Золотянка. Простуда и чудесное видение
Глава 15
Утром я пошел проверить морду. За два дня рыбы набилось много, но как её есть сырой, да ещё без соли, я не представлял. На полянке не далеко от протоки подрос щавель, Я нарвал его целый букет, но по дороге больше половины съел. Солнце припекало, как в разгаре лета.
Когда-то еще в школе с помощью солнца и лупы я выжег на фанерке ворону и лисицу из басни Крылова. У ребят были выжигатели, а у меня не было, но мою работу на школьной выставке признали лучшей. Вот сейчас бы мне эту лупу. Может разобрать фотоаппарат? В его объективе ведь тоже какие-то линзы. Объектив у ФЭДа легко выкрутился. Выйдя на солнце, я попробовал навести фокус на ладонь и тут же отдёрнул её от боли. Объектив жёг не хуже лупы. Через несколько минут перед моей землянкой уже горел костёр. Я решил готовить еду на открытом воздухе, чтобы в землянке не было жарко. Из крупной сороги и линьков получился густой суп приправленный снытью и крапивой. Второе возрождение огня я отметил щукой запеченной в глине. Рыбу я фаршировал снытью и щавелем, а снаружи, чтоб лучше отставала глина, обернул крупными листьями молодой крапивы...
К ночи опять похолодало, но судя по закату, погода не должна испортиться. Добыв огонь без особого труда, я не стал поддерживать его всю ночь и спокойно проспал до утра. Проснулся рано, хотя солнце уже начало пригревать. Я хотел снова разжигать костёр и полез в рюкзак за фотоаппаратом, но в мои руки попала баночка с золотым песком. Мне показалось, что у меня слишком мало этого песка. Вот у Рафика его было раз в двадцать больше. Неожиданно мне захотелось ещё попытать счастье на промывке песка.
Быстро позавтракав печёной щукой, я снова отправился на промысел. В этот раз я спустился вниз по ручью до самого его впадения в Золотянку. В одном месте поваленное дерево образовало запруду и небольшой порог. Пришлось снова раздеваться догола, чтоб проверить песок и в запруде, и ниже порога.
У меня даже появилось какое-то чутьё на драгоценный песок. Я нырял в ледяную воду, черпал грунт, потом выскакивал на берег и долго раскручивал в банке воду, несколько раз меняя её. Почти каждый раз на дне оставалось несколько блестящих крупинок. Ради интереса я даже зачерпнул грунт буквально в месте впадения ручья в реку и вымыл пару золотяшек. Так вот откуда в реку поступает золото, которое обнаружили геологи.
Не одеваясь, я перешёл к порогу, где удачно мыл в прошлый раз. Мне снова везло, и я так увлёкся, что не заметил, как пролетел день. Солнце уже скрылось за пиками елей, когда я добрался до своего жилища. Похлебав холодный суп, я лёг на топчан и скоро заснул. Ночью меня замучил кашель, а утром стал донимать насморк. В тот раз после ледяных ванн я бежал бегом и, видимо, этим прогрелся. В этот раз шёл не спеша и вот результат. Эх! Попариться бы в баньке, вся бы хворь прошла. Хлюпая носом и постоянно кашляя, я сходил на протоку и принёс немало крупной рыбы, но у меня разболелась голова и, кажется, поднялась температура, С помощью объектива от солнца зажёг бересту и растопил в землянке печку, на которую положил несколько камней. Я надел шубную куртку и, вздрагивая от озноба, лёг на топчан. В мою голову опять полезли грустные мысли. Неужели, выжив в лютые морозы, можно загнуться от какой-то простуды? Никогда в жизни я не чувствовал себя таким несчастным.
В землянке стало тепло, и я задремал. Очень странно, но за всё пребывание в тайге, я почти ни разу не видел сны. В этот раз, возможно под действием высокой температуры, я отчётливо увидел, как в мою землянку вошла женщина. Она была в каком-то красивом национальном костюме. От улыбающегося лица с широкими скулами исходила доброта и нежность. Я хорошо знал, что на сотни километров вокруг меня нет ни души. Откуда же взялась эта аборигенка? Женщина, что-то наговаривая на не понятном мне языке, погладила меня по голове. дала выпить какое-то лекарство, а потом накормила каким-то очень вкусным кушаньем. У меня появилась сила, и я хотел обнять свою спасительницу, но женщина взяла меня за руку и повела за собой. Оказалось, что совсем не далеко от землянки стоял красивый терем. Внутри терема в большом зале висели мои картины. Тут же бегали маленькие дети. Дети обрадовались и стали прыгать вокруг нас. Некоторые дёргали меня за рукава и кричали: «Папа! Папа!»
В одной из комнат стоял мольберт с чистым холстом а рядом на столе целая груда красок. Женщина подвела меня к мольберту.
- Рисуй, - сказала она уже на русском языке, а сама взяла ружьё и отправилась на охоту.
- Вот это жизнь! - обрадовался я. - Рисуй сколько хочешь и ни о чём не думай. Да, я пожалуй никуда от сюда не поеду. Среди такой прекрасной природы такая нежная и заботливая женщина. А дети? неужели это мои дети? Так ведь это хорошо. «Рисуй», но кому нужны здесь мои шедевры. Ведь таланту нужны поклонники.
От этого вопроса я проснулся, но долго не мог прийти в себя. Наконец, заставил себя подняться. Вода в котелке на половину выкипела. Бросил в кипяток, собранные по дороге листья мать-мачехи, малины и смородины. Напившись ароматного отвара, я снова лёг на топчан. Под ноги положил большой горячий камень и на грудь тоже вместо грелки положил камень поменьше. Приснившаяся аборигенка не выходила из моей головы. Может быть это была реинкарнация Анастасии и звенящих кедров? Когда камни остывали, я менял их, пил горячий отвар и снова ложился на топчан.
На следующий день я почувствовал себя лучше. Кашель стал мягче, уменьшился насморк, перестало знобить. Надо было подумать о еде, я ведь больше суток ничего не ел. Завёрнутая в крапиву рыба отлично сохранилась, но мне почему-то захотелось куриного бульона. Наблюдая прекрасную пору размножения птиц, я давно уже не стрелял по ним. В районе старицы, как на птичьем базаре, полно уток крупных и мелких, но, во-первых, идти туда не близко, во-вторых, пробиться к старице через заросли и болото не просто и, самое главное, достать убитую птицу на воде не искупавшись невозможно. Купаться, мне уже простуженному, совсем не хотелось. Отвергнув утиную охоту, я отправился в ближайший лес, в котором мной уже были натоптаны тропинки. Голубь своим воркованием сам привлёк моё внимание. Мне показалось, что это был самец. Все самки сидели на яйцах или носили корм своим птенцам, а этот тунеядец беззаботно сидел на ветке ели, и было грех пройти мимо него. Оказалось, что стрелять из лука я ещё не разучился. Менее часа потребовалось мне для того, чтобы добыть двух голубей. На обратном пути я заглянул в лог с зарослями крапивы и сныти, Супчик получился отменный.
Через несколько дней я был в отличной форме и решил ещё сделать несколько этюдов в районе верхней стоянки. Яркая молодая зелень, как новое платье представляла природу совершенно в ином виде.
Какая красота! Среди такой природы надо строить курорты. А вот начнут добывать этот чёртов халькопирит да качать нефть и всё загадят. Сроют эти красивые горы, в Золотянку будут сливать промышленные отходы. А я бы тут такие дворцы настроил!
Рассуждал я так, словно был самым умным. Порой мне кажется, что у нас совсем перевелись архитекторы. То бетонные коробки кладут на бок, то ставят на попа. Больше ничего не могут придумать. Даже в кремле вместо дворца съездов поставили обыкновенную коробку.
В нашем городе было несколько холмов. Старики говорят, что на них до войны ещё был лес. В войну лес вырубили на дрова а все косогоры раскопали под картошку. Поздней на этих холмах и вдоль речек разбили мичуринские сады. Теперь на холмах ставят коробки. На самой высокой горе от куда, как со смотровой площадки, можно было обозревать пол города, построили какую-то хабазину в виде производственного корпуса. Склон горы завалили строительным мусором а потом в несколько ступеней построили гаражи. Гаражи, конечно нужны, но зачем их строить на самом видном месте? А если уж есть в этом большая необходимость, то можно построить красивый многоэтажный гараж, чтоб он выглядел не хуже жилого дома или административного здания.
А речки, бедные городские речки, в которых когда-то водились пескари. В чём они виноваты? Зачем их заваливают мусором и, как в канализацию, сливают всякую гадость? Конечно, проще обозвать их вонючками и упрятать в бетонную трубу, чем очистить и облагородить. Испокон веков в западноевропейских городах ценятся ландшафтные парки. Даже в безводных городах создают искусственные водоёмы, У нас же почему-то любят разводить свалки и помойки.
Я бы на самом высоком холме соорудил здание в стиле старинного замка. Или наоборот высотное здание, напоминающее московские высотки пятидесятых годов. Те же гаражи разместил бы не ступеньками, а в несколько этажей в своеобразной крепостной стене. На верху стены сделал бы смотровую площадку для любования городом. А на месте мичуринских садов и вонючей речки разбил бы красивый парк с чистыми прудами и водопадами.
Нет, видимо в правду перевелись зодчие на Руси. Хотя всё зависит не столько от зодчих сколько от руководителей. Как прикажут, так и сделают.
Рассуждая, я написал два этюда, в которых преобладал ярко-зелёный весенний цвет.
Продолжение приключенческой повести Е.И.Старкова "Золотянка" следует.
Понравилось? Ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить продолжение.
Утром я пошел проверить морду. За два дня рыбы набилось много, но как её есть сырой, да ещё без соли, я не представлял. На полянке не далеко от протоки подрос щавель, Я нарвал его целый букет, но по дороге больше половины съел. Солнце припекало, как в разгаре лета.
Когда-то еще в школе с помощью солнца и лупы я выжег на фанерке ворону и лисицу из басни Крылова. У ребят были выжигатели, а у меня не было, но мою работу на школьной выставке признали лучшей. Вот сейчас бы мне эту лупу. Может разобрать фотоаппарат? В его объективе ведь тоже какие-то линзы. Объектив у ФЭДа легко выкрутился. Выйдя на солнце, я попробовал навести фокус на ладонь и тут же отдёрнул её от боли. Объектив жёг не хуже лупы. Через несколько минут перед моей землянкой уже горел костёр. Я решил готовить еду на открытом воздухе, чтобы в землянке не было жарко. Из крупной сороги и линьков получился густой суп приправленный снытью и крапивой. Второе возрождение огня я отметил щукой запеченной в глине. Рыбу я фаршировал снытью и щавелем, а снаружи, чтоб лучше отставала глина, обернул крупными листьями молодой крапивы...
К ночи опять похолодало, но судя по закату, погода не должна испортиться. Добыв огонь без особого труда, я не стал поддерживать его всю ночь и спокойно проспал до утра. Проснулся рано, хотя солнце уже начало пригревать. Я хотел снова разжигать костёр и полез в рюкзак за фотоаппаратом, но в мои руки попала баночка с золотым песком. Мне показалось, что у меня слишком мало этого песка. Вот у Рафика его было раз в двадцать больше. Неожиданно мне захотелось ещё попытать счастье на промывке песка.
Быстро позавтракав печёной щукой, я снова отправился на промысел. В этот раз я спустился вниз по ручью до самого его впадения в Золотянку. В одном месте поваленное дерево образовало запруду и небольшой порог. Пришлось снова раздеваться догола, чтоб проверить песок и в запруде, и ниже порога.
У меня даже появилось какое-то чутьё на драгоценный песок. Я нырял в ледяную воду, черпал грунт, потом выскакивал на берег и долго раскручивал в банке воду, несколько раз меняя её. Почти каждый раз на дне оставалось несколько блестящих крупинок. Ради интереса я даже зачерпнул грунт буквально в месте впадения ручья в реку и вымыл пару золотяшек. Так вот откуда в реку поступает золото, которое обнаружили геологи.
Не одеваясь, я перешёл к порогу, где удачно мыл в прошлый раз. Мне снова везло, и я так увлёкся, что не заметил, как пролетел день. Солнце уже скрылось за пиками елей, когда я добрался до своего жилища. Похлебав холодный суп, я лёг на топчан и скоро заснул. Ночью меня замучил кашель, а утром стал донимать насморк. В тот раз после ледяных ванн я бежал бегом и, видимо, этим прогрелся. В этот раз шёл не спеша и вот результат. Эх! Попариться бы в баньке, вся бы хворь прошла. Хлюпая носом и постоянно кашляя, я сходил на протоку и принёс немало крупной рыбы, но у меня разболелась голова и, кажется, поднялась температура, С помощью объектива от солнца зажёг бересту и растопил в землянке печку, на которую положил несколько камней. Я надел шубную куртку и, вздрагивая от озноба, лёг на топчан. В мою голову опять полезли грустные мысли. Неужели, выжив в лютые морозы, можно загнуться от какой-то простуды? Никогда в жизни я не чувствовал себя таким несчастным.
В землянке стало тепло, и я задремал. Очень странно, но за всё пребывание в тайге, я почти ни разу не видел сны. В этот раз, возможно под действием высокой температуры, я отчётливо увидел, как в мою землянку вошла женщина. Она была в каком-то красивом национальном костюме. От улыбающегося лица с широкими скулами исходила доброта и нежность. Я хорошо знал, что на сотни километров вокруг меня нет ни души. Откуда же взялась эта аборигенка? Женщина, что-то наговаривая на не понятном мне языке, погладила меня по голове. дала выпить какое-то лекарство, а потом накормила каким-то очень вкусным кушаньем. У меня появилась сила, и я хотел обнять свою спасительницу, но женщина взяла меня за руку и повела за собой. Оказалось, что совсем не далеко от землянки стоял красивый терем. Внутри терема в большом зале висели мои картины. Тут же бегали маленькие дети. Дети обрадовались и стали прыгать вокруг нас. Некоторые дёргали меня за рукава и кричали: «Папа! Папа!»
В одной из комнат стоял мольберт с чистым холстом а рядом на столе целая груда красок. Женщина подвела меня к мольберту.
- Рисуй, - сказала она уже на русском языке, а сама взяла ружьё и отправилась на охоту.
- Вот это жизнь! - обрадовался я. - Рисуй сколько хочешь и ни о чём не думай. Да, я пожалуй никуда от сюда не поеду. Среди такой прекрасной природы такая нежная и заботливая женщина. А дети? неужели это мои дети? Так ведь это хорошо. «Рисуй», но кому нужны здесь мои шедевры. Ведь таланту нужны поклонники.
От этого вопроса я проснулся, но долго не мог прийти в себя. Наконец, заставил себя подняться. Вода в котелке на половину выкипела. Бросил в кипяток, собранные по дороге листья мать-мачехи, малины и смородины. Напившись ароматного отвара, я снова лёг на топчан. Под ноги положил большой горячий камень и на грудь тоже вместо грелки положил камень поменьше. Приснившаяся аборигенка не выходила из моей головы. Может быть это была реинкарнация Анастасии и звенящих кедров? Когда камни остывали, я менял их, пил горячий отвар и снова ложился на топчан.
На следующий день я почувствовал себя лучше. Кашель стал мягче, уменьшился насморк, перестало знобить. Надо было подумать о еде, я ведь больше суток ничего не ел. Завёрнутая в крапиву рыба отлично сохранилась, но мне почему-то захотелось куриного бульона. Наблюдая прекрасную пору размножения птиц, я давно уже не стрелял по ним. В районе старицы, как на птичьем базаре, полно уток крупных и мелких, но, во-первых, идти туда не близко, во-вторых, пробиться к старице через заросли и болото не просто и, самое главное, достать убитую птицу на воде не искупавшись невозможно. Купаться, мне уже простуженному, совсем не хотелось. Отвергнув утиную охоту, я отправился в ближайший лес, в котором мной уже были натоптаны тропинки. Голубь своим воркованием сам привлёк моё внимание. Мне показалось, что это был самец. Все самки сидели на яйцах или носили корм своим птенцам, а этот тунеядец беззаботно сидел на ветке ели, и было грех пройти мимо него. Оказалось, что стрелять из лука я ещё не разучился. Менее часа потребовалось мне для того, чтобы добыть двух голубей. На обратном пути я заглянул в лог с зарослями крапивы и сныти, Супчик получился отменный.
Через несколько дней я был в отличной форме и решил ещё сделать несколько этюдов в районе верхней стоянки. Яркая молодая зелень, как новое платье представляла природу совершенно в ином виде.
Какая красота! Среди такой природы надо строить курорты. А вот начнут добывать этот чёртов халькопирит да качать нефть и всё загадят. Сроют эти красивые горы, в Золотянку будут сливать промышленные отходы. А я бы тут такие дворцы настроил!
Рассуждал я так, словно был самым умным. Порой мне кажется, что у нас совсем перевелись архитекторы. То бетонные коробки кладут на бок, то ставят на попа. Больше ничего не могут придумать. Даже в кремле вместо дворца съездов поставили обыкновенную коробку.
В нашем городе было несколько холмов. Старики говорят, что на них до войны ещё был лес. В войну лес вырубили на дрова а все косогоры раскопали под картошку. Поздней на этих холмах и вдоль речек разбили мичуринские сады. Теперь на холмах ставят коробки. На самой высокой горе от куда, как со смотровой площадки, можно было обозревать пол города, построили какую-то хабазину в виде производственного корпуса. Склон горы завалили строительным мусором а потом в несколько ступеней построили гаражи. Гаражи, конечно нужны, но зачем их строить на самом видном месте? А если уж есть в этом большая необходимость, то можно построить красивый многоэтажный гараж, чтоб он выглядел не хуже жилого дома или административного здания.
А речки, бедные городские речки, в которых когда-то водились пескари. В чём они виноваты? Зачем их заваливают мусором и, как в канализацию, сливают всякую гадость? Конечно, проще обозвать их вонючками и упрятать в бетонную трубу, чем очистить и облагородить. Испокон веков в западноевропейских городах ценятся ландшафтные парки. Даже в безводных городах создают искусственные водоёмы, У нас же почему-то любят разводить свалки и помойки.
Я бы на самом высоком холме соорудил здание в стиле старинного замка. Или наоборот высотное здание, напоминающее московские высотки пятидесятых годов. Те же гаражи разместил бы не ступеньками, а в несколько этажей в своеобразной крепостной стене. На верху стены сделал бы смотровую площадку для любования городом. А на месте мичуринских садов и вонючей речки разбил бы красивый парк с чистыми прудами и водопадами.
Нет, видимо в правду перевелись зодчие на Руси. Хотя всё зависит не столько от зодчих сколько от руководителей. Как прикажут, так и сделают.
Рассуждая, я написал два этюда, в которых преобладал ярко-зелёный весенний цвет.
Продолжение приключенческой повести Е.И.Старкова "Золотянка" следует.
Понравилось? Ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить продолжение.