Когда рисовать начнете, вы это поймете сами.
В коробке с карандашами дети спешат на площадь… Помню, как поразила меня тогда меня эта строчка. И клоун, идущий с шариками по канату, на котором развешаны треугольные флажки - синие, зеленые, фиолетовые, какие угодно, только не красные.
В моем детстве на площадь можно было идти только с кумачовым флагом на коммунистическую демонстрацию. И всё.
Было это нудно, уныло, как правило, холодно, дождь со снегом, убогое клетчатое короткое нарощенное пальто, из рукавов которого торчат выросшие руки, убогая шапка с помпоном, валенки с галошами, жесткая терка вместо варежек на резинке через рукава, резинке, которая в районе шеи бесила до пены на губах… Господи, как я всё это ненавидел. Как я это ненавижу сейчас. Та пятилетняя девочка из Львова на демонстрации - это визуальное выражение моего детства. И как счастливы современные дети, что не знают этого.
Никаких других мероприятий - нет, не праздников, праздником это унылое сборище назвать невозможно было, именно «мероприятие», по разнарядке ГорОНО, с ответственными товарищами из райкома - на площади отродясь не было.
Не важно, на какой именно площади, какого города и сколько в нем населения - хоть в миллионной Москве, хоть в полувымершем Вышнем Волочке. Ну, разве что одинокая елка, воткнутая посреди асфальта на новый год.
Помню, как мы с мамой ездили на Таганку смотреть новогодний салют. Битком набитый старый разваливающийся «ЛиАЗ», в котором так интересно было стоять на задней площадке полукругом, в закутке, образуемом поручнем около дверей, в этот раз был набит битком. Народу было много. Одинаковые черные польта до потолка и где-то там, наверху, одинаковые пыжиковые шапки. И я, затертый посреди этих черных, обступивших со всех сторон, айсбергов.
Салют был действительно интересен. Одна из пятнадцати, что ли, точек в Москве. В парке между деревьев стояли машины - это потом, в армии, кода меня отправили захватывать чужую землю, я узнал, что они называются «шишиги» - с толстыми трубами и огромными, сантиметров двадцать-тридцать в диаметре, шарами в упаковках.
Было интересно смотреть, как солдаты - взрослые, как мне тогда казалось, дядьки - берут эти шары, засовывают их в эти самовары, от них тянутся какие-то провода к пульту, там сидит дядька в фуражке, что то командует, вычисляет… Это потом я понял, что солдаты никакие не дядьки - мальчики, только только из-под мамкиной юбки. Но тогда было важно, сосредоточенно, с осознанием момента.
Бабахало сильно, долго, мощно, с неба сыпались куски картона и пластмассовые ободки, кому повезло, ловил их, я тоже поймал даже, по-моему, целый картонный полукруг, он долго стоял потом у меня на полке и пах порохом, и было действительно здорово.
Но через двадцать минут все закончилось… И что?
Одинокая елка посередине асфальта - и больше ничего.
И обратно битком набитый автобус, где тебя, маленького шкета, на которого никто не обращает внимания, размазывают между польтами. Что кто-то посадит на колени, я не ждал - в той стране счастливого детства если ты был ребенком, это были твои проблемы.
Чувствовался какой-то обман. Потому что хотелось большего.
Никаких флагов, никаких клоунов, никаких спешащих на праздник детей ни на той площади, ни на какой другой, ни в той стране не было ибыть не могло. Только ржавый «ЛиАз» с черными польтами до неба и пластиковые стойки около двери на полукруглой задней площадке, на которой так здорово смотреть в окна. Единственное доступное каждый день развлечение советских мальчишек.
Про ярмарки я читал только у Аленушки с братцем Иванушкой. Про цирк шапито видел только у дядюшки Мокуса.
Меня так привлекало это слово. Ша-пи-то. Было в нем что-то вот именно такое - спешат на площадь.
С тех пор в обычный цирк, на Вернадского, или на Цветном, нет, ну хотелось, конечно, но больше хотелось хотелось именно в шапито. С шатрами. С клоунами. И на ветру флаги над малышами.
Но шапито не было, был только коммунистический кумачи, и городской отдел народного образования, раз за разом, год за годом, мероприятие за мероприятием - с трибуной, транспарантами, построением колонными по предприятиям и деревянными лопатами для уборки снега.
Никто из детей в твердом разуме спешить туда не мог бы в принципе.
А тут - спешат. Не родители их тащат, со скандалом засунув сквозь шею ненавидимые варежки, а они их. Фантастика.
И я сидел, раскрыв рот, и осознавал, что, оказывается, где-то есть и другая жизнь.
И кто-то там ею вот так вот живет. Как в мультике.
И, более того, ведь даже автор этой строчки - ведь он же сам, наверняка, видел и эту площадь, и эти флаги, и этих клоунов на ходулях, которые дарят детям цветы, и палатки с аттракционами, и кольца, и водяные пистолеты, и пальто у них яркие и удобные, и варежки, чтоб им в аду гореть, и конкурсы, и разноцветные аттракционы, и карусель, и вертикальное колесо, которое крутится на огромной скорости и люди в нем кричат от восторга и страха вперемежку, и сверкают огни, и грохочет музыка…
Есть, есть она, эта площадь. Точно есть.
В этот момент я физически, где-то в районе селезенки, почувствовал, что начинаю боготворить Америку.
В рамках проекта "Литература без посредников".
Если кто считает, что свою писательскую жизнь я живу не зря, что мои тексты заставили задуматься, пересмотреть какие-то решения, принять их, взглянуть на мир по-новому, засмеяться, заплакать, сопереживать, улучшить свои навыки по критическому восприятию информации или иным способом были полезны, то все как всегда.
Не сдерживайте себя, братцы.
Приват-банк карта номер: 5363 5423 0856 3718
Либо просто кинуть на телефон
МТС: +7 915 237 41 78
Мегафон: +7 926 558 57 89
Карта "Приват" для переводов в евро:
5363 5423 0856 3775