сестры. Но кто-то донес немцам на меня, и полицаи стали меня выслеживать".
БАРАНЦЕВИЧ Бронислав Владимирович, 1937 г.р. Находился на принудительных работах в г. Гальброн (Германия):
"В 1943 году наш город захватили немцы. С этого момента начались мучительные долгие дни для нашей семьи.
Фашисты жгли и разрушали все на своем пути, устраивали облавы. Сначала нам удавалось спрятаться от немецких захватчиков. Мы вырыли землянку и там прятались. Кто-то сказал маме, что ночью будет проходить карательный отряд и все, и всех сжигать на своем пути, мама нас спрятала в землянке, три дня мы просидели, а когда вышли ужаснулись - все сожжено! Бесконечно прятаться нам не удалось, при очередной облаве нас поймали и вывезли колонной в город Минск. Было ужасно страшно, холодно и голодно!
Мне было уже шесть лет.
В городе Минске нас погрузили в двухостные вагоны (телятники) и повезли на Запад. Первой остановкой, в моей памяти и по рассказам мамы и братьев на нашем пути была станция - Веймер. До этой станции нас не поили и не кормили, а ехали мы не один день. Двери вагонов открыли, мы увидели бауров (хозяева). Они стали выбирать для себя рабочую силу, но так как мы от голода и холода были очень слабые, худые и синюшные, из нашей семьи никто не подошел. И это для нас было маленькое чудо, так как наша семья осталась вместе. А другие семьи разъединили - у кого-то отобрали мужей и отцов, у кого-то дочерей и жен. Крик, плачь и стоны людей, лай собак спустя годы до сих пор у меня в ушах! Людей отбирали, как скот!
Нашу семью и несколько других семей отправили в Кохерштейнфельд (Германия), содержались мы в лагере Вайнсберг земельный округ Хайльбронн. Жили мы в бараках возле Кельтера. Условия были ужасные. Старшие братья (я в семье был самым младшим), работали на ферме, а я в домах бауров. Было все: и колючая проволока, и душегубы - надзиратели, и собаки натравленные на людей, и боль, и издевательства".
ВАНТЕЕВА Анна Григорьевна, 1926 г.р. Находилась в лагере «Бранденбург», 1943-1945:
"В январе 1943 г. всю молодежь стали вывозить в Германию. Моя мать, братья, я и младшая сестра, которой было шесть лет, были также угнаны в концлагерь города Нюрнберг Германии. Работали на лесоразработках, мы, кто был малолетний, собирали и жгли сучки.
Жили в лагере за колючей проволокой, охрана была злая, при попытке перелезть через проволоку - убивала. Били за
любую провинность. Кормили так, чтобы только не умерли, баланда с червями, хлеб с примесью по 250 граммов взрослым, а детям по 150. Через год, т.е. в 1944 г. нас перевезли в лагерь Бранденбург.
Нас иногда за это забирали в комендатуру, но наш надзиратель (пожилой немец) нас выручал. Но его сын был изверг (он был охранник), бил шомполами (острый железный прут) всегда до крови".
ВОЕВОДИНА Нина Сергеевна, 1937 г.р. Находилась в Рославльском лагере, 1943-1944:
"Потом стали всех вывозить в Белоруссию. Нашу деревню повезли на машинах до Рославля. Там поместили в концлагерь №130 за колючей проволокой и с собаками и держали с 12-го по 19-ое марта 1943г. полу-голодными в неотапливаемом бараке тысячи женщин с маленькими детьми. Потом из Рославля повезли на лошадях в Белоруссию. Мы с мамой и другими родственниками попали в д. Старые дороги Бобруйской обл. Распределили беженцев по избам и взрослые работали на хозяев за кусок хлеба. А мы - ходили группами и просили милостыню, но подавали нам совсем мало, потому что очень много было побирушек. Белоруссия была тоже оккупирована немцами. И там тоже они зверствовали, особенно когда на них
стали наступать наши войска. Они расстреливали людей, отбирали детей для забора крови для своих раненых солдат. Некоторых девочек-подростков угоняли в Германию в рабство. И дети и матери жили в постоянном страхе".
И так далее, и так далее. Целая книга, обязательно прочитайте ее.
Безусловно, в книге можно найти не только черные моменты. Русские душа оказалась способна не озлобиться, не перестать узнавать доброту, помнить хорошее даже тогда, когда ее топчут, выжигают из нее все человеческое.
Например, уже цитировавшийся Бронислав Владимирович Баранцевич, который говорил и о собаках, и о колючей проволоке, вспоминает:
"Но потом, спустя некоторое время, я попал работать в семью господина Вольфа и госпожи Гетцингер, они были очень добры
ко мне. Вспоминаю о них только добрым словом, и среди немцев были порядочные и добрые люди. В 2000 году, с целью найти бывших хозяев и людей, которые помнят мою семью, я написал письмо исполнительной власти Кохер-штейнфельда (теперь он относится к общине Хардтхаузен) и мне пришел ответ, что нашу семью старожилы помнят, но господина Вольфа и госпожи Гетцингер, к сожалению уже нет в живых".
Или вот ГОЛОВАНОВ Владимир Фомич, 1924-2014, Находился в концлагере Майданек (Польша), 1943-1945:
"Эта госпожа (супруга хозяина) давала мне пощечины, если я ей чем-то не угождал, но потом она быстро отходила, а хозяин относился ко мне очень благожелательно, я не могу про него сказать ничего плохого".
Еще раз дам ссылку на электронную книгу "
Пленённое детство: сборник воспоминаний". Красноярск: ЛИТЕРА-принт, 2014, 120 с., с цв. илл. ББК 63.3(2Рос - 4Кра) 622.78
Во Вконтакте есть красноярская группа "
Проект «Живое слово поколений. Творческая активность бывших малолетних узников концлагерей, живущих в Красноярске, как залог их активного долголетия»".
Через сеть можно связаться с оставшимися в живых бывшими узниками.
Помоему их выступление просто должны услышать красноярские школьники, все до единого. Если вы имеете отношение к школе и можете это организовать - обязательно это сделайте, живых свидетелей карательной нацисткой политики остается все меньше. Время уходит.
Ну так что? Понравился ли тебе, читатель, вкус такого немецкого "пива"?
Желаешь ли его отведать?
Что же до меня, то я скажу, что никакого пива, даже настоящего, немецкого (не то что кровавого) ценой рабства и оскотинивания мне не надо.
В истории моего народа оказались такие "личные истории", что они ломают, истиной болью и гневом пронзают любые индивидуалистические исторические концепции.
Мы уже все поняли. Нас уже не разобщить.
Никого из нас мы больше не позволим ни убивать, ни насиловать, ни гнать как скотину, ни превращать в рабов, ни даже хлестать по щекам женской "господской" ручкой, как русского мальчика Володю Голованова.
Хватит. Они уже нахлестались, наглумились, напытались и нанасиловалались.
Я им этого повторить не позволю.