Она появилась в нашем детстве, как Мэри Поппинс. Вдруг. Однажды отворилась дверь класса, и вошли два человека. Один - наш похожий на медведя директор Алегатор (sic), другая - женщина, которых в школах не бывает. Таких не было ни в наших дворах, ни в наших домах. А теперь не бывает нигде.
Она сказала, что в одной из соседних школ открывается балетная студия, и все желающие могут после уроков прийти в актовый зал на просмотр. Помню, что я опоздала и демонстрировала свою выворотность в уголке у входа, у тяжелых бордовых занавесей, пока наш военрук Иван Кефирыч, похожий на тощего индюка-очкарика, рассказыал старшеклассникам о лживой американской пропаганде.
Из нашего класса взяли двоих - меня и Светку.
Мы жили в Новогиреево. Ленты панельных девятиэтажек, четырнадцатиэтажные башни. У многих моих одноклассников не было дома книг. У Светки не было.
Школы-самолетики. Наша была - образцовая. То есть - лучшая среди окрестных. Образцовая советская школа. Конкурсы союзных республик и революционной песни. Сорок три человека в первом классе. «У тебя, Худов, и отец с матерью так же обращается, как ты с девочками!» «Мне - уже - сорок - два - года - а - ты - сволочь - такая - смеешь…» - одной рукой держа за воротник, а другой отвешивая от всей души подзатыльник после каждого слова. «Древнегреческий философ Тициан прожил до 99 лет, потому что он не пил и не курил». Резкоголосые одетые в синтетику тетки с химиями на головах.
У ВГ на голове была коса, темно-золотая, закрепленная шпильками, как корона. И она держала голову так, как будто корона на ней была. Черное вязаное платье - очень простое и специально для нее вязанное - застегивалось на груди камеей. Отчетливость ее речи, выразительность интонаций и звучность голоса современным детям невозможно себе представить. Никакое театральное училище не дает этого безвозвратно растворившегося в кокни выговора «бывших». Ее французский был настоящий старый французский, со всеми аксантами. Я такого не слышала больше никогда, ни от университетских преподавателей, ни от самих французов, перешедших на чирикающую скороговорку. Ей достаточно было посмотреть на ученика, приподняв брови, чтобы привести его в чувство. Учитель, вздумавший провести урок, стоя на руках, меньше отличался бы от остальных наших учителей, чем ВГ с ее невиданным чувством собственного достоинства.
Возраст ее был для нас загадкой. Как-то 23 февраля она обмолвилась, что у нее сегодня юбилей - «полсотни». Мы поверили. Потом, много позже, я узнала, что на самом деле ей исполнилось в тот день шестьдесят. Ей исполнилось шестьдесят, и однажды в автобусе сказали, на нее кивая: «Вот сидит молодая женщина, пусть уступит место!» Ей пришлось показывать паспорт.
Мы почти ничего о ней не знали. Как-то выяснилось, что она вдова Эль-Регистана, автора гимна. В другой раз - что у нее живут семь собак и четыре кошки, все подобранные на улице. От нее пришел мой первый пес, по имени Пес. Под новый 1980-й год он прыгнул ВГ на руки в Елисеевском магазине. Да, она жила на улице Горького, совсем рядом с Кремлем.
Мы приходили к ней три раза в неделю и занимались: сначала станок, потом середина, потом бальные танцы. Не пропускали, больные прибегали. Однажды Светка мне позвонила и попросила предупредить ВГ, что она не придет - у нее папка умер. Выпил какую-то несусветную дрянь, не помню теперь уже какую. «Светка, - спрашивали ее, - он ведь, наверное, пьяный был?» Она отвечала не плача, только сжавшись, как зверок, и широко распахнув глаза: «Медицинская экспертиза установила, что он был совершенно трезв». «Он такой добрый был в этот день, - рассказывала она мне, - колечко обещал подарить». Нам было по десять лет, и у Светки было трое младших братьев и сестер.
ВГ занималась с нами балетом, только балетом. Она не воспитывала нас, не обсуждала с нами книги, не проводила внеурочное время. И нету человека, который бы повлиял на меня больше, чем она. Просто тем, что она была, какая она была.
В студию можно было ходить лет до двенадцати. Тем, чьи родители хотели, чтобы дети занимались дальше, ВГ cоветовала, куда перейти. Наши не хотели. Сначала мы забегали к ней часто, а потом все реже и реже… В последний раз я заходила к ней лет в восемнадцать, а потом потеряла след. Телефон не отвечал.
Сколько-то лет назад я наткнулась на статью о ней. Мой дядя вырезал из газет «полезные» статьи и отдавал их маме, чтобы она просвещалась. Выкинуть их сразу маме не позволяла совесть, и стопочки вырезок лежали у нее подолгу в разных укромных местах. На обороте одной такой уже пожелтевшей дядиной вырезки я увидела фотографию ВГ.
Газета - ненадежный источник информации. И все же. Чего мы не знали.
Она родилась в семье старообрядцев. После революции бежали в Узбекистан. Была солисткой чуть ли не с 14-ти лет. Отца репрессировали. Эль-Регистан женился на ней, как только ей исполнилось 17. Сталин пенял ему, что он не приводит на кремлевские приемы свою красавицу-жену. Ездила на фронт с агитбригадами. После смерти Эль-Регистана чуть не умерла, три года провела в инвалидной коляске. Работала потом в училище Большого театра, кого только нe учила.
А потом пришла работать к нам. Но это не конец истории.
Когда она перестала работать, безвылазно жила на даче. Однажды к ней ворвались два наркомана, забрали все, что могли, и стали пытать. Не буду перечислять здесь, что они с ней делали, - я и сама была бы рада это забыть. Когда печаталась статья, следствие все тянулось, ВГ все так же жила на даче, ходила с палочкой и хотела написать книгу о своей жизни.
Со Светкой я не виделась давным-давно. Она родила в шестнадцать лет дочку, потом вышла замуж и уехала в деревню - в Опочецкий район Псковской области. Сейчас уже бабушка, наверно. Работает в деревенском клубе. Ведет у детей танцы.