Пашня на месте Чёрного замка. О мрачном и о преодолении его
Испытующими были зодиакальные Рыбы 2011 года: истекающий март не скупился на сюрпризы. Ощущение кошмарного сна, творящегося наяву, липкого, дурного, это когда у тебя вторично за десять дней крадут все документы - оба раза накануне командировки, и ты не можешь лететь, а всё согласовано и тебя ждут. Вместо этого походы в милицию, заявления, справки, разговоры со следователем.
В одиннадцатом часу вечера, когда после второй кражи ноги привели меня на работу, я по словам нашего вахтёра выглядел так, что он быстро пошёл вслед за мною, взял за плечи и усадил на стул, поскольку серьёзно заопасался, что меня кондрашка хватит. “Так нельзя, - говорил он потом. - Это же бумажка, да тьфу на неё! Руки-ноги-то целы! Если так будете реагировать, то и в морг угодить можно”.
Стоящий за горами, за долами, за дремучими лесами Чёрный замок никак не является связанным с детективным романом “Чёрный замок Ольшанский” белорусского писателя Владимира Семёновича Короткевича. Замок, о котором речь, возник за несколько лет до написания книги. Шли тысяча девятьсот семидесятые. На перемене мой незабвенный одноклассник и сосед по парте Игорь Коронков упоенно хихикает и восклицает:
- Ну ты дал!.. Сказать “Я сожгу Галину Тимофеевну в чёрной крепости”… Ой, не могу!
Мы в восьмом классе московской школы. За окнами блочные дома района Чертаново, солнышко, таящий снег, капель. Преподавательница физики Галина Тимофеевна после окончания педагогического института работает в школе второй год, активно показывает, что на уроке она предельно строга, а вне урока умеет шутить с рослыми парнями выпускных классов, к которым мы с Игорем ещё не относимся. Сквозь долгий туман десятилетий я почти всех своих учителей вспоминаю с большей или меньшей, но симпатией, её тоже. Галина Тимофеевна охотно пишет замечания в дневник и снижает оценки по поведению. В оный день у меня её рукою появляется: “Жужжал на уроке физики”. Мы с Игорем могли заниматься разными вещами, но я так и не понял, что имелось в виду под указанным глаголом. После звонка я в близком кругу произношу:
- В Чёрном замке Галину Тимофеевну ждёт костёр.
- Бельский! Останься и повтори, что ты сказал, - прозвучал голос от учительского стола.
Потом выглядевшие уже очень взрослыми одноклассницы меня учили:
- Надо было ответить: “Простите, но я разговоривал не с вами”. В конце же концов!..
За горами, за долами, за дремучими лесами, в некоем царстве ли, королевстве ли, в пустынном отдалении от селений высился Чёрный замок. Башни были высокими, зубчатыми, а опускающиеся на цепях ворота решетчатыми, с острыми кольями. Жил в замке мрачный сеньор, сухой седовласый бородач. В отличие от Синей бороды жён он серийно не убивал за неимением оных в достаточном числе, но неугодными ему были полны замковые темницы. Музыка в Чёрном замке играла, но редко. Чаще шли муштра и парады стражи. Подробнее, чтó там внутри, никому думать не хотелось, да и вообще было это место малоизвестным. Со временем слышали о нём всё реже и реже, кто-то начинал даже думать о замке в категориях архитектурной достопримечательности, то есть элемента материально-культурного наследия. Но даже и спустя десятилетия, прошедшие после фразы в школьном кабинете физики, в Чёрном замке продолжали вершиться мрачные суды. В последние годы попадали туда в основном за непонятное для меня демонстративное неотвечание на “здравствуйте”, за заносчивость, за наслаждение возможностью как можно больше не разрешать, как, например, не разрешать выключить сводящее с ума радио в спальном вагоне; не разрешать не выбрасывать на помойку в аэропорте сувенирный значок с конференции, булавка которого может быть использована для авиационного терроризма; не разрешать взять мокрую тряпку на кухне общепита, чтобы самому вытереть стол; не разрешать пройти десять метров за охраняемую калитку к двери прачечной, чтобы прочитать часы её работы. Виновные, взятые в другое измерение, вбираются чернозамковыми ужасными колёсами. В реальном же измерении меня физически трясёт от удушающей злобы - до сердцебиения, до беспокойства рядом находящихся близких друзей, до пития успокоительных настоек:
- Перестань! Ты себя-то хоть пожалей.
На тему того, что могло бы ждать воров, дважды укравших документы, психоаналитики по моему адресу могли бы высказаться нелестно.
Из совершенно другой по масштабу и значимости области, один польский писатель, философ и капитан дальнего плавания говорил мне в мои отроческие годы, что никоим образом нельзя позволять себе думать в категориях вендетты, что любая негативная мысль вернётся к тебе десятикратно. За последние годы интенсивность моей злобности, обидчивости и вспыльчивости, если задуматься, пугает. Злобный ехидный дед.
До двух мартовских краж мне минувшей осенью ограбили квартиру, к счастью не трагично.
- Какой-то знак вам, подумайте, - говорит одна московская знакомая.
- Юлиан, вы давно были в храме? - задал мне вопрос коллега по работе.
Давно. Ленюсь.
Теперь пошёл. Послушав меня, батюшка проявил строгость:
- Придёте каяться отдельно. Палками вас бить надо, как вы живёте. У нас тут в сенях и бьют. Пока поститесь построже да молитесь почаще, после поговорим.
Истинно сказано, ведь идёт Великий пост.
Скверное дело лень. Особенно, когда попустительствуешь себе и не благодаришь ежедневно, как поначалу, за сниспосланные бесценные яркие дары.
Отврати лице от грех моих, от меня не отврати.
А в тот вечер, когда наш вахтёр на работе, милейший Александр, после вторичной кражи почти силой сажал меня на стул, опасаясь, что кончится неотложкой, я потом, дойдя до дому, ночью не могу спать, утром не могу есть. Программа первой командировки, куда я из-за кражи паспортов не смог лететь, была сужена. Но всякое бывает: у человека из сумки украли все документы. В милиции и консульстве в ответ на мои горячие объяснения и просьбы мне их востанавливают за считанные дни. Поездка для встречи с представителями двух министерств и “Нафтогаза” Украины переназначена, делегаты летят снова. Но мне, выходит, предстоит снова изречь: “Извините, тут такая история…”
Ночь напролёт - шёпот: только чтобы всё удалось и я полетел в Киев.
На следующее утро я опять в милиции. Начальник паспортного стола будет в три часа. По второму кругу бегаю, собираю справки. Потом перед начальником из моей глотки сачится, что Александр Викторович, у меня вечером самолёт, вы понимаете, в какой я оказался ситуации, без нового паспорта никак, он мне нужен максимум через четыре часа, все справки собраны.
Надо выйти в коридор, подождать несколько минут. По их истечении:
- Войдите. Ну что мне с вами делать? Приходите в половину шестого.
- Александр Викторович, позвольте без обиняков: как мне Вас благодарить?
Рядом с ним сидит вызванная инспектор-паспортистка Лариса.
- Принесёте бутылку “Мартини”, подарите Ларисе Александровне. Она вам сейчас, оставив все дела, всё сделает.
Бутылка розового “Мартини” из Новоарбатского гастронома, равно как коробка конфет “Вечерний Киев” из Киева вручаются по возвращении. За мною остаётся письмо на имя генерального директора Федеральной миграционной службы России, которая ныне занимается всеми паспортными делами. В письме я выражу, во-первых, глубокую благодарность сотрудникам паспортного стола Управления ФМС ро району Арбат в Москве начальнику Александру Викторовичу, старшему инспектору Алексею Сергеевичу и инспектору Ларисе Александровне за понимание, терпение, содействие и оперативность, оказанные в трудной ситуации; во-вторых, с искреннем удовлетворением отмечу заметно изменившееся за последнее время отношение офицеров милиции - сотрудников ФМС к согражданам, в том числе их обращающие на себя внимание любезность и желание помочь; в-третьих, скажу, что указанные обстоятельства являются важным и показательным моментом того, что можно назвать развитием государственных институтов Новой России, и пожелаю дальнейших успехов Федеральной миграционной службе.
С очередным полученным паспортом, положенным в глубокий нагрудный карман, я быстро иду домой собирать в дорогу чемодан. Невероятное ощущение, что я отряхнулся от липкого кошмара. Всё в порядке, лечу в Киев. Буду ежедневно молиться с благодарностью, а по истечении Великого поста закажу молебен.
От вокзала отъезжает красный “Аэроэкспресс”, уплывают вечерние огни Москвы. У терминалов Шереметьева освещенные кили самолётов. Потом под крылом ночные облака, подаются аэрофлотовский сок и бутерброд (его не ем, он с ветчиной и сыром, грызу специально взятые постные хлеб и сушки). Через полтора часа киевский аэропорт Борисполь, встречающая машина. Шофёр уже знакомый, зовут Андрей, с ним мы всякий раз, пока едем, беседуем - в том смысле, что я болтаю без умолку, но ему про мои похождения, про то, что мне нравится, интересно слушать. Андрей включает музыку, объявляя, что у него для меня сюрприз. За окном роскошного BMW предполуночный мир, деревья, шоссе, знак на границе города со звездою героя Советского Союза и словами Вiтає вас мiсто-герой Киïв, корпуса новостроек, окраинные станции метро, а в мягко и быстро плывущей машине звучат Полонез до-минор и Полонез соль-минор князя Михаила Клеофаса Огинского. Вот так! Гордый стольный Киев - и кресовый, и мать городов русских - эту музыку тоже знает и ценит, в нём она по-своему блистательна и переливчата. Старая Литва и Малороссия, держащиеся за руки.
Андрей улыбается:
- Я знал, чем вас порадовать.
Это та человечность и чуткость Киева, перед которой я преклоняюсь земным поклоном.
Движение-полёт сквозь киевскую ночь. В продолжение счастливой волны я читаю наизусть стихи про музыку, которую мы слушали. Справа остаётся Дарница. Въезжаем на мост. Неизменное грандиозное величие огромной реки. Днепр широкий. На высоком холмистом берегу купола Лавры. И бледный месяц о ту пору из-за тучи кое-где выглядывал - как-будто чёлн в синем море, то выплывал, то утопал. Об этом знают на Украине все. Ибо -
…I блiдий мiсяць на ту пору,
Iз хмари де-де виглядав,
Неначе човен в синiм морi
То виринав, то потопав…
Тарас Григорович Шевченко
Наконец, Софийская площадь с гетманом Богданом на коне, купола Святой Софии и ставшая за мои командировки родной гостиница “Хаятт”. Она одна из лучших, виденных мною вообще - по уровню обслуживания и комфорту. Неизменно слышимое при регистрации: “С возвращением, господин Бельский”. Уже за полночь. Спят мои со-делегаты по командировкe, не подозревающие, что всё висело под очень уж большим знаком вопроса и через какие нервы я прошёл. В комнате специально для меня лёгкое одеяло (знают, помнят, что не люблю спать под обычными перинами), мягкий свет, гигантская кровать для утопания. На белой скатерти-самобранке приезжает розовый лосось - постный - с лимоном и оливками, свежий хлеб и свежевыжатый апельсиновый сок. Паспорт покоится в нагрудном конверте на шнурке под рубашкой, я в Киеве, завтра с утра переговоры. За окном вдали на Михайловской площади - белая в прожекторах Святая равноапостольная княгиня Ольга, Вольга-Хельга, основательница Витебска и княгиня Киевская. Ежевечерний звонок иной Вольге - Вольке-Литвинке-Витебчанке, без этих звонков жизни быть не может. В Белоруссии моя незадачливость тоже переживалось. Ещё перед отлётом пришёл оттуда смс, что я большой молодец, коль скоро всё удалось. Что ж, молодец исключительно милостью Свыше. Впредь приложу все старания не быть столь непростительно невнимательным.
Над пустынной местностью в отдалении от селений что-то странное происходит: то ли погода резко меняется, то ли ещё что. Простоволосый седой сеньор, сухой бородач, выглядит тоже необычно, давненько его при дневном свете не видели. “Открыть темницы. Отпускать всех, - говорит он главному надсмотрщику стражи. - Пусть выходят и уходят”. Как оно там в тот момент на самом деле было - мало кто ведает. Вышло немало народу, пошли кто куда, кто в чём, ушли за раскрытые ворота. Потом в одном из дворов по приказу был опрокинут ломами и разбит столб для костра. Ещё ломали и выбрасывали какие-то колёса. По округе слухи разные пошли. Дескать, Чёрный замок отворился, всех отпустили, а сам замок чуть ли не рушить собираются. Кто-то на эту весть архитектурно-исторической ценностью постройки заинтересовался, собирались какие-то послания кому-то писать, иной подумывал, не описать ли Чёрный замок былинно, не поисследовать ли его историю. Но в окрестностях Чёрного замка уже давно никто не жил, и спросить было некого. А потом узнали, что замок взорван. И нет его больше. И не осталось ничего, весь немалый объём камня и утвари увезли, а как, на чём и куда - неизвестно. Сказывали, что выворачивали, крушили и вывозили даже фундаменты, потом засыпали ямы, ровняли валы и рвы. Всё-таки поехал кто-то посмотреть, ведь столько стояла чёрная крепость, столько слухов о ней ходило. Прибыли, ан и взаправду нет. Лишь холмистая равнина простирается, кое-где на ней редкие кустарники растут, и каменистая дорога словно вникуда ведёт. Дальше поле гладкое. На ней борозда от плуга. Пахарь с лошадкой тут же был. Сказал, что, место запахать велели. Это можно, запахал, это в добрый час, это благой труд. Будут ли когда что сеять - посмотрим. Путники об увиденном и услышанном в грамоты и записали.
Старый же сеньор, не расставшийся с любовью к тёмным подземельям, завязал себе где-то на чём-то узелок и ещё колокольчик привесил, чтобы почаще вспоминать, что на старости лет надо, наконец, приучить себя не раздражаться от каждого пустяка до удушающе-ослепляющего припадка злобы с дрожью рук и тела, стараться поменьше вызвериваться на людей, которые тебе чем-то не нравятся, как минимум просто не обращать на них внимания. А думать, например, об игрушечной пушистой собаке в свитерочке с колпачком, подаренной на последнее Рождество.
Кончается трудный март, ушли с неба испытующие зодиакальные Рыбы 2011 года, солнце вошло в следующий знак Овна.
А пёс в колпачке подарен в обстановке и атмосфере, ради которых стоит жить.
*
Завтра текст будет значительно более содержательным и разумным, о нём один из моих живожурнальных друзей просил меня давно.
*
Киев, Софийская площадь, видимая почти с крыльца гостиницы "Хаятт".
Купола Софийского собора и гетман Богдан на коне и с булавою.
Сама гостиница "Хаятт", место курортного отдыха во время работы.
Пёс в свитерочке с колпачком на моей подушке в номере. В этом путешествии сопровождал меня.
Мои постоянные телисманы в поездках.
Вид из окна номера: вдали на Михайловской площади белый монумент Святой княгини Ольги.
Святая равноапостольная княгиня Ольга, основательница Витебска, княгиня киевская.
Летим, самолёт поднялся из аэропорта Борисполь и набирает высоту, направляясь к Москве.
*