Как деды воевали
Мстислав Иванов, разведчик, более года непрерывно воевал на фронте в разведроте 303-й стрелковой дивизии, и сумел выжить, что само по себе уникально в пехоте за такой срок, принял участие в сотнях боев, подтвержденных документами, уничтожил многие десятки немецких солдат и взял большое число пленных. Кавалер ордена Славы трех степеней, двух Красной звезды. Умер в 2014-м в возрасте 90 лет.
"Дело было в Словакии на реке Грон. Зимой мы там стояли в обороне. Река не широкая, но с очень быстрым течением, поскольку стекает с гор. Мы ее Гроб прозвали - уж больно много разведчиков погибло. Незадолго до того у нас сменился командир роты. Дело было так. Разведчик, хороший парень, вернулся с задания. Выполнить его не получилось - это же не свинью украсть, а человека, который ждет, что его украдут, да еще и вооружен до зубов. Командир (роты) на него: "Знаешь, что невыполнение задания карается смертью!" Вытащил пистолет и шлепнул его (разведчика). А потом исчез, и присылают нам другого командира роты Военкова. Мы не можем понять, куда тот-то (убийца) девался. Вскоре всех офицеров дивизии и разведроту вызвали в одно место. Мы на коней и туда. Выстроились полукругом. Смотрим, ведут нашего командира. Приговор. "По изменнику Родины - огонь!" Почему он этого парня застрелил? Может тот что-то знал про него... Но это уже догадки. Так вот оборона проходила по реке. Она замерзла с берегов, а по середине, где стремнина, она не замерзала. Чтобы переправляться на тот берег делали так. В первую ночь переправлялись с бечевкой, потом подтаскивали стальной трос и закрепляли его, но не натягивали. На следующую ночь на лодке по тросу перебирались на ту сторону. В середине декабря выпало мне плыть с бечевкой. В этом месте уже было несколько неудачных попыток переправить трос. Я начальнику разведки (дивизии) говорю: "Невозможно в этом месте трос переправить - сильное течение". - "Вы врете! Вы специально не переправляете трос, чтобы не идти на ту сторону!". Я пошел. Мне придали сапера. Разделся до гимнастерки. Сапоги, галифе, граната, нож и пистолет за пазухой. Обвязали веревкой и я пополз по наледи. Около воды она провалилась и я поплыл на ту сторону. Подплыл, а выбраться не могу - лед ломается, меня потащило. Меня тащило вдоль кромки льда, пока веревка не кончилась и на натянулась. Потянуло меня к нашему берегу и под лед... Хорошо, что сапер подбежал, пробил ногами лед и я вынырнул. Кое-как вылез, мокрый, замерзший. Пришел в штаб. Начальник разведки: "Ты, бля, специально! Не выполнил задание!" Я начал возражать. Он за пистолет. Думаю: "Сдуру шлепнет меня как того парня". У меня пистолет за пазухой. Я его опередил и ухлопал. Пошел в деревню, где мы стояли. До нее километра три. Мне говорят: "Бери телогрейку. Тебе бежать надо". - я отмахнулся - "Не надо". Думаю: "Все равно мне кранты". Пришел в деревню весь обледеневший. Забрался на печку и уснул. Утром просыпаюсь, смотрю в избе два автоматчика. Не будят меня: "Чего вы?" - "Командир дивизии Федоровский вызывает". Ну понятно чего...
Пришел. Командир на меня: "Ты чего же твою мать натворил?" - "А чего?! Вы тот случай помните? Он за пистолет схватился, и чего я буду ждать?" - Он промолчал. - "Иди. Скоро приедет военный трибунал будет тебя судить". Ну а чего там судить - расстреляют и все. В штрафную из разведки не посылали - мы сами со штрафных набирали. Сняли с меня ремень, посадили. Сижу. Жду. А тут языка вот так нужно, а взять не могут. Комдив вызывает: "Слушай, давай ты мне языка, а я тебе жизнь. Я тебя из-под стражи освобождаю, бери кого хочешь, сколько хочешь, наблюдай сколько надо, но языка возьми. Соседи взять не могут, мы не можем. Выручай". Я пришел к своим. Ребята: "Ты чего?" "Так и так. Кто со мной?" Многие конечно захотели, но я отобрал двух самых надежных ребят. Один пойдет со мной на захват, а один останется на лодке. У немцев оборона была построена так - там где трос можно переправить, там оборона такая, что не пролезешь, а там где пролезть можно - там стремнина. Я решил переправиться там где это возможно, потом по наледи под берегом проползти в то место где оборона слабее и проникнуть в тыл. Так же накануне трос переправили, а на вторую ночь пошли. Переправились, проползли по наледи, пробрались между ними и зашли в деревню. Пронаблюдали где у них штаб и решили ждать. Выходят офицер с портфелем и два автоматчика. Значит важная персона. Тихо не возьмешь - автоматчиков два и нас двое. Мы открыли огонь. Автоматчиков прикончили, и впопыхах ранили офицера в ногу. Офицер хороший попался.
Кое-как подобрались к речке. На лодку положили, переправились. Сил уже никаких не было. Еле-еле добрались. Доложил Федоровскому:
- Задание выполнено.
- Ты убит на этом задании.
- Как убит?! Я же живой?!
- Доложу, что тебя убило. Отбрешусь, что заставил тебя срочно взять "языка", а ты иди в свою роту, отдыхай.
Ивановых много на белом свете. Он меня вычеркнул из списка. И тут же, как вновь прибывшего, зачислил.
Чуть позже мы корректировали огонь эрэсов. С дороги то не разбежишься - снег. Много там их положили, с удовольствием уничтожали. Когда я получил письмо от матери, что убили отца, то тоже страшная злость назрела. Стал зверем.
Был у нас случай, который разбирали особисты. Командиром взвода у нас был Кузнецов Иван Иванович - отличный мужик. Стояли мы недалеко от передовой. Из соседней дивизии приехал к нему командир взвода разведки с двумя разведчиками. Он пошел в хату с Иваном Ивановичем, беседовали вдвоем. Разведчики остались снаружи. Вдруг из хаты этот командир взвода выскакивает, в руке автомат. Бежит. Мы смотрим - чего он бежит?! За ним с пистолетом выскакивает Иван Иванович: "Ах, ты предатель! Подлюка!" Тот оборачивается - и автоматную очередь ему под ноги. Пуля рикошетом попадает Ивану Ивановичу в голову. Я этого взводного догнал... сначала бил прикладом немецкого автомата, так, что он согнулся, потом дострелил его. А это почти на передовой, немцы нас видят, но не стреляют. Видать им интересно, как мы друг друга перестреляем. Два разведчика, что с ним были забежали в огромную лужу и стоят. Мы им говорим: "Идите сюда. Мы вас не тронем". Они отказываются. Потом и их из автоматов постреляли... Уже были все обозленные, как же так такого парня...настоящего разведчика убили... Эти двое не за что погибли... Потом командование выясняло, в чем дело. Я все рассказал. И из их дивизии приезжали сказали: "Правильно сделали"... и все. Ивана Ивановича довезли до госпиталя, во время операции он умер".
О... Узнаю родную непобедимую. Вот прям просто один в один мой полк в Моздоке в 96-ом. Полвека прошло, а ничего не изменилось. Все то же оскотинивание, расчеловечивание, рабство и убийства.
В то, что здесь написано, я верю безоговорочно. До единого слова. Я СЛУЖИЛ ИМЕННО В ТАКОЙ АРМИИ.
Разведрота как-то перепилась в казарме, а по плацу шел Чак - начштаба полковник Пилипчук, скотина и сволочь, такой же пьяный. Боксер его заметил. Взял автомат с ПБС: О, ща Чака пристрелю. И выстрелил. Пуля чиркнула тому между ног и ушла в небо. Чак был пьяный, ничего не заметил. Я рядом стоял, смотрел - все на моих глазах было.
Потом Чак разбил об мою голову "тетрис" в каптерке.
Потом Саид зарядил холостым, вставил в ствол шомпол и сказал: "Длинный, вытяни руку". Я отказался. Шомпол сантиметров на двадцать ушел в стену. Потом мной выбили оконную раму в туалете на втором этаже, я чудом зацепился, не выпал на улицу, и валяясь в кровавой юшке, смотрел, как Саид стряхивает на меня пепел, говоря: "А давайте его выебем", а рядом со мной упал длинный, изогнутый, как сабля, метровый осколок стекла, и я зажал его в рукаве кителя, встал и сказал: "Ну, давай. Подходи". Красивая сцена была бы для кино, кстати. Как командир разведроты Еланский после двух контузий перестал говорить, а только пил и стрелял и пиздил людей так, что разбивал об них приклады. Как за месяц из части вывезли три, что ли, трупа. Как пополнение бежало в степь в ту же ночь, прямо с кроватей, в одних кальсонах, и на утро не оставалось ни одного человека.
Как по селу из АГСов херачили, как Шиш расстрелял пленного на дамбе в Черноречье, как мужика привязали к дереву на сутки, как женщину, пришедшую искать своего сына, комбат посадил в яму в Аргуне, как двух алкашей из противотанкового взвода к дыбе привязали и всю ночь валдохали, а утром выкинули за ворота, как комбат Олегу ухо оторвал, как водитель медицинской таблетки, не помню уже фамилии, в очках, интеллигентный мужик такой был, как ни странно, лет под сорок, стрелял в избившего его начмеда, и его кинули в сортирную яму с говном и кидали туда потом корки хлеба, кунг ФСБ в Ханкале с нарисованной на борту свастикой и названием "Мерседес", откуда раздавались крики "инфильтрованных лиц".
Что эта непобедимая рабоче-крестьянская творила и творит в Донецке на подвалах - это вы уже и без меня знаете.
В этой стране никогда ничего не меняется. Никогда. Ничего.
Да и вообще, я знаю, как быстро люди теряют человеческий облик во время войны.
Поэтому когда мне рассказывают про богатырей не нас, освободителей, с доброй улыбкой, мозолистыми руками и сердцем великана, отдающих последнее освобожденным немецким женщинам и детям, я, конечно, киваю, и молча отхожу в сторону.
Ватникам, которые прибегут сюда рассказывать, что вы все врети - это не какая-нибудь там предательница Алексиевич со своими поклепами про то, как пытали пленных шомполами и всем партизанским отрядом насиловали шестнадцатилетнюю девочку-еврейку, а когда она забеременела "отвели е в кустики и пристрелили, как собачку". Это рассказ с вашего любимого сайта "Я помню", записан вашим гуру Артемом Драбкиным.
Привет.