Антивоенный баталист
Василий Васильевич Верещагин известен как великий художник-баталист, но не все помнят, что многие его полотна были по сути антивоенными, а сам художник подвергался критике и нападкам за свою позицию.
После участия в Туркестанских походах и путешествий по Средней Азии начинавший художник Верещагин создал прославившую его «Туркестанскую серию», которая не ограничивалась батальными сценами и бытовыми зарисовками.
В неё входит, наверное, самое известное его полотно это «Апофеоз войны», изображающее груду человеческих черепов в выжженной степи.
Апофеоз войны 1871 г.
Государственная Третьяковская галерея
Особым приёмом Верещагина были дополнительные подписи на рамах, представляющие собой едкие комментарии, являющиеся вторым названием и меняющие восприятие картины. На раме «Апофеоза войны» это было посвящение - «Посвящается всем великим завоевателям - прошедшим, настоящим и будущим».
Ещё одна яркая картина - «Смертельно раненный», на которой умирающий солдат пытается убежать от смерти на войне за чужую выжженную землю, под чужим палящим солнцем. Подпись на раме - «Ой убили, братцы! ..убили …ой смерть моя пришла!…».
Смертельно раненный. 1873 г. Государственная Третьяковская галерея
Весной 1874 года эта серия картин была представлена в Петербурге. В результате Верещагина обвинили в антипатриотизме и сочувствии к врагу. Лично ознакомившийся с полотнами Верещагина император Александр II, по официальной записи, «очень резко выразил своё неудовольствие», а будущий император Александр III сказал: «Всегдашние его тенденциозности противны национальному самолюбию и можно по ним заключить одно: либо Верещагин скотина, или совершенно помешанный человек».
Впрочем, талант художника отрицать не могли и уже через месяц Императорская академия художеств присвоила Верещагину звание профессора, от которого он отказался.
Узнав весной 1877 года о начале русско-турецкой войны, он тотчас же отправился в действующую армию и пережил все трудности компании, получил тяжёлое ранение и потерял брата. Под впечатлением Верещагин выпускает большую серию картин. На полотнах снова изображаются не только битвы, но и многочисленные раненые, замерзающие и убитые.
Выставка картин этой серии в Петербурге ещё до начала вызвала неудовольствие царской семьи и правительства. Будущий император (а в тот момент наследник) Александр III, выразил раздражение по поводу подписей к картинам, усмотрев в них «тенденциозности, противные национальному самолюбию». Например, на раме картины «Под Плевной», изображавшей Александра II со свитой, наблюдающего за ходом очередного штурма Плевны, было написано: «Царские именины».
Император Александр II под Плевной 30 августа 1877 г. 1878-1979 г.
Государственная Третьяковская галерея
Дело в том, что там изображена плохо подготовленная атака 30 августа 1877 года, приуроченная ко дню именин Александра II, чтобы «порадовать государя, подарить ему Плевну». Она стоила тяжелых потерь (русская армия потеряла 13 тысяч человек, а союзная румынская ещё три) и в ней погиб брат Верещагина, тело которого даже не нашли.
С той же горькой иронией был назван триптих о замерзающем на посту солдате - «На Шипке всё спокойно».
На Шипке всё спокойно
На картине «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой» изображающей триумф русского войска, передний план заполнен телами погибших.
Шипка-Шейново (Скобелев под Шипкой) до 1890 г.
Государственный Русский музей
А ещё одним выразительным полотном было «Побежденные. Панихида».
Побеждённые (Панихида). 1878-1879 г.
Государственная Третьяковская галерея
На ней «священник в сопровождении солдата, служащего ему дьячком, поет панихиду над целым полем русских трупов. Убитые, разложенные в порядке длинными рядами, выставили напоказ проколотые груди, размозженные черепа, ужасные зияющие раны на помертвелых членах. Они покоятся на равнине, превращенной в необъятную трупарню».
Верещагину было передано высочайшее указание - подписи к картинам снять и вообще лучше вначале показать полотна царю. На предложение сначала представить картины в Зимнем дворце художник передал: «Что касается показывания картин его величеству, то позвольте поблагодарить Вас за доброе желание: не видя возможности переносить мои картины во дворец, я принужден вовсе отказаться от этой чести».
А вот снять подписи Верещагина всё таки заставили. Василий Васильевич ответил через Исеева: «СНИМАЮ ПОДПИСИ, НО ПУСТЬ НА ДУШЕ ЕГО ВЫСОЧЕСТВА БУДЕТ ГРЕХ ТОГО, ЧТО ЛЮДИ, ПРОТЕСТУЮЩИЕ ПРОТИВ ЗОЛ ВОЙНЫ, ПРИРАВНИВАЮТСЯ К ОТРИЦАЮЩИМ ГОСУДАРСТВО».
Выставка открылась 24 февраля (но нам теперь эта дата памятна другим), и уже через день в газете «Новое время» последовал анонимный критический отзыв «Художник-сатирик». В этой заметке автор картин обвинялся в крайней тенденциозности, в таком изображении войны, которое отнимает у русского человека всякое «утешение».
Верещагин посчитал выпад «Нового времени» грубым поклепом, выразил свою точку зрения на войну. «Я представил обратную сторону русской войны, а не австрийской или английской, потому что эту войну довелось мне видеть, а ту нет».
Но в нападках на Верещагина «Новое время» осталось в одиночестве. Другие издания поддержали художника (оцените царскую цензуру по сравнению с современной). Газета «Голос» писала: «Перед нами полные неподдельного трагизма и бросающие в лихорадочную дрожь сцены этой беспримерной по числу человеческих жертв войны, сцены, глубоко западающие в душу своею неприкрытою и неподкрашенною правдою… Несмотря, однако, на то, что почтенный художник наш так часто останавливается на сценах войны, он может быть признан одним из самых красноречивых проповедников мира. Его залитые кровью, загроможденные целыми горами изуродованных и замерзших трупов картины в состоянии исцелить самых рьяных поборников боевой славы и ее победных лавров. Это - крики ужаса и протеста».
Писатель Василий Иванович Немирович-Данченко, наблюдавший Верещагина на войне, в очерке «Художник на боевом поле» писал:
«Когда я уже в Петербурге стоял перед полотном, изображавшим поросшее сухою травою поле с тысячами трупов изуродованных обнаженных солдат, я повторял про себя:
- Правда, великая правда!..»
Художник объездил практически весь мир и побывал на множестве войн, изображая их. Но война не переставала ужасать его. Он писал «В своих наблюдениях жизни во время моих разнообразных странствий по белу свету я был особенно поражён тем фактом, что даже в наше время люди убивают друг друга повсюду под всевозможными предлогами и всевозможными способами. Убийство гуртом всё ещё называется войною, а убийство отдельных личностей называется смертной казнью. Повсюду то же самое поклонение грубой силе и та же самая непоследовательность… и это совершается даже в христианских странах во имя того, чьё учение было основано на мире и любви. Факты эти, которые мне приходилось наблюдать во многих случаях, произвели сильное впечатление на мою душу; обдумав тщательно этот сюжет, я написал несколько картин войны и казней. Я взялся за разработку этих сюжетов далеко не в сентиментальном духе, так как мне самому случалось убивать в различных войнах немало бедных своих ближних…».
После атаки. Перевязочный пункт под Плевной. 1881 г.
Государственная Третьяковская галерея
Павший солдат. 1878 г.
Частное собрание
В турецкой покойницкой. 1881 г.
Николаевский художественный музей имени В. В. Верещагина (Николаев, Украина)
Дорога военнопленных (Дорога на Плевну). 1878-1879 г.
Бруклинский музей (Нью-Йорк, США)
Когда началась Русско-японская война, горячо переживавший Верещагин отправился в Порт-Артур. Там он и погиб на борту «Петропавловска» вместе с адмиралом Макаровым.
Смерть художника вызвала отклик даже в Японии. Писатель Кайдзан Накадзато опубликовал статью, в которой говорил, что Верещагин своим искусством, своей кистью старался убедить зрителей его картин, что война - самая ужасная, самая нелепая вещь на свете:
«Он хотел показать людям трагедию и глупость войны, и сам пал её жертвой».
Времена меняются, а война и её поклонники нет.
После участия в Туркестанских походах и путешествий по Средней Азии начинавший художник Верещагин создал прославившую его «Туркестанскую серию», которая не ограничивалась батальными сценами и бытовыми зарисовками.
В неё входит, наверное, самое известное его полотно это «Апофеоз войны», изображающее груду человеческих черепов в выжженной степи.
Апофеоз войны 1871 г.
Государственная Третьяковская галерея
Особым приёмом Верещагина были дополнительные подписи на рамах, представляющие собой едкие комментарии, являющиеся вторым названием и меняющие восприятие картины. На раме «Апофеоза войны» это было посвящение - «Посвящается всем великим завоевателям - прошедшим, настоящим и будущим».
Ещё одна яркая картина - «Смертельно раненный», на которой умирающий солдат пытается убежать от смерти на войне за чужую выжженную землю, под чужим палящим солнцем. Подпись на раме - «Ой убили, братцы! ..убили …ой смерть моя пришла!…».
Смертельно раненный. 1873 г. Государственная Третьяковская галерея
Весной 1874 года эта серия картин была представлена в Петербурге. В результате Верещагина обвинили в антипатриотизме и сочувствии к врагу. Лично ознакомившийся с полотнами Верещагина император Александр II, по официальной записи, «очень резко выразил своё неудовольствие», а будущий император Александр III сказал: «Всегдашние его тенденциозности противны национальному самолюбию и можно по ним заключить одно: либо Верещагин скотина, или совершенно помешанный человек».
Впрочем, талант художника отрицать не могли и уже через месяц Императорская академия художеств присвоила Верещагину звание профессора, от которого он отказался.
Узнав весной 1877 года о начале русско-турецкой войны, он тотчас же отправился в действующую армию и пережил все трудности компании, получил тяжёлое ранение и потерял брата. Под впечатлением Верещагин выпускает большую серию картин. На полотнах снова изображаются не только битвы, но и многочисленные раненые, замерзающие и убитые.
Выставка картин этой серии в Петербурге ещё до начала вызвала неудовольствие царской семьи и правительства. Будущий император (а в тот момент наследник) Александр III, выразил раздражение по поводу подписей к картинам, усмотрев в них «тенденциозности, противные национальному самолюбию». Например, на раме картины «Под Плевной», изображавшей Александра II со свитой, наблюдающего за ходом очередного штурма Плевны, было написано: «Царские именины».
Император Александр II под Плевной 30 августа 1877 г. 1878-1979 г.
Государственная Третьяковская галерея
Дело в том, что там изображена плохо подготовленная атака 30 августа 1877 года, приуроченная ко дню именин Александра II, чтобы «порадовать государя, подарить ему Плевну». Она стоила тяжелых потерь (русская армия потеряла 13 тысяч человек, а союзная румынская ещё три) и в ней погиб брат Верещагина, тело которого даже не нашли.
С той же горькой иронией был назван триптих о замерзающем на посту солдате - «На Шипке всё спокойно».
На Шипке всё спокойно
На картине «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой» изображающей триумф русского войска, передний план заполнен телами погибших.
Шипка-Шейново (Скобелев под Шипкой) до 1890 г.
Государственный Русский музей
А ещё одним выразительным полотном было «Побежденные. Панихида».
Побеждённые (Панихида). 1878-1879 г.
Государственная Третьяковская галерея
На ней «священник в сопровождении солдата, служащего ему дьячком, поет панихиду над целым полем русских трупов. Убитые, разложенные в порядке длинными рядами, выставили напоказ проколотые груди, размозженные черепа, ужасные зияющие раны на помертвелых членах. Они покоятся на равнине, превращенной в необъятную трупарню».
Верещагину было передано высочайшее указание - подписи к картинам снять и вообще лучше вначале показать полотна царю. На предложение сначала представить картины в Зимнем дворце художник передал: «Что касается показывания картин его величеству, то позвольте поблагодарить Вас за доброе желание: не видя возможности переносить мои картины во дворец, я принужден вовсе отказаться от этой чести».
А вот снять подписи Верещагина всё таки заставили. Василий Васильевич ответил через Исеева: «СНИМАЮ ПОДПИСИ, НО ПУСТЬ НА ДУШЕ ЕГО ВЫСОЧЕСТВА БУДЕТ ГРЕХ ТОГО, ЧТО ЛЮДИ, ПРОТЕСТУЮЩИЕ ПРОТИВ ЗОЛ ВОЙНЫ, ПРИРАВНИВАЮТСЯ К ОТРИЦАЮЩИМ ГОСУДАРСТВО».
Выставка открылась 24 февраля (но нам теперь эта дата памятна другим), и уже через день в газете «Новое время» последовал анонимный критический отзыв «Художник-сатирик». В этой заметке автор картин обвинялся в крайней тенденциозности, в таком изображении войны, которое отнимает у русского человека всякое «утешение».
Верещагин посчитал выпад «Нового времени» грубым поклепом, выразил свою точку зрения на войну. «Я представил обратную сторону русской войны, а не австрийской или английской, потому что эту войну довелось мне видеть, а ту нет».
Но в нападках на Верещагина «Новое время» осталось в одиночестве. Другие издания поддержали художника (оцените царскую цензуру по сравнению с современной). Газета «Голос» писала: «Перед нами полные неподдельного трагизма и бросающие в лихорадочную дрожь сцены этой беспримерной по числу человеческих жертв войны, сцены, глубоко западающие в душу своею неприкрытою и неподкрашенною правдою… Несмотря, однако, на то, что почтенный художник наш так часто останавливается на сценах войны, он может быть признан одним из самых красноречивых проповедников мира. Его залитые кровью, загроможденные целыми горами изуродованных и замерзших трупов картины в состоянии исцелить самых рьяных поборников боевой славы и ее победных лавров. Это - крики ужаса и протеста».
Писатель Василий Иванович Немирович-Данченко, наблюдавший Верещагина на войне, в очерке «Художник на боевом поле» писал:
«Когда я уже в Петербурге стоял перед полотном, изображавшим поросшее сухою травою поле с тысячами трупов изуродованных обнаженных солдат, я повторял про себя:
- Правда, великая правда!..»
Художник объездил практически весь мир и побывал на множестве войн, изображая их. Но война не переставала ужасать его. Он писал «В своих наблюдениях жизни во время моих разнообразных странствий по белу свету я был особенно поражён тем фактом, что даже в наше время люди убивают друг друга повсюду под всевозможными предлогами и всевозможными способами. Убийство гуртом всё ещё называется войною, а убийство отдельных личностей называется смертной казнью. Повсюду то же самое поклонение грубой силе и та же самая непоследовательность… и это совершается даже в христианских странах во имя того, чьё учение было основано на мире и любви. Факты эти, которые мне приходилось наблюдать во многих случаях, произвели сильное впечатление на мою душу; обдумав тщательно этот сюжет, я написал несколько картин войны и казней. Я взялся за разработку этих сюжетов далеко не в сентиментальном духе, так как мне самому случалось убивать в различных войнах немало бедных своих ближних…».
После атаки. Перевязочный пункт под Плевной. 1881 г.
Государственная Третьяковская галерея
Павший солдат. 1878 г.
Частное собрание
В турецкой покойницкой. 1881 г.
Николаевский художественный музей имени В. В. Верещагина (Николаев, Украина)
Дорога военнопленных (Дорога на Плевну). 1878-1879 г.
Бруклинский музей (Нью-Йорк, США)
Когда началась Русско-японская война, горячо переживавший Верещагин отправился в Порт-Артур. Там он и погиб на борту «Петропавловска» вместе с адмиралом Макаровым.
Смерть художника вызвала отклик даже в Японии. Писатель Кайдзан Накадзато опубликовал статью, в которой говорил, что Верещагин своим искусством, своей кистью старался убедить зрителей его картин, что война - самая ужасная, самая нелепая вещь на свете:
«Он хотел показать людям трагедию и глупость войны, и сам пал её жертвой».
Времена меняются, а война и её поклонники нет.