Про Петечку, осеннее
В школьные годы я думала: вот вырасту, выучусь - объеду весь Советский Союз, все республики. Особенно мне хотелось к бабушкиной институтской подруге тете Лизе. Она в тридцатые годы закончила московский мединститут и уехала в Таджикистан, в Пяндж, на самую границу с Афганистаном. Проработала там всю жизнь детским врачом.
Потом я выросла, выучилась, родила Кота, Советский Союз распался, тетя Лиза умерла,
а ее полурусским сыновьям пришлось убраться из Таджикистана. Один растил картошку под Ростовом-на-Дону, другой строил Нерюнгри. Но я и до Нерюнгри не доехала.
Нереализованные родительские желания деваются известно куда. Сначала вырос Кот. И пошло-поехало. Байкал, Обь, Удмуртия, Камчатка… Никогда в жизни я не разглядывала карту России с таким вниманием, как когда отыскивала на ней Кота - в Шамардане ли, в Тегах или в Эссо.
И вот теперь нежный мой мальчик Петечка - Петечка, который, как некоторые помнят, еще недавно спрашивал, попадают ли комары в ад и храпят ли вороны, Петечка, к которому отказывалась ехать скорая («Я к вам не поеду, ребенок умрет - я не хочу отвечать!») - этот вот самый Петечка, благодаря которому я сама бы с легкостью сдала экзамен на детского врача, купил себе, наконец, машину, на которой можно ездить. На двух прошлых ездить было затруднительно, зато чинить их можно было - сколько влезет (и так на нашем участке появилась смотровая яма).
Новая машина стоила двадцать восемь тысяч. Зовется «Ижом». «Она всего на два года старше твоей!» Моей двенадцать. «Вы все ездили в отпуск, а я нет, - сказал Петечка, купив ижика. - А теперь я тоже хочу в отпуск. На море». И, натурально, укатил на море. На Баренцево.
Нет, не один. С одноклассником Леней. И с некоей девицей, которую оба они до этого в глаза не видели. Нашли на сайте попутчицу, «чтобы меньше платить за бензин». (В этой точке рассказа взрослые слушатели выкатывают глаза и начинают ржать и биться.) Ни Леня, ни девушка машину водить не умеют. И никаких вам гостиниц. Только палатка, только хардкор.
Из снисхождения к моим материнским трепыханиям мне прислали карту маршрута. На ней пять точек: Москва, Териберка, Рыбачий, Паанаярви, Мраморный каньон. Все из того же мужского великодушия мне было позволено следить за перемещениями Ижа и К по gps. Боже, храни МТС, и особенно услугу «Локатор».
Карта России в моей голове опять оживает и апгрейдится. Загорск, Переславль, Ярославль, Вологда. Вытегра, Пудож, Медвежьегорск. Надвоицы, Кемь. Пауза, долгая пауза. (Я перестаю есть и сжимаюсь в комочек. Убеждаю себя, что медведь вряд ли съел трех человек сразу.) Через день приходит эсэмэска: «Подъезжаем к Мурманску». Что же, здравствуй, «город Мурманск, тойсть МурмАнск». Наконец и Териберка. В Териберке снимали «Левиафан», и я теперь знаю, что она ТерИберка.
А дальше - «Растаял в далеком тумане Рыбачий, родимая наша земля». На Рыбачий нельзя проехать на «Иже». Запланирован пеший поход. Опять нет связи, а через сутки МТС выдает надпись «Абонент находится в роуминге». И картинку, на которой точка с названием «Петька» находится у берегов западной Африки. Три минуты жесткой паники (между прочим, Москва - Мурманск - Никель - один из маршрутов сирийский беженцев). Потом таки убеждаю себя, что точку МТС ставит от балды.
И вот эсэмэска: «Мы на Рыбачем, все ок». Режу яблоки, попадая по пальцам, и представляю себе, как два суровых девятнадцатилетних мужчины и одна бесстрашная двадцатипятилетняя женщина топают по мхам где-то далеко-далеко на севере, «где, сердце лаская отвагой мужскою, дорога уходит в открытое море», как мы пели сто лет назад, когда нам было девятнадцать.
Фейсбук, сентябрь 2015