Вы заметили, что мы воспринимаем любое начальство, любую власть как "не своих"? Мы не можем сказать про тех, кто стоит над нами - "да он свой!". Я видел это на своей шкуре - и как кто-то, получив должность, постепенно отчуждается, суровеет лицом и в его голосе появляется металл. И как ко мне, когда я по воле судьбы вдруг попадал в небольшую локальную власть, вдруг внезапно менялось отношение.
Между "начальством" и "простыми людьми" в нашем обществе существует стена. И эту стену практически невозможно сломать. Начальник может быть дураком, он может быть вором, алкоголиком, прилюдно бухать у себя в кабинете с блядями - но он не станет "своим". Он все равно останется начальником в глазах остальных. Чужим. Он может как угодно низко пасть, но не сможет при этом пробить эту стену.
Мы внутренне подбираемся, когда он появляется и расслабляемся, когда уходит. Выдох, из загашников достается обратно чайник, печеньки, мы закидываем ногу на ногу и снова начинаем обсуждать урожай моркови и провальную серию Шерлока.
Все надзорники для нас чужие. Менты, гаишники, налоговики, и даже доктора.
Я тут думал, почему да как, и у меня появилась примерно вот такая гипотеза:
Это потому, что мы не допускаем, что "свой" может применять к нам абстрактное насилие. Т.е. насилие, вызванное не тем, что мы его чем-то обидели, не тем, что мы его оскорбляли, глумились над ним лично и т.п. а насилие, преследующее какую-то абстрактную и часто неактуальную в данный момент цель.
Да, знак "40" висит тут возможно не зря. Но мы все тут едем 70 или 80, все, абсолютно, потому что тут так удобно, так сложилось, и тут по другому ехать неоптимально. Цель штрафовать за это - весьма абстрактна и неактуальна здесь. Она имеет смысл для утверждения буквы закона, правила, которое опять таки, придумали не мы, а нам кто-то его навязал. "Свой", тот, который из тех, кто с нами, не стал бы к нами привязываться за нарушение этого ограничения. Зато он увидел бы у Васьки или Петьки неисправные тормоза и набил бы им за это рожу. А мы бы еще и помогли бы.
Те, кто применяют к нам абстрактное, неактуальное насилие - по определению чужие. Они переходят черту. Отец может отлупить сына - "за дело", но при этом не перестанет быть своим. Но если он станет насаждать порядки "как в Вест-Поинте", то резко пересечет границу "свой-чужой". Зачем? Зачем нам ходить строем? Дома? Ради абстрактного воспитания? И т.д.
Но абстрактные, неактуальные в данном конкретном контексте, но важные глобально цели - существуют. Те же самые правила ПДД - они не потому нужны, что являются истиной в последней инстанции. Они нужны, что бы хоть как то навести порядок на дорогах, по которым ездят водители, в своей массе не обладающие слишком высокими показателями IQ. Они слепы, эти правила, как и любой закон, и несовершенны, но они РЕШАЮТ определенные проблемы.
Разобраться ВО ВСЕХ проблемах досконально - просто нет таких ресурсов. Это в условиях общинно-родового строя, когда все были на виду, сразу было понятно кто украл и почему - то ли потому, что умирал от голода и по другому никак, то ли потому, что жаден и хочет нахапать. Сейчас нас много и никто не знает никого, а разобраться кто есть кто - физически не хватит ресурсов. Правда. Это так и есть. Это не потому что система слепа или жестока, а потому, что мы перестали жить организованными группами, живем кучей в городах, и не знаем даже соседей по лестничной клетке. Потому что мы слепы.
Поэтому возникает закон и правила, которые тоже слепы, поскольку само их существование вызвано проблемой слепоты, и применение которых часто неактуально и непропорционально. Несправделиво. И это - тоже факт, объективная реальность.
И эта проблема возникает каждый раз, когда в одном месте собирают кучу малознакомого народа. И она особенно остра, когда эту кучу надо организовать и отправить на войну с печенегами, например.
Кто-то должен осуществлять надзор и совершать неактуальное и непропорциональное насилие ради абстрактной цели.
СВОИ ЭТО СДЕЛАТЬ НЕ МОГУТ. Мы не наказываем своих ни за что.
И вот на горизонте возникают варяги. Как квинтэссенция понятия "чужой". Как "не свои", не находящиеся в иерархии семейных связей. Они могут пороть и сына и отца, и своего и чужого. И мы допускаем это, потому что они "чужие". Мы можем простить это "чужим". Своим не смогли бы.
Так и возник в коллективном подсознании этот барьер между властью и "своими". Он там, отлитый в граните. С титановой арматурой внутри и его хрен уберешь.
Но этот барьер актуален и важен только в существующей системе власти и управления. Системе власти военного времени, противостояния государств. Системе власти, которой надо быстро мобилизовать, обучить и организовать обширные некачественные (в смысле ее целей) ресурсы.
p/s/ начальник может пробить стену. Для этого он должен прилюдно сказать своему высшему руководству fuck the system, нассать в кампари, нажраться, упасть рядом с заводской проходной, и крыть матом идущих со смены рабочих. Тогда они набъют ему морду, поднимут, опохмелят, посмотрят сурово в глаза и решат - "А Петрович ниче так... вроде свой мужик".
Вот только теперь он будет ПО ЭТУ сторону барьера и дорога на другую сторону ему будет навсегда закрыта. И на любые попытки по-привычке применить абстрактное насилие он будет получать немедленный ответ в виде прямого с правой в голову.
pps
мы болезненно относимся к "стукачам" потому, что они, притворяясь своими, играют на стороне чужих. Вскрыв стукачество мы исключаем такого человека из круга "своих". Но он и не принадлежит к касте "чужих" по настоящему, те его используют. И раскрытый "стукач" становится изгоем.